47. Министр и вор криминальная сказка

            
         Часть I.

Министр  дьявольски  хитер  -
На то он и министр, впрочем,
Политик,  стало  быть,  актер:
Он чистеньким как ангелочек
Являлся  миру  напоказ,
Тогда  как,  скрытая  от  глаз
(Есть чем стране гордиться!),
Жила  в  нем  низкая  душа
Предателя,  убийцы,
Развратника  и  торгаша.
Он - вор и душегуб в законе;
Другой, не столь успешный вор
(Масштаб, конечно, был не тот,
Не  те  в  упряжке  были  кони),
Открыто   предпочтя   позор,
Крал всё, что мог (кто не крадёт?).
Лишь где-то что-то пропадало,
Не  мудрствуя  тотчас  к  нему,
С порога в морду, чтобы мало
Не  показалось  -  и  в  тюрьму.
Тот  из  воров,  что  помоложе
(Все  воры  меж  собою  схожи),
Простой вор,  а не  вор-министр
(Спаси  нас  от  обоих  боже!),
Был  крут  и  на  решенья  быстр.
"Чем  зря  по  мелочам  мараться,  -
Прикинул, - не пора ль заняться
Серьезным  делом наконец
И  отхватить побольше  лишку  -
К примеру,  грабануть  дворец.
Пора,  уже  я  не  мальчишка.
Там  мне  достанет  золотишка -
Настал  уже  и  мой  черёд  -
Кутнуть с размахом месячишко,
Но,  может,  хватит  и  на  год.
Пожить с годок-другой солидно,
Чтоб  не  было  потом  обидно,
Что  жизнь  угробил  как  дурак;
Чтоб  кроме  воровства  и  драк
В  конце концов  не  оказалось,
Что мне из всех житейских благ
Одна тюрьма лишь и досталась".
Мысль  -  делу  всякому  начало,
Пусть  даже  дел  невпроворот,
Хоть в жизни часто так бывало:
Бездельник  чахнет  от  забот,
Пруд мыслей, дела нет как нет;
Дурак  -  наоборот:  сто  ног
Избегает  и  все  не  впрок.
Тут  ярко  выраженный  след
Бессилья  воли,  малодушия,
Ведущий  в  никуда,  в  тупик,
Точнее  вовсе  не  ведущий;
Там - скудоумья: каждый миг
Грозит обвалом спешных дел...
Очнулся  -  вроде  все  успел:
И  нос  свой  сунул  и  язык
Во  всё  и  руку  приложил
Ко всем делам; и то, что знал,
И  то,  чего не знал, - решил
За  всех  и  даже  за  себя;
Обставил всех, всех обскакал;
Всем навредил - и всем любя.
А то, что сделал всё не так,
Во  вред  да  наперекосяк,
До самой  лампочки  ему  -
Дурак  на  то  ведь  и  дурак.
Доверия  ж  нет  ни  тому,
Ни  этому:  один  зачах,
Погряз  в  болоте  размышлений;
Когда ни глянь, вопрос в глазах;
Второй,  не  знающий  сомнений
И  лени,  носится  без  толку,
Подобно  загнанному  волку.
При  виде  нити  Ариадны
Бездельник,  человек-вопрос
Пеняет: "Мне бы вход парадный!
А  нитка..."  Этот  перекос  -
Не  зло...  без  инициативы
Дурак,  куда  ни  шло,  терпим;
А  вот  когда  дурак  ретивый,
Поди, попробуй, сладь-ка с ним!
Ему  за  нитью  наклониться?  -
Он  слишком  увлечен  игрой,
Движением. "Что зря лениться?"  -
И  носится  сам  за  собой,
Сметая  всё  и  всех  с  пути...
Он... впрочем, что ещё сказать?  -
Все  ясно,  Господи,  прости:
Дурак  бездельнику  под стать.
Но  вор  -  совсем  другое  дело;
План,  разработанный  умело,
Был в жизнь немедля претворен
И  во  дворец  -  тому  от  роду
Семь сотен лет - прокрался он.
Живущим  в  хижинах,  народу
Дворец тот не в один миллион
Обходится.  Он  и  владельцу
(Сердца  и  у  министров  есть)
Пришелся неспроста по сердцу
И  отдан  был  на  счет  заслуг...
На  что  такой  слуга  народу?
Кому,  за  что  такая  честь?  -
И  сам  народ  и  всё  в  угоду,
На что ни кинет взгляд вокруг?
При том дворце без счёта слуг  -
Их  также  содержать  должна
За  счёт  народа  гос. казна.
Вор  в  жизни  повидал  немало:
По  жизни  мёрз  и  голодал;
Спать  приходилось  где  попало,
А  где  придётся  - и  не  знал.
 "За  что?  Вот  настоящий  вор,
А я – в отсидке! Ах, грабитель!
Тут пол страны. Ах, мародёр!
Отхапал  сукин  сын  обитель!
И я б не прочь.  Да где уж нам!?
Рабам  дают  жить  только,  чтобы
За  счёт  труда  их  и  утробы
Жилось  привольней  господам!
Вскричал вор. – Нас к плечу плечом
В оглобли!? Мы не вышли рылом!?»
Заслуги,  ум  тут  ни  при  чём…
По  тюрьмам  воры  и  могилам,
А  вот  дворцов  на  всех  воров
По  счастью,  нет  ли  -  не  хватает.
Но выход аж до безобразья прост:
Воров,  каким  недостаёт  дворцов,
Закон  по  тюрьмам  расселяет.
И  тянется  из  тюрем  длинный  хвост
К дворцам, из них обратно в тюрьмы.
Нам  это  и  противно,  и  приятно,
Что  нас  на  разные  наводит  думы,
Какие  думы,  думаю,  понятно:
Удел  воров  всех рангов - разрываться
На  части  меж  дворцами  и  тюрьмой,
А честных - в тщетных поисках метаться
Любви  и  Правды  с  нищенской  сумой.
Где  Бог  не  устоял  бы  сам,
Кто  устоит  от  искушенья?
Не вор - вне всякого сомненья.
Всё  золотом  сверкало  там,
А  что  ещё  ласкает  взор
Нежней, чем золото, тем паче
Когда  любуется  им  вор,
От  умиленья  чуть  не  плача?
И пол - не пол там, а картинки!
Вор  оробел  и  со  стыдом,
С  ног  скинув  грубые  ботинки,
Ступил  на  чудо  босиком...
Коснёмся  стен  и  потолков  -
Чтоб описать их, право слово,
Ещё  не  выдумано  слов
И  человека  нет  такого.
Вор  не  был  знатоком  картин;
Он, прямо скажем, был профан
В  искусствах  (и  не  он  один),
Ему  другой  талант  был  дан.
 "Ах,  сколько  женщин  и  какие!  -
Подумал.  -  Ах,  вы,  золотые!
Я  вас  отдам  всех  за  одну
Живую  -  глазом  не  моргну!"  -
И  мимо  -  то,  что  не  блестит,
Не  возбуждает  аппетит,
Который (вот соль преступленья!)
Лишь  рос  по  мере  насыщенья.
Не  просто  женщины  и  девы,
Мадамы  и  мадмуазели,
Они  -  бесценные  шедевры,
А в большинстве в живом их теле,
Они  -  картинки  без  души,
Что  продаются  за  гроши...
Картины трогать  вор  не  стал,
Всему  предпочитал  он  нал.
Он  тотчас  сейф  нашел  и  путь
В  минуты  считанные  быстро
Тот  сейф  бесшумно  отомкнуть.
 "Ну вот, теперь и я в министрах,
И  я  -  богач  на  зависть  всем.
Брильянты!  Золото!  Алмазы!
Валюта!  Выкупить  Эдем
У  Бога  хватит.  Всё,  до  хазы.
Сказал:  "Покончено  с  делами.
Теперь  уже  не  за  горами
И  девочки,  и  ресторан,
И  много  всякого  другого;
А  как  опустошу  карман,
Опять  я  друга  дорогого
Проведаю:  уж  раз  я  знаю
К  нему  дорогу,  почему
И не проведать? Представляю,
Как  будет  рад  он!  Одному
Есть  не  пристало,  не  годится.
Всеобщий  воровской  удел  -
Воруешь,  так  изволь  делиться".
Вор  руки  к  потолку  воздел,
Сошёл  с  ковра,  надел  ботинки,
Послал  Мадонне  на  картинке
Прощальный поцелуй - и в дверь...
Как  ветра  во  широком  поле
Ищи-свищи  его  теперь:
Свободней  ветра  вор  на  воле...
Напарник  в форме и при тачке
Принял мешок – и «лёг на дно»…
В  ажуре  всё,  всё  учтено –
Работали  мужи,  не  мальчики;
Не придерёшься: всё чин чином.
Вдруг, по неведомым причинам
(Судьбе без подлых каверз нудно,
А  у  неё  мы  не  в  чести) -
Сигнал  тревоги!  Все  пути
Вмиг перекрыли и сын блудной
Удачи-матери  попал
В  неслыханную  переделку  -
И  поделом:  ведь  не  безделку,
Не  там,  не  у  того  он  крал.
Такие  кражи  с  рук  не  сходят:
Власть перекрыла вмиг и входы,
И  выходы  –  на  то  и  власть,
Чтоб  нас  до  нитки  обобрав,
Не  дать  себя  нам  обокрасть:
Тот,  кто  имеет  больше  прав,
И прав; был брошен в «воронок»
Вор и отправлен в нём в тюрьму
На пытки, суд и новый срок…
Не  позавидуешь  ему.

Приют  извечный  воровской
(Блатная  воровская  братия)
Герою  распростёр  объятия  –
А  кто  он  там,  как  не  герой?

Там следователь без стесненья,
Как часто (всё не в первый раз),
Ему  чужие  преступленья
Без  канители  и  прикрас
Шил по живому: тать есть тать,
С  ним  церемонии  излишни,
На  нём  не  грех  и  зло  сорвать
На всех таких далеких ближних.
Там,  чтобы  гонор  поунять,
Ввели (там свой закон и суд)
Профилактический курс дубинала
Успокоительного;  ноги  жгут,
Ломают  пальцы… "Полегчало?
Мотор  сдаёт?  -  плеснув  водой,
Да не простой водой, а с солью
     (Глумятся  мастерски  и  вволю),  -
Ну,  как  ты  там,  еще  живой?
Да,  крепок,  -  молвят  и  сурово,  -
Ну  что  ж,  тогда  не  обессудь,
Сам  виноват;  придется  снова..." -
И чешут ржавой щеткой грудь...
Кто  за  чины  и  за  погоны,
А  кто  и  -  не  забавы  для  -
Во  имя  торжества  закона
Над преступленьем; у порока
Хитра  натура  и  жестока,
Её  бессмысленно  корить
И  человечество  решило:
"Лишь  силой  можно  усмирить
Порок!"  -  и  применило  силу.
Вновь  лазаретная  кровать,
Подруга  скорби  и  печалей,  -
Ему  и  к  ней  не  привыкать...
В желудке боли, боль в груди
И  эти  боли  лишь  крепчали,
А  то  ли  ждало  впереди?
Во снах являлись привиденья,
Обличья  палачей:  "Прими!
Прими  чужие  преступленья!  -
Нашёптывали,  -  Поуйми
Гордыню,  спесь  и  всё  такое,  -
Не  то  ведь  попросту  забьём
И больше мёртвому пришьём;
Нам  за  насилие  лихое –
На  то  и  воровской  приют -
Весьма   приплачивают  тут...
И  уж  тогда  не  отопрёшься,  -
Покойник  он  и  есть  покойник,  -
На  волю  снова  не  вернёшься,
А прямо угодишь в "отстойник";
В  богатый  не  залезешь  дом
Ни в одиночку, ни с дружками,
Не  похозяйничаешь  в  нём...
Мы знаем, мы из бывших сами...
Безродным псом подохнешь тут,
Как  многие,  забыт,  заброшен,  -
И  труп  твой  вороны  склюют.
Ты, корешок, сидишь в калоше,
Так  покорись.  Будь  похитрей,
Не  дай  себя  сломать,  забить -
И  хитростью  вернёшь  своей
Хоть и не сразу, может быть,
Всё  то,  чего  тебя  лишили
Насильно мы..." Всего нашили
Ему  «делов»  на  сто  томов.
В  прокуратуре  мастера
По  этой  части.  Был  готов
И  приговор.  В  суде  с  утра
Мрачнее туч сойдутся люди,
Зевоту  пряча,  пошумят
С пол дня для виду и осудят
Кого  хотят  и  как  хотят.
 "Сиди  и  искупай  позор!  -
Согласно  правилам  искусства,
Давя  слезу  в  порыве  чувства,
Напутствовал  прокурор.  -
Одумайся!  До  той  поры..."
"Я  знаю  правила  игры!  -
Вор встал. - Где воры судят вора,
Не  жди  добра  от  приговора!  -
Министру - С золота, гад, жрёшь,
Стал господином; шибко важный,
Своих  уже  не  признаешь.
Зажрался, сукин сын продажный!
Я  -  вор,  живу  тем,  что  украл,
И  от  судьбы  не  убегаю,
А  этот!?  Вот  где  криминал!
Кто  я  все  знают,  полагаю:
Я - вор  без  скидок  и  поправок
И  лучше  не  кажусь, чем  есть.
Вы  ж  все  и  палачи  вдобавок!
У  вас  нет  совести,  но  честь
Всегда  с  собой;  чтоб  доказать,
Что  вы  не  воры,  вы  честней,
Хоть с вором вы родных родней,
Готовы  вырвать  мне  глаза.
Гореть  за  это  вам  в  аду
И  не до смерти, а веками!
Не  в  этом  (этот  ад  для  нас,
Подвластных  вашему  суду),
А в том, что так далек сейчас
И близок - он висит над вами.
Я - вор, но я - вор без прикрас,
А  вы  подлее  в  сотни  раз!
Вы  миллионами  крадете,
Не  пачкая  при  этом  рук.
Вы  мягко  спите,  сладко  жрете;
Конечно, мелкий вор  -  не друг
Таким  акулам!  Всем  известно:
Вся правда вашей жизни  -  ложь,
Но  к  вам  статьи  не  подберешь,
Ведь  вы  же  сами  повсеместно
Всех  судите!"  Какой  кураж!
В  сердцах  ему  грозит  сурово
Правопорядка  верный  страж:
"Молчать! Я не давал вам слова!"
Легко сказать: "Молчать!" - язык
Не свяжешь за спиной, как руки.
Судья  рот  затыкать  привык;
В  весьма  мудреной  сей  науке
У  судей  есть  приоритет:
Сказал - закон! Но кто смолчит,
Когда  душа  кровоточит?
Вор!?  Вот  уж  этот  точно  нет,
Хоть  жизнь  не  раз  его  учила:
 "Держи  язык  на  поводке".
От блудных рук не столько было
Бед,  сколько  в  блудном  языке.
"Смотрите,  воры  судят  вора!
Министр,  судья  и  прокурор
Затеяли  такой  сыр-бор,
Что никакой Содом с Гоморрой
С ним не сравнится. Вот позор!
Закон  у  них  в  руках  что  кнут
Для  всякой  мелюзги  и  дряни,
А  для  самих  себя  он  -  пряник,
И  этот  их  народный  суд  -
Суд  для  народа,  то  есть  нас  -
Для них самих - всего лишь фарс.
Мы  все  здесь  это  понимаем".
В  министра  пальцем  тычет  вор
(Кто больший вор из них мы знаем)
И  тот  трусливо  прячет  взор:
"Здесь  нет  суда,  нет  прокурора
Для  настоящего  суда,
Чтоб  осудить  такого  вора!
Зато  здесь  судят  без  стыда
Голодного  за  корку  хлеба,
Которого  на  воровство
Нужда  толкает.  Видит  небо  -
Вот  правосудье  каково!"
Глагол  порхает  там  и  тут:
"Закрыть  суд!  Вывести  из  зала!"
"Вор  оскорбляет  власть  и  суд!"
"Такого  и  повесить  мало!"
Но  толки  разные  в  собранье:
"Он  прав!  Он  более  чем  прав!
Здесь чтут одни чины и званья!"
"Не  суд,  а  фарс!  Закон  поправ,
Здесь  чинят  личный  произвол!"
Короче,  в  зале  был  раскол.
Свист,  ругань,  гам,  переполох;
Уже  кричат:  "Пора  за  ружья!";
И  пенится  молва  досужая...
Судьи  жезл  -  и  судья  не  бог!  -
К  порядку  тщетно  призывал.
Но  было  всем  не  до  порядка
И, что вдвойне обидно, гадко, -
Насмешник-вор торжествовал.
Министр  поднялся:  "Сукин  сын!
Ты кто такой?! Да как ты смеешь?!
Я  честным  дожил до седин,
А  что  ты  в  этом  разумеешь?
Моя  душа  болит  за  всех!  -
(По залу прокатился смех). –
Сказал я правду: если б мог,
Не  будь  я  связан  положеньем,
Хоть это дом твой, без сомненья,
Тебя бы от тюрьмы сберёг,
Но  ты  уже  в  руках  закона,
А наш закон - не добрый дядя;
Закон карает непреклонно
Любого, ни на что не глядя –
Ни на родство, ни на заслуги.
Пред ним мы все равны в правах".
"Что  ж  вы, махровые ворюги,
Все на свободе? В чьих руках
Закон, не в ваших ли? Из чаши
Слепой  Фемиды  не  украсть
Зазорно вам; вам красть не ново:
Красть, если суд во власти вашей
Сам Бог велел - на то и власть.
Ваш  суд  осудит  образцово
В  моём  лице  всех  тех  воров,
Что  откровенно  посягнули
На  вас  и  ваше  -  жизнь  и  кров.
Для  нас  у  вас  тюрьма  и  пули,
А  для  себя  девиз:  "Не  кайся!
Пусть  у  других  рука  дрожит.
Богач  любой  суд  ублажит  -
Лишь  от  своих  не  отрекайся.
Всегда  найдутся  кто  помельче,
Кому  перекладут  на  плечи
И  преступления  и  срок".
Едва  договорить  он  смог,
Как кровь из горла захлестала
И  на  руках  его  из  зала
Пришлось  на  время  унести
Скорее  мёртвым,  чем  живым  -
Сам  он,  увы,  не  мог  идти...
Мне жаль его, хоть он святым,
Понятно,  не  был  и  отчасти
Что  заслужил,  то  и  имел;
И  всё  же  произволу  власти
Разумный  надобен  предел.
Мне  возразят:  "Так  не  бывает;
Коль  скоро  речь  о  том  зашла,
Министр  в  судах  не  выступает,
Не  так  его  ведут  дела,
А  тихо,  деликатно,  тайно;
И подсудимый лишним словом,
Какой бы ни был он отчаянный,
Не  бросится  в  суде  суровом;
И  все  дела  такого  рода,
А  их,  конечно  же,  немало,
Не  для  ушей  и  глаз  народа.
История  их  умолчала".
Я  знаю,  всё  у  нас  не  так:
Мы  сводим  сотни  разных  врак
В  одну  сомнительную  правду
Во  вред  себе,  во  вред  векам  -
И нет нам с этой правдой сладу.
Так  нам  и  надо  дуракам!
Я  часто  в  мелочах  неточен,
Где  этим  можно  оттенить
Суть,  главное...  и  даже  очень
Неточен, слишком, может быть...
Вор потерял в суде сознанье
(Запас  не  беспределен  сил);
Судья  немедля  огласил
Свой  приговор  и  заседанье
На  радостях  тотчас  закрыл.
Министр,  из  глаз  слезу  роняя,
"Жаль - молвил - мне его, бедняга:
Ни  отдыха,  ни  сна  не  зная,
Тружусь  я  для  его  же  блага,
А он!? О, боже! Тать есть тать:
Ни  вам  спасибо, ни  покоя!
Вор,  а  туда  же  -  оскорблять
Порядочных  людей  и  где?!
Ах  ты,  отрепье  воровское!
В тюрьму его...  там не в суде,
Там  образумят  дурака,
Там  уважать  заставят  суд,
А  нет  -  беда  невелика  -
Потерю  здесь  переживут.
Он  -  вор,  от  вора  не  убудет.
Никто  за  это  не  осудит
Нас ни в суде, ни во Вселенной...»
Министр  степенною  походкой
Из  зала  вышел;  как  из  плена
На волю вырвался; был кроткой
Печалью  в  зале  омрачён
Министра взгляд, но лишь из зала
На  свежий  воздух  вышел  он,
Как кровь в нём сразу же взыграла;
Он,  убедившись,  что  один,
Вскричал, взбешённый не на шутку:
"Иль  я  шучу?!  Нет,  погоди!
Уж  я  задам  тебе  ублюдку!
Вмиг  и  язык  укорочу,
И  руки  -  вместе  с  головой!
Как  брошу  в руки  палачу,
Вмиг  душу  выбьет  вон  из  тела!
Тягаться вздумал. С кем, со мной?!
Да  по  зубам  ли  это  дело
Тебе,  ничтожество?!  Нашёл
Кого  обворовать?!  Мы  скоро
Увидим,  кто  из  нас  орёл,
А  кто  осёл!  Мы  оба  воры  -
И  в  этом  твой  не  врал  язык:
Крадём  без  страха  и  укора
Все  и  у  всех.  И  тут  ты  прав.
Да  отдавать  я  не  привык!  -
Вот чем с твоим не схож мой нрав.
Ты - раб, ничтожество, я - власть,
А  это  не  одно  и  то  же:
Я  у  тебя  могу  украсть;
Ты  у  меня  украсть  не  можешь.
И  ты  мне  возместишь  убытки
С  лихвою:  и  своё  отдашь;
Отдашь  всё  до  последней  нитки  -
И  это  не  пустая  блажь,
Ведь  ты  не  выйдешь  из  тюрьмы,
Пока  не  сговоримся  мы.
Поймёшь все правильно, в награду
Возьму  к  себе  -  как  раз  таких,
Как  ты,  мерзавцев  мне  и  надо,
Иль  не  бывать  тебе  в  живых:
На  части  разберу,   упрячу,
Как в гроб, пожизненно в тюрьму.
Так,  только  так  и  не  иначе
Учу  я  дураков  уму.
Вор  вору  рознь: "Quod  licet  Jovi,  -
Как учат древние, - non bovi."     (1)
Не может с Богом бык сравниться".
Так  рассуждал  министр  здраво;
Тем часом, вырвался и мчится
Быстрее,  чем  дурная  слава,
За  ним  вдогонку,  весь  в   крови
Наш  вор  и крики  "Эй,  лови!"  -
За  ним  вослед.  Пока  из  зданья
Его  сносили  в  воронок,
Он,  по  пути  придя  в  сознанье,
С  носилок  спрыгнул.  Он  не  мог
В  том  пребывая  состоянье,
В  каком  он  был,  при  всех  его
Способностях, при всём желанье
По  сути  сделать  ничего;
Но  в  ярости  он  так  дрожал,
С  такою  силой  тряс  рукою,
Как  будто  молнии  метал,
И  сразу  с  целою  гурьбою
Министров  совладать  хотел...
Увы,  как  жалок  наш  удел:
Лишился  он  остатка  сил
И  злой  недуг  его  скосил
У  ног  дрожащего  министра...
Как ни бежал министр быстро,
Ему  б  от  вора  не  уйти...
Пускай министру Бог простит:
Едва  собою  овладев,
Он  с  силой  тело  пнул  ногой:
"Собака!  Хочешь,  чтобы  лев
Стоял  на  лапках  пред  тобой?!

Ты  грязью  был  и  грязью  стал.
Из  грязи  в  грязь  -  твоя  дорога.
Я  в  грязь  и  не  таких  топтал,
Втоптать тебя - хлопот немного".
И  снова  зашагал  степенно,
Кося  глаза  по   сторонам;
Не будь людей, он непременно,
Дрожащим  волю  дав  ногам,
Пустился  б  наутёк,  но  всюду,
Куда  бы  он  ни  кинул  взгляд,
Толпились  люди.  "Дело  худо,
Здесь  смерти  все  моей  хотят!"
Он  в  их  глазах  читал  укор
Красноречивее  угрозы:
 "Жаль  не  догнал  министра  вор!
Ох, жаль!" - в глазах стояли слёзы.
И  страх  закрался  в  душу  труса
(Его  бравада,  честность  -  позы),
Больней змеиного укуса
Ужалил  голос:  "Не  уйдешь!" -
И  злобный  ропот,  и  галдёж...

         Часть  II.
Кося  глаза,  он  сел  в  машину.
«Проклятье  всем!  Скорее  к  ней
Вези  меня!  Что  рот  разинул?"
"Вы  уж  извольте  поясней.  -
Шофер  зевнул.  -  К  жене  домой?
К  любовнице?  Так  вы  сначала
Хоть  намекнули  бы  к  какой:
Их,  чёрт  возьми  их  всех,  немало!
Чей день сегодня?" "Что за вздор!?  -
Министр  чертыхнулся  злобно,  -
Все,  даже  личный  мой  шофёр!?...
К  кому  мне  ехать,  как  не  к  ней  -
К неповторимой, к бесподобной,
К после... к единственной моей!"

Любовнице  тринадцать  лет,
Что  ей  нисколько  не  мешало
(А это - возраст всех Джульетт)
Любиться с кем и как попало,
И  (вот  венец  её  побед!)
Достичь  подобного  финала,
Да  и  министра  не  смущало
(С его-то властью и правами!).
Ей  красотою  равных  нет;
То,  что  она  -  дитя  годами,
То, что сожительствовать с ней
Преступно, только подогрело
В  нём  интерес.  Ему  видней,
Не мы, а он ведь неподсуден.
А  говорят,  ум  кормит  тело...
Чего  ни  выдумают  люди?!
С наивной детскостью в глазах
Как  эта  птичка  залетела
Так высоко - в постель министра?
Как очутилась в небесах?
Осознавала  ль  степень  риска
Того, что так взлетела быстро,
И что, взлетев, так пала низко?
"Приехал!  Ах,  как  я  ждала!
Я  вся  горю  от  нетерпения!"
Но  что  с  тобою?  Как  дела?
Да  ты  бледнее  привидения!
Он вспомнил страшные угрозы,
Злорадное: "Жаль, не догнал!…" -
И  простонал,  глотая  слёзы
(От  слёз  и  в  голосе  металл
Размяк и сник): "Меня хотели
Убить сегодня!" "Боже ж мой!
Убить тебя!? Как, в самом деле!?
Ну и шутник! Но ты ж живой?!
Убить  тебя!?  А  как  же  я!?
На  что  мне  этот  мир  пустой!?
Что  без  тебя  мне  жизнь  моя?!  -
Взрыдала  лицемерка,  в  муке
Невыразимой,  нестерпимой
Картинно  заломила  руки
И  кинулась  ему  на  грудь.  -
С  тобою  все  тревоги  мимо,
А  без  тебя  мне  не  уснуть!
Всю  ночь,  предчувствуя  беду,
Металась  я,  стонала,  выла;
Всю ночь... и вот... я  как в бреду...
Какая-то  слепая  сила
Меня  влечёт  к  тебе,  старик...
Что  если  ты  умрёшь,  любя,  -
И  как  мой  не  отсох  язык,
Сказав  такое!?  -  как  тебя
Переживу  я  хоть  на  час?
Уж  если  нас,  мой  фараон,
Бессилен  разлучить  закон,
Смерть разлучить не в силах нас.
Мне  всё  равно:  рай  или  ад,
Но  мы  войдём  туда  вдвоём –
Иль пусть тогда меня живьём
Как ведьму на костре спалят». 
Знай цену преданности женщин! -
У  нас  на  всё  своя  цена.
За  то,   что  понят  и  утешен,
Он  подарил  ей  бриллиант  -
Им  счёт  утратила  она.
Она  (вот  истинный  талант!)
В плач пуще прежнего; крик, вой:
"Неужто  ты  ещё  живой?"
Рукой  ощупала  дрожащей:
"Да  ты  ли  это,  настоящий?"
Всю  ночь  проплакала  она,
Как ни одна над мёртвым мужем
Ещё  не  плакала  жена
(Так, будто он и вправду нужен).
Ни серьги, ни колье, ни брошь,
Ничто  не  унимало  дрожь.
 "Ах,  я  от  страха  чуть  живая!"
Ложь,  что  не  изобличена  –
Не  просто  правда,  а  святая.
Из-за  проделок  интриганки
Вторую  ночь  им  не  до  сна
И  головы  как  после  пьянки;
Лишь  перед  третьею  она,
Когда  лить  слёзы  надоело,
"Что,  собственно,  произошло?  -
Решила,  -  Я  ли  овдовела?
Мы  целы,  всем  врагам  назло
Ты жив; ты сильный и везучий,
Лишь испытать хотел нас случай.
Так  значит  не  о  чем  тужить;
Сегодня  я  хочу  забыться,
Как  никогда  хочу  любить!"
Невинной кошечкой тигрица
К нему взобралась на колени
И,  пряча  когти  и  клыки,
Шепча игриво: "Ты - мой гений,
Все  остальные  -  дураки!"  -
Любовно  седину  ласкала,
Да  дым  колечками  пускала.
"Единственный навеки! Милый,
Мой  ненаглядный  старичок,
В  тебе  ещё  так  много  силы,
И  так  она  меня  влечёт,
Что  и  любовник  молодой  -
Старик  в  сравнении  с  тобой!"

Но  по  годам  ли  блажь  такая
Её  любовнику?  Он  глаз
Подряд  три  ночи  не  смыкая,
Уж  слов  не  разбирая,  тряс
Послушно  головой  седою,
Не  понимал,  что  говорил,
И,  путая  питьё  с  едою,
Всё только что-то ей дарил...
Чем  менее  мужчина  жарок
(Чем  менее  мужчина  он),
Тем должен быть ценней подарок -
Такой в любви царит закон
Ab ovo, со времён преданий.    (2)
И  каждый  новый  ценный  дар
Сильней всех чар и всех стараний
В  ней  распалял  любовный  жар.

Восторги  к  ласкам  старика,
Хоть  ей  мерзка  его  рука,
Как скорбь красотки об уроде,
Пятно на ней, но деньги - власть
Чарующее  всех  рапсодий,
И  как  тут  женщине  не  пасть?

Богатство  -  суть  всего  земного,
С  былинных  и   до наших  дней
Людей  стремленья  рокового.
С  ним  легче  жить  и  веселей.
Не  станет  сторожить  охрана
Честь девушки и в том, что рано,
В  том,  что  насильно  введена
В  роль  женщин  тяжкую  она,
Не  видят  ничего  дурного.
Пожизненны  лишь  дураки,
А  срок  девичества  любого
С нелёгкой чьей-нибудь руки
Так  или  иначе  пройдёт,
И рано, поздно ли, в свой срок
Как  домик  карточный  падёт,
Едва   взойдет  кто  на  порог,
Любая  святость  и  гордыня.
Богатство  же  -  вот  постамент,
Извечная как мир твердыня,
Что на себе выносит  мир;
Рычаг,  которым  Архимед
Грозился  мир  перевернуть.
С ним что ни день Лукуллов пир,
А  без  него  не  продохнуть.
Давно  для  нас  уж  не  секрет
(В  секретах  мы  поднаторели,
Они  у  каждой  есть  постели):
Хотя  в  любви  приоритет
Навек  дан  силе  и  отваге,
Но  сила,  молодость,  увы,  -
Неисправимые  бродяги,
Хотя  и  не  без  головы;
В  карманах  их  нет  и  гроша,
Тогда как, скажем откровенно,
Рабыня  -  женская  душа
Затейлива  и  прихотлива:
Подай ей то, что совершенно  -
Что  дорого  иль  хоть  красиво...
И  вот,  чтоб  ублажить  себя,
В  чем  женщина  преуспевает
(Всю  жизнь  она  всех  ублажает),
Чтя  силу,  молодость  любя,
Она  за  стариком  богатым
Бежит, забыв и страх, и стыд,
Не чахнуть, но цвести над златом.
При  этом  ею  не  забыт
Лишающий  во  сне  покоя
Иной любовник - жаркий, пылкий...
И  часто  женщины  подстилкой
(Их грех, проклятье вековое)
Двум  ложам  служат  наравне
И  третье  видят в сладком сне:
То  ложе,  обладатель  чей
Сильней,  красивей  молодых,
Щедрее  старых  богачей.
Но  где  же  им  сыскать   таких?
Так  годы  долгие  снедает
Тоска  их;  им  надоедает
И  немощный  богач  седой,
И  бедный  скряга  молодой.
Одних  противно  им  любить,
Противно  свыше  всякой  меры,
В нужде с другими дни влачить.
И  те,  и  эти  кавалеры
Не в радость, словом, дамам их.
Но  где  же  им  сыскать  такого
Среди  поклонников  своих,
Чтоб  от  того  и  от  другого
Все  лучшее  он  перенял?
Такой  мужчина  б  не  пенял
На  то,  что  женщины  неверны
  (Но  будет  ли  он  верен  сам?).
Его  достоинства  б  наверно
Их  отвратили  от  измен
(Я  и  гроша  за  то  не  дам!).
Искать  не  стали  б  перемен
Они, а, впрочем, кто их знает?
Мы  обольщаемся,  что  знаем.
Им  быстро  всё  надоедает
И  сами  мы  надоедаем;
Их  жажда  новых  ощущений,
Извечный  постоянства  враг,
На  путь  толкает  извращений  -
И  редкая  себя  блюдёт,
И  редкий  верит  ей  дурак.
Пусть  подозренье  не  падёт
На  головы  невинных;  пусть
Невинности  слеза  напрасно
Отравою   не  льётся;  грусть,
Та, что бывает и прекрасной,
Груди  не  точит;  и  за  стыд
Чужой пусть сердце не болит.
Будь  женщина  умнее  черта,
Умна  не  меньше,  чем  хитра,
Умнее,  чем  мужчин  когорта
(Их  развенчать  давно  пора!),
Строптива  или  же  смирна,
Как  дрессированная  лошадь, -
Всего  лишь  женщина  она
(Быть женщиной - такая ноша!)
И всё, чем занята - в судьбе
Найти  хозяина  себе.
А  вор  был  молод  и  являл
Во всей красе и лживой сути
Красоток  блудных  идеал.
Такой  любую  вмиг  окрутит.
Он  -  знамя  их,  их "bonus fons".   (3)
Что  это  значит?  То  и  значит:
Не  прихлебатель,  не  Альфонс,
А  ветрогон  и  дон  Жуан;
Он денег, чувств своих не прячет;
Богатый,  щедрый  как  султан,
Сулит  он  все  блаженства  рая
 (Он в этом женщинам под стать),
С  ним  будет  счастлива  любая.
Любая  рада  всё  отдать
Ему  -  любовнику  и  другу.
К  чему  весь  этот  разговор,
Влекущий  в  никуда  по  кругу,  -
Читатель  спросит,  -  если  вор
Сидит в тюрьме, где сгинет он,
Коль в лапы угодил министра,
Как  предписал  ему  закон?
Но дело в том, что наш герой
(Созданье не без божьей искры)
Смиряться не привык с судьбой.
Вор был в большом авторитете
Среди  собратьев.  В  их  среде
Авторитет  -  Бог;  люди  эти
Отчаянны,  не  то,  что  мы;
Они  не  предают  в  беде,
Когда особой нет нужды –
А то ведь долго ль до беды?!
С их помощью вор из тюрьмы
Под  носом  палачей  народа,
На  строгий  несмотря  надзор,
Сбежал,  не  отсидев  и  года.
Ну  что  же,  вор  на  то  и  вор.
Чтоб  не  болела  голова,
И  не  тянулся  хвост  за  ним
(Уловка  эта  не  нова)  -
Расстался с именем своим;
Оделся  как  английский  лорд:
Перчатки, шляпа, трость в руках  -
Кто скажет, что он "зэк" в бегах?
В  зубах  сигара;  скачки,  корт,
Бильярд,  театр...  для  чего?
Но  это  же  элементарно:
Найти  врага,  убить  его.
Но  выследив  министра,  вмиг
Вор  -  человек  он  не  бездарный  -
Любовной  страсти  смысл  постиг
И  понял  сразу,  что  она  -
Страсть  тайная  сильнее  явной  -
Дать  власть  над  ним  ему  должна.
"Есть  смерть  похуже  ста  смертей,
Достойная  потехи  славной,  -
Над  ним  смеяться  вместе  с  ней!"
Не зря твердят: "Cherchez la femme",  (4)
Не  зря  с  усмешкой  поучают:
"Читайте  женщин  по  глазам!"
Так  душу  женскую  читают.
Вор вычитал в них очень быстро
(Он  по  глазам  читать  мастак):
Душа  любовницы  министра
(Есть  женщина,  не  нужен  враг)
К  сопротивленью  не  склонна,
Напротив,  будет  рада  сдаться.
И  в  подтверждение  она
Признала в нём без лишних слов,
Быстрей, чем надо, может статься,
Героя  сокровенных  снов,
Хозяина.  Сей  сердцеед,
А  сердцеед  он  был  заядлый,
Был  в  одержании  побед
Над  женскими  сердцами  ловок,  -
Хотя  в  любви  победой  вряд  ли
Уместно  величать  победу.

Очаровательных  плутовок,
По  ложному  идущих  следу,
Пленяет  молодая  стать.
Для  легкомысленных  головок,
Чтоб  жертвами  обмана  стать,
Иных  не  надобно  уловок;
Богатый вид и дерзкий взгляд
Всё  и  без  слов  им  говорят.
Они нас любят не за слово,
Им наше слово - не указ.
Где бедных, честных ждёт отказ,
Вор  не  уходит  без  улова.
Кто молод, щедр, на всё готов,
Сам  превращается  в  улов.

Едва  их  связь  осуществилась,
Как  всякая  другая  связь,
Звезда  министра  закатилась
И  нить  судьбы  оборвалась...
Министр, узнав, что вор сбежал,
Был страшно взбешен и напуган;
Всех  сторожей  пересажал,
И всем изрядно всыпал слугам;
Тройной  охраной  окружил
И  свой  рабочий  кабинет,
И все дворцы, в которых жил
  (В любви к себе излишеств нет) -
И  лишь  к  любовнице  входил
Один,  как  прежде,  без  охраны;
Хоть был труслив и недоверчив,
Ей доверял он, как ни странны
И  как  ни  безрассудны  речи
Об  их  доверии  друг  другу;
И  тем  сильней  к  себе  дарами
Привязывал,  что  за  услугу
Умел платить и знал всю силу
Их чар над женскими сердцами.
Скупал  он  женские  сердца…
Образчик мудрости! Помилуй
Нас  от  такого  мудреца!
С  отроческих  до  зрелых  лет,
При  языке  острее  жала,
Как жизнь не раз уж убеждала,
Над сердцем полной власти нет
Ни  у  людей,  ни  у  закона,
Ни  даже  -  чёрт  их  побери!  -
Ни  у  любви,  ни  у  притона.

Давя  людишек  как  угри,
Министр-пройдоха не предвидел,
Он  мысли  допустить  не  мог,
Что  вор  переступил  порог
Сокрытой  тайной  цитадели
И  прячется  не  где-нибудь,
А  в  собственной  его  постели,
У  той,  кому  открыл  он  грудь.
Совсем  из  виду  упустил
Пройдоха, но при этом дурень,
Что  вор  в  его  дворцы  входил
И  даже  убегал  из  тюрем.
Нет,  он  её  не  оскорбил.
"Зачем  меня  ей  предавать?
Отказа  ведь  ни  в  чём  не  знает.
Должна  ведь  тоже  понимать:
Предаст  -  всё  сразу  потеряет".
Должна...  Она  и  понимала,
Но  больше,  чем  министр  хотел,  -
И  втайне  вора  принимала.
"Вот  кто мне нужен! Как он смел!
Как ловок! Вот, кто мне  поможет
Избавиться  от  старика
Так,  чтобы  всё,  что  подороже,
Чем сам старик, прибрать к рукам".

Вот  вам  и  фея!  В  каждой  сказке
Есть  фея, там, где ей  с  руки,
С  тем,  чтоб  пошить  вас  в  дураки,
Наивно строящая  глазки,
Чтоб вдруг однажды из-под маски
Внезапно  обнажить  клыки.
"Ему  не  сговориться  с  ней!  -
Упрямо  он  цедил  сквозь  зубы.  -
Она  бы  всё  открыла  мне.
Мы  с  ней  соединили  судьбы
Шутя  ли?  Это  не  смешно:
Она  обязана  вдвойне
Мне всем! Она так нежно любит!
Чтоб  мог  о  ней  проведать  вор  -
Немыслимо!  Чтоб  он  за  мной
Следить  осмеливался!?  -  Вздор!
Десятки,  сотни  глаз  повсюду
За  мной  следят  со  всех  сторон,
Чтоб,  только  появился он,
Накрыть  его.  Нет,  я  не  буду,
Не  должен  прятаться.  Кого
Бояться  мне?  Как  раз  сейчас,
Как  никогда,  он  сам  всего
Бояться  должен  и  от  глаз
Моих как можно быть подальше,
Конечно,  если  он  найдёт
Такое  место  в  общей  нашей
Стране  и  в  целом  мире.  Чёрт!
Мне  надо  было  не  держать
Его  в  тюрьме,  а  может  быть,
Побег  устроить;  дать  сбежать
И  незаметно  проследить.
Ах,  я  осёл!  Какой  осёл!
И  как  я  не  подумал  сразу?
Он  уж  давно  б  меня  привёл
К  себе  на  воровскую  хазу,
К  сокровищам.  А  вот  теперь  -
Старею.  Жалкий  я  дурак!  -
Поди  узнай  где  этот  зверь
И  что  замыслил.  Всё  не  так.
Но  нет.  Ещё  не  вечер.  Хватит
Казнить  себя  по  мелочам!
Пусть девок по кустам брюхатит
И  с  ними  вместе  пухнет  сам;
Пусть  окунается  в  запой
До  помутнения  рассудка
На  радостях,  что  он  живой,
Что  на  свободе  -  будет  шутка
Забавней  только.  Всё  равно,
Он  -  мой!  Тут  все  предрешено:
Не  может  воровской  удачи
Бескрылая  тягаться  кляча
С  удачи  сказочным  конём
Министра!  Он  и  днём  с  огнём
Не  сыщет  места,  где  укрыться:
Натасканные  псы,  убийцы
Идут  по  следу;  день-другой,
В  поту  кровавом  и  слезах
Он  будет,  мертвый  ли  живой,
Мой!  У  меня  везде  глаза:
За  мной  следят  со  всех   сторон,
Чтоб  тотчас  же  его  схватить,
Едва  объявится...  но  он...
Нет,  лучше  сразу  же  убить,
Раз  и  тюремные  запоры
Доступны  для  отмычек  вора".
Когда  бы  вор  в  бега  подался
По злачным  и  блатным  местам,
Он непременно  бы  попался.
Но внешне  изменившись  сам,
Он также  изменил  повадки  -
Он стал  другим:  он  не  роптал
На  Бога  и  его  порядки  -
Он  попросту  им  подыграл.
Ирония  судьбы!  Жестока
Тысяче-окая!  Как  раз
Там,  где  всевидящее  око,
Там, где был нужен глаз да глаз,
По  сути  не  было  надзора  -
И сам министр всесильный стал
Добычей  беглеца  и  вора.
Охотник  превратился  в  дичь
И  поражён  был  наповал.
Ах, сколько их, подобных притч,
Твердящих:  "Женщине не верь! -
Лишь  за  тобой  закроет  дверь,
Другому  отворит  окно",  -
Но  мы  ей  верим  все  равно:
Уверены,  что  нас  самих  -
Хотя чем, собственно, мы лучше? -
Нельзя  дурачить  как  других.
И  хоть  порой  глядим  сурово,
Чернее  самой  мрачной  тучи,
Ей  рады  верить  с  полу-слова
И  верим  -  чёрт  её  возьми!  -
Не  меньше,  чем  себе  самим,
А  то  и  больше.  Это  скверно,
Сквернее  и  не  может  быть.
Мы  чересчур  уж  легковерно
Себя  вверяем  ей,  считая,
Что  невозможно  не  любить
Нас в нас  лишь  ради  нас  самих,
Что  для  неё  мы  -  всё.  Какая
Чушь! Любят лишь себя в других,
Своё  отображенье.  Всё!?
Что  за  нелепая  бравада?
Хоть  что-то  б  значить  для  неё!
Но  что ей стоит,  если  надо,
Шепнуть, что ей без нас не жить,
Что жизнь пуста? - и этой фальши,
Циничной  откровенной  лжи
Хвалёные  мужские  наши
Умы  внимают  с  отупеньем,
Вполне  достойным  мудрецов.
Лекарством служит нам прозренье,
Но  и  оно  в  конце концов
Нисколько  нас  не  просветляет.
Скорее  уж  наоборот:
Боль  новых  ран  всё  заглушает
И  старым  мы  теряем  счёт,
И  словно  не  было  тех  ран.
Обманом  лечим  мы  обман.

А  кто  из  нас  не  попадает
В  объятьях  женщин,  что  сулят
Блаженства  рая  -  в  сущий  ад,
Такой,  что  хуже  не  бывает!?
Вернёмся  к  нашим  молодым:
Вор свел знакомство с юной кралей
И  взял  её;  и  был  любим,
Как  многие  и  не  мечтали.
"Ты  так  прелестна, - он сказал ей, -
И не моя?! Как дальше жить?
И  я  хочу  себе  такую.
Чем эту милость заслужить?"
"Не   выразить,  как  я  тоскую
Без рук и ласк твоих, мой свет. –
Прелестница  ему  в  ответ.  –
Чем доставаться старику, я
Твоей почту за счастье быть
Сейчас и сто ближайших лет!"
Поток  таких   признаний  крыть,
Пожалуй,  нечем;  и  они
В порыве сладострастном слились,
Что  быстро  сократило  дни
Министра; сердце, правда, билось,
Но  лучше  сразу  бы  оно
В  тот  самый  миг  остановилось,
Пока  он,  Бог,  не  пал  на  дно
С  высот  заоблачных.  Итак,
Судьба  министра,  а  она
Не  то  чтоб  на  год  -  и  на  шаг
Была  теперь  предрешена,
Покажется  ли  нам  случайной?
То,  что  сокрыто  было  тайной
И  от  детей,  и  от  жены,
Для  всей  обманутой  страны
Предстало  явью.  Ясно  стало:
Вчерашний  Бог  попал  в  опалу.
Поскольку  вор  не  промах  был,
Он,  обернув  все  прецеденты
Себе  на  пользу,  отхватил
Приличнейшие  дивиденды...
Что  проку  от  чинов  и  званий,
Богатств  несметных  и  даров,
Врачей,  охраны,  поваров,
От  всех  его  пустых  стараний,
Когда  ей  -  кто  б  подумать  мог?!  -
И  первый   проходимец  -  Бог,
Неважно  кто:  урод,  пригожий,
Годами  старше  иль  моложе,
С  ним  рядом  гений  или  тля?!
Наверно,  не  без  основанья
Всем  шансы  равные  земля,
Мать  сущего  и  мирозданья,
Даёт, кого  родит  из  чрева,
Неважно  в  муках  или  без,
И  носит  на  себе  без  гнева,
И  превозносит  до  небес;
А  все  различия  веками
(В них смысла нет, один расчёт -
И  их  творец  не  признает)
Изобретали  люди  сами.
Изобрели  себе  в  забаву
Не  только  женский  силуэт
И  прелести,  которых  нет;
Не только жизни смысл и славу;
Цветную  ширму  для  алькова,
Раскрашенного  напоказ,
Внутри  ж  бесцветного,  пустого,
Как, впрочем, большинство из нас.
Изобрели  Христа,  Аллаха
Не  ради  веры  вовсе,  но
Для  поклонения  и  страха...
А  также...  также  заодно,
Все  спутав  таинства  природы,
Прозвали  юность  процветаньем,
А  старые,  седые  годы  -
Агонией  и  увяданьем;
Пороки  нарекли  уродством,
Хоть  суть  уродства  -  не  порок,
Хоть  и  в  пороке  есть  свой  прок;
Поступок честный - благородством,
Хоть  благородство  чаще  льстит,
Чем сам порок с уродством вместе,
И  честно  разве  что  на  вид.
Так  целомудрие  в  невесте
Саму  невесту  тяготит,
А  целомудренной  быть  надо;
Смеются над святым, над дурой,
Что  дурости  своей  не  рада,
И  над  горбатою  фигурой...
Чего  же  стоят  все  понятья,
Которым  уж  потерян  счёт,  -
Так  быстро  их  число  растёт?
Любовь  и  женские  объятья?
Всё, чем мы в жизни дорожим
Не меньше жизни, чаще больше?
За  чем  и  от  чего  бежим,
Считая  то  ничтожной ношей,
То  драгоценностью  души?
Всё  -  заблужденье  и  обман
(Но  отрекаться  не  спеши),
А  правда  -  утренний  туман
И  кроме  символа  пустого,
Хоть и не всякий символ пуст,
От  прозы  жизни  и  до  чувств
Поэзии  нет  в  нас  святого.
Но  если  доблесть  и  порок,
Различья  наций  и  вражда
Христа  с  Аллахом  -  ерунда,
Условности,  какой с них прок?
Природа ж нам жестоко мстит
За  извращения  природы
И  умеряет  аппетит,
За  днём  день  урезая  годы,
Ведя нас к пагубе, к крушенью
Всех  скопом  и  по  одному...
И месть достойна измышленья.
Не  увернуться  никому
От  краха  жизни  и  иллюзий...
С  рожденья  мы  обречены
И  я  твержу  подруге  Музе
В большом секрете от жены:
"Прими  в  тенеты  небытья
Покинувшего  жизнь  и  мир,
Как  в  этом  жутком  мире  я  -
О, мой божественный кумир! -
Тебя,  забитую  до  слёз,
Принял в мир вымысла и грёз
Вдали  от  шумной  суеты
И  многословной  пустоты...
Не  отрекись,  когда  сойду
Во  мрак; в  раю  или  в  аду
Не предавай, как люди злые
Друг  друга  предают;  они
На  то  и  люди:  им  пустые
Заботы  сокращают  дни".
Министр-предатель  заслужил,
Согласно  логике  закона,
Чтоб сам он также предан был  -
И  скорбь  его  была  бездонной;
Вполне заслуженно с ним вкупе
Его  другая  ипостась
Министр-торгаш был перекуплен -
И пал он с трона мордой в грязь.
В  таком  тщеславье  полу-трупа,
Решившего,  что  юность  тупо
Себя  отдаст  ему  навек  -
Грех  искупленья.  Разве  может
Вполне  разумный  человек
Так  заблуждаться?  Но  он  тоже
Дань  отдаёт  своей  природе.
Стараньями  воображенья
С  души  возделанных  угодий
Он  собирает  наважденья.
Что  возомнил,  то  он  и  зрит.
Любовницы  наивный  вид
Министра  волю  усыпил.
Так сам торговец куплен был.
Где юность в раж и искушенье
Вгоняет  старость,  подозренья
Бессильны  против  лести,  чар  -
Их  душит  старческий  угар,
Последний всплеск, волна эмоций,
Девятый  вал;  и  меркнет  Солнце,
И  не  мила  жизнь  старику;
И  страсти  бешено  влекут
Его  за  призраками  вслед,
И  он  ныряет  в  лоно  бед
За  счастьем.  Жемчуга  ловец
Предвидеть собственный конец,
Кто  что  ни  говори,  не  властен.
Не  видит  он  акульей  пасти!
Он  видит  счастья  миражи,
Ныряя в пасть - то отблеск лжи.
В  том  лоне  бед  он  захлебнётся.
Несчастьем  счастье  обернётся.
Он  слишком  дорогой  ценой
Самообман  окупит  свой.
А  кто  ж  ныряет  в  лоно  бед
За счастьем!? - тут вам и ответ.
Порок разбился о порок.
Их пассия им преподала
Бесстыдства женского урок:
В любовных играх дозволяла
Всё, что министр только мог.
Её  нисколько  не  смущало
Соседство  третьего  лица...
Хвала  хвастливости  глупца,
Что  помогает  провиденью!
Хвала  бесстыдству  и  терпенью
Подобных женщин! Как же ловко
Умеет  выведать  плутовка,
Когда  ей нужно,  наш  секрет!
И  хоть  мы  знаем  сколько  бед
Таит  такое  откровенье,
Мы  отгоняем  подозренья...
Какой  неслыханный  скандал:
Бык  Бога  на  рога  поднял!
Кто повторит теперь: "Non bovi, -
За древними, - Quod licet jovi"?    (1)
Игра  закончилась  на  этом.
Министр перед целым светом
Изобличён  и  опозорен,
Теперь  и  внешне  так  же  чёрен,
Как  изнутри.  Тому  виновник
Воришка,   жалкий  уголовник?
Иль  Провиденья  злая  воля?
Так повелось: в кругу их ложь,
Нож в спину и щепотка соли
На  рану  -  воровской  делёж.
Шла  заурядная  разборка:
Кому-то  перепал  барыш,
Кому-то,  извиняюсь,  порка,
А нам – традиционный шиш.
Кого-то  опустили  больно,
А  обыватели,  -  народ
Богобоязненный,  -  невольно
Попав  в  жестокий  переплёт,
Свою в спектакле роль играли,
Второго  плана,  но  ведь  роль,
О  чём  и  не  подозревали,
По счастью! Почему по счастью!?
Какое  счастье  тут,  уволь!?
А  кто  радеть  бы  стал  участью
В  разборке,  где  над  вором  вор,
Не  за  своё,  заметь,  за  наше,
Занёс  большой  войны  топор,
Которым  как  безумец  машет
И  страшной  смертью  угрожает
Кто  под  руку  сам  попадает,
Всем  без  разбору  -  а  не  стой,
Где не  просили,  под  рукой!?
Так счастье ль это - знать о  том,
Что ты,  к  дележке  непричастен,
Как вор,  стоишь  под  топором?
Что жизнь твоя не в божьей власти,
Что всякий  властен  над  тобой!?...
Вор  выиграл  неравный  бой.
Вор маленький - вот так умора! -
Ударом  в  спину  завалил
И  обобрал  большого  вора,
Хоть   перевес  и  явный  был
За  проигравшим;  что особенно
Мне  представляется  потешным
В  войне  воров  междоусобной,
Над чем я, каюсь, делом грешным
Посмеиваюсь,  даже  плача:
И  та,  и  эта  сторона,
Лиц  за  забралами  не  пряча,
Стояли  насмерть  за  чужое
Как  за  своё  - и  ни  одна
Не  отдала  другой  без  боя
И  пятака  чужого;  мы  же
И  за  своё  не  постоим.
Вот  и  выходит,  что  мы  ниже
И  что  по  праву  наши  им
Принадлежат  и  жизнь,  и  деньги.
Ах,  поменяться  с  ними  нам
Моралями  ну  хоть  на  день  бы  -
Своё  вернуть  -  да  где  уж  там!?
С министра смыли лоск, и сажей
Да  грязью  за  дела  лихие
Сполна и может слишком даже
С  ног  вымазав  до  головы,
Лишили  и  постов  и  прав,
В чём были больше, чем правы,
И,  обиралу  обобрав,
В  места  лишения  свободы
Послали  старческие  годы
Бесславно  доживать  туда,
Где  по  суду  и  без  суда
Он  личных  распекал  врагов,
И где над ним в конце концов
Людской  бесчеловечный  суд
Они  свершат;  его  найдут
Растерзанным; казённый бланк,
Счёт семьдесят копеек в банк  -
И  нет,  как  не  было,  его.
Жизнь  стоит  ровно  ничего:
Вся ценность жизни в мире денег -
Каких-то  семьдесят  копеек,
Неважно  кто, пока он жив,
И как сам ценит: в миллионы
Себя, сверх  меры  возлюбив,
Иль ни во что; сам бил поклоны
При  жизни  всем  иль  все  ему.
По  смерти  это  ни  к  чему.
Позор  за  почестями  вслед -
Позор,  страшней  какого  нет.
Редчайший  случай,  безусловно.
Правители  все  поголовно
В  большом  почёте  доживают
Свой  век:  при  власти  успевают
Наворовать  на  сотни  жизней,
Изрядно  навредить  отчизне
И  раствориться  в  мире  шалом
Вслед  припасённым  капиталам.
Итак,  министр всесильный  пал;
Насмешник-вор  торжествовал.
Но,  памятуя  об  услуге,
Сам  вор  не  доверял  подруге  -
Ведь  откровением  своим
За  преданность  мы  платим  им,
Которой   не  было  в  помине
С времён древнейших и доныне.
Вор  отомстил;  и  так  бывает  -
Когда  в  азарте  дележа
Судьба  на  лезвии  ножа,
Вор  вору  крылья  подрезает.
Гигант  о камешек  споткнулся
И  прахом,  грязью  обернулся.
Но где взять столько аферистов,
Министры  ясно  тут  не  в  счет,
Чтоб одолеть самих министров,
Что  одолели  весь  народ?!
И  что  за  польза  в  этом  нам,
Не  сильным  мира,  простакам?
Коль  вор  подсиживает  вора,
Во   всём   наследуя  ему,
Мир  лучше  заживёт  нескоро  -
Вполне  понятно  почему...

Удел воров всех рангов – разрываться
На части меж дворцами и тюрьмой,
А честных – в тщетных поисках метаться
Любви и Правды с нищенской сумой…
                Декабрь 1988 г.




1. лат.  «Что дозволено Юпитеру,            
               то не дозволено быку».
2. лат.  От начала, от яйца.
3.      лат.  Хороший доход.
4.      фр.   «Ищите женщину»