Город растёт, и бетонные ткани
Множатся и горят,
Глотая плавленый гуталин.
Февраль, как многие говорят,
Испаряет в сердцах бензин.
Я наполняю челюсти ядом,
Но здесь
Неспокойно шипит мне мелодии рядом
Желейная жухлая взвесь.
Лица, оплавленные мониторами,
В растворах топят ошметки губ.
И ходят за мной коридорами
Призраки вымоченных халуп.
Я тоже здесь, я там, где любой ходил,
Соскальзывая каблуками по кадыкам.
Выводок жадно жуёт мармелад могил,
Наполни сосуды энергией, пока ты там.
Не отказывайся, ведь зола
Переклеит суставы источников.
Я выключу для тебя зеркала,
Выдерну нервы из позвоночника.
Хранимый бетонными джунглями
Этот омут прозрачен и юн.
И сигналят таксисты белыми углями
Детям потерянных дюн.
Ввинчивая окурки
В желейную взвесь полушарий,
В проулках вихрятся зелёные куртки,
Ферментируя серпентарий.
Аспиды плавили прутья вольеров,
Таять портретам на медных монетах,
Чёрные волны растаявших льдин
Накроют город дырявых грудин.
Ветром затянет веки
Отравленный сажей шёлк.
Жизнь как фильм,
Я не видел о чем он шёл.
Дым, восходящий с низов, плотен
Откликаюсь только на зов плоти.
Лучше быть узником подземелий,
Чем видеть небо в обрывках тканей.
Бездна сейчас свежа,
Ручьи обильно звенят от зелий.
Маме бы не понравилось,
Что я пью эту жизнь с ножа.
На улицах мор, и некрополь на карантине.
Я вижу бурлящий Раствор в огненном палантире.
Топливо, вены, бокалы, -
Накоплено много, но этого мало.
И, как одеяло из ларца,
Я вынимаю не лицо из омута,
А омут из лица.
Стекаю полоской ртути
В троакары подземок,
Нас не хило так крутит
В водовороте системы,
Где мы разбивались клубами дыма о стены.
Мне не играет роли эквилибр покорных.
Они не понимают,
Как переходит верлибр в аккорды,
Когда буквы ложатся в нужном порядке,
И крылья расправляются листами тетрадки.
Каждый день как бег по лезвию над пропастью,
Люди говорили доверять им, но не полностью,
И прежде чем себя обвешивать нашивками,
Сначала проведи работу над ошибками.
А чё,
Аспиды, правда, не промах.
И этот омут растает,
Как смех, как дым, как мираж,
На пустых перронах.