Вам когда-либо доводилось бывать в суде? Мне вот пришлось. Причина самая банальная: невыплата (точнее, недоплата) зарплаты – факт, доказать который архисложно при отсутствии необходимых в таких случаях документов.
Работала я как-то месяц в одном, как я тогда полагала, серьезном центре администратором. На работу меня взяла женщина-директор с глазами, обведенными жирными стрелками, короткими желтыми волосами, громким голосом и манерой разговаривать со всеми на "ты".
Ну да ладно, выбор у меня тогда все равно был невелик (возраст за 40, маленький ребенок), так что пошла я в этот детский центр. Поскольку Наталья Борисовна (а именно так звали женщину-директора) с самой первой встречи выражала мне всяческую приязнь, я, по неопытности своей, не стала заморачиваться бумажной стороной своего оформления на работу, ну там, трудовым договором, приказами и т.п. Ну, взяли – и взяли. Глупо, конечно, но было именно так.
В первый день работы меня встретила также весьма колоритная дама с точки зрения особенностей конституции: размеры части тела, располагающейся ниже спины, потрясали. Оставалось только гадать, как ей удается передвигать эту пикантную часть при помощи босоножек на высоких каблуках. Она так же, как и ее директор, носила яркий макияж, а в конторе преподавала английский. Имя ей было – Ольга Игоревна.
Когда я вошла и поздоровалась, она, улыбнувшись одними губами (глаза при этом, кроме нездорового любопытства, ничего не выражали), произнесла: "Здравствуйте, я еще работаю в школе и сейчас ухожу на урок, до обеда здесь редко кто бывает, так что можете поспать, а я приду около четырех, у меня здесь будет занятие". Сказав это и обескуражив меня, "англичанка" ретировалась.
Поскольку я пришла сюда не спать (хоть, правду сказать, о-очень хотелось), а непосредственных заданий не поступало, я решила получше изучить свое рабочее место. Стол, удобное кресло, ноутбук с выходом в Интернет (как позже выяснилось, очень хреновым выходом), ящики со всякой канцелярской всячиной, один из которых выполнял функцию кассы. Чуть поодаль – еще одна тумбочка с кружками, сахаром, чаем и недоеденным зефиром. На тумбочке – электрический, но очень допотопный чайник. Холодильника не было, т. е . принести сюда, например, масло, сыр и колбасу для бутербродов, которыми я привыкла завтракать на протяжении многих лет, не представлялось возможным.
Рядом располагалась игровая с детскими развивалками, чуть подальше – еще один маленький класс, еще дальше - туалет (хоть это, хвала Богу!). Правда, вместо дверей вокруг унитаза была натянута ширма, но на безрыбье и рак – рыба.
В гордом одиночестве я просидела полдня в ожидании звонка от новоявленного начальства с перечнем ЦУ. Последних так и не поступило, более того, за эти полдня в центр не зашел ни один человек. И я решила позвонить сама.
- Наталья Борисовна, а сюда сегодня кто-нибудь придет? Вы говорили, я буду вести вашу группу в интернете, тогда вы должны меня сделать администратором этой группы.
- Наташа, ты и так там администратор.
- Да, но туда надо внести кое-какие изменения.
- Мне сейчас некогда, для этого мы должны выбрать день, встретиться и все обсудить, а пока просто сиди и жди Олю, она должна прийти в четыре часа. Завтра должен подойти Андрей Владимирович (муж начальницы), он покажет тебе, чем тебе следует заняться в ближайшее время.
Так я и просидела до 16.00, когда дверь открылась, в нее ворвалась гипер-энергичная Оля, и, разворачивая на ходу большую шоколадную конфету, изрекла: "Вы можете быть свободны".
Правду сказать, информация меня отнюдь не огорчила, я быстро собралась – и дунула домой, так как там ждала куча дел, а, находясь перманентно дома, я привыкла их делать не спеша.
Дома муж спросил: "Ну как прошел день?"
- Да никак.
- Ну ты чем-нибудь занималась?
- Да ничем.
- Обалденная работа.
В течение следующей недели один раз заходил Андрей Владимирович. Слегка заикаясь, он пояснил, что в ближайшее время мне следует перенести информацию, содержащуюся в т.н. Журнале учета, который велся от руки, в компьютер в программе XL (т. к. там содержалась бухгалтерия) для будущей отчетности. Сложности это особой не составило, и я довольно быстро перенесла в компьютер информацию почти за 2 месяца.
Почти все клиенты, состоящие из мам (иногда бабушек) и чад, приходили сюда после обеда, когда я уже, увы, уходила, т.к. нужды в моем присутствии больше не было никакой. Репетиторы занимали мой стол и за ним общались с клиентами, я же ощущала себя чем-то вроде предмета мебели. Вообще-то, я должна была заполнять квитанции, заносить туда имя клиента и сумму оплаты за каждый урок, но с этим прекрасно справлялись и сами преподаватели, а бестолковое и бессмысленное сидение (тем более, когда и сидеть-то негде) мне претило.
В конце недели мою, с позволения сказать, работу своим телефонным звонком разнообразила еще одна весьма любопытная особа, именуемая Татьяной Викторовной Петриченко. Затрудняюсь сказать, кем она значилась в местной "Табели о рангах", но на тот момент я ее воспринимала как еще одно начальство. Мне пояснили, что, оказывается, меня "неделю специально не трогали, чтоб я осмотрелась". У меня, правда, сложилось впечатление, что моему многочисленному начальству просто нечем было меня занять, и времени появиться в центре у него тоже не было.
Вообще, Татьяна Викторовна – персонаж, заслуживающий отдельного внимания. Женщина пенсионного возраста, всю жизнь проработавшая в нашем славном университете (который и я в свое время имела честь окончить, правда, тогда он еще именовался институтом), довольно энергичная для своих лет, общительная сверх всякой меры. Богатый педагогический опыт сыграл с ней злую шутку: она считала своим долгом разжевывать собеседнику каждую незначительную деталь до тех пор, пока у того не "закипят мозги". Причем, время (как свое, так и собеседника) для нее не имело никакого значения. Это был тип человека – хронофаг. Она попросила меня "в свободное время" составить Клиентскую базу, т. е. продублировать в электронной форме ее записи, состоящие из перечня ФИО мам, бабушек и дедушек, их адресов и телефонов и, конечно же, имен и фамилий самих детей. Второй просьбой-заданием ее было перенести в компьютер ею составленный список здешних преподавателей и их телефонов. "А чуть позже", - сказала она, - мы займемся списком литературы. Да, и еще надо будет привести в порядок вот этот шкаф". При этом она кивнула в сторону пыльного мебельного монстра, сверху-донизу заклеенного скотчем, изготовленного во времена царя Гороха и так же вписывающегося в общий интерьер детского центра, как, например, волосатая бородавка может вписываться в лицо молодой женщины (впрочем, пол и возраст здесь не имеют значения).
Вот такая сверх творческая работа ждала меня в ближайшее время, и я, очень надеясь, что до списка литературы и шкафа очередь все-таки не дойдет, внесла в компьютер первые два списка, как только смогла.
Приходящим клиентам Татьяна Викторовна рекомендовалась как замдиректора, очень долго и тщательно консультировала их по любым вопросам, перемежая свои консультации случаями из собственной жизни в полной уверенности, что ее слушают с большим интересом.
Видимо, интуитивно почувствовав, что я не вхожу в список ее "свободных ушей", она распорядилась переадресовывать всех приходящих в ее отсутствие клиентов на ее телефон, с тем, чтобы она могла их консультировать сама. Почему это должна делать она, а не сами репетиторы, я вначале не поняла.
Понимание пришло позже. Оказывается, она пыталась втиснуть клиентов в расписание преподавателей так, чтобы "никого не потерять". Поясняю: если мама ребенка хочет водить его, ну, например, к логопеду, а у той в расписании ни одного "окна", всезнающая Татьяна Викторовна втолковывает в мамину голову, что логопед-то, собственно, ее чаду не так уж и нужен (слишком ранний возраст и др. бла-бла), а можно было бы поводить его к другому репетитору, ничуть не худшему, а может, даже, и лучшему для ее ребенка. И, не долго думая, наивная мама соглашается.
Мне довелось наблюдать за одним из таких, с позволения сказать, "уроков". Преподаватель, кандидат педагогических наук, показывала ребенку с отставанием в развитии речи то лошадку, то паровозик, при этом повторяя: "Смотри, Тимур, паровозик ту-ту, а лошадка иго-го!"
И вот за этот урок мама должна была заплатить деньги. Круто?
В процессе моей работы я поняла, что, когда меня на нее брали, мое начальство (в частности, Наталья Борисовна), которая за весь месяц так ни разу и не появилась, само очень смутно представляло, в чем конкретно она будет заключаться. Видимо, оно (начальство) грезило о некоем крутом администраторе, способном сделать так , чтобы клиенты шли в его детский центр нескончаемым потоком. Каким образом это сделать, администратор, видимо, тоже должен был придумать сам.
Когда они стали понимать, что я не оправдываю всех этих радужных надежд, а прагматичная англичанка подсчитала собственные убытки от моего присутствия в денежном эквиваленте и поделилась своими соображениями о моей бесполезности с Татьяной Викторовной, а та, в свою очередь, с Натальей Борисовной, мне заочно был подписан коллективный приговор.
Поставили меня в известность о своем решении, когда после выходных мне понадобились ключи от центра, и я позвонила Наталье Борисовне. С внезапно переменившейся интонацией она произнесла: "Мы больше не нуждаемся в данной административной единице". Внутренне вздохнув с облегчением, я изобразила обиду и спросила, когда мне заплатят деньги за отработанный месяц.
Прозвучал ответ: "Когда в кассе появится необходимая сумма". Это уже была наглость, т. к. заплатить она должна была мне в этот или на следующий день, но я решила, что могу немного подождать и, по наивности своей не уточнила размер зарплаты, все еще уповая на человеческую порядочность.
Прошла неделя. Телефон упорно молчал. Пришлось звонить самой. Набирая Наталью Борисовну , я приготовилась ругаться, но она совершенно неожиданно сказала, что я могу зайти в центр завтра.
Когда наступило то самое "завтра", и я пришла в контору, небезызвестная Ольга Игоревна (для тех, кто не помнит – англичанка) вручила мне белый конверт. У нее в это время были ученики, и, чтобы вскрыть конверт, я вышла в коридор.
Сказать, что я охренела – это ничего не сказать, когда я достала содержимое конверта. В нем лежала только половина обещанной суммы (а мы договаривались о минималке). В этом долбаном конверте лежало только 5 тысяч рублей! И за эти сраные 5 тысяч я месяц таскалась в ее центр, скрупулезно выполняла все их задания и терпеливо выслушивала нудные и пространные сентенции всезнающей Татьяны Викторовны!
В бешенстве я набрала главную начальницу и, не очень подбирая слова, высказала свое недоумение всем происшедшим. На что она ответила, что надеялась найти во мне "крутого администратора", а на такую работу, которую выполняла я, она могла "нанять любую бабушку за 200 рублей". Т.е. не она, как работодатель, должна была загружать меня работой, а я сама каким-то образом должна была, по ее мнению, придумывать для себя эту работу. Ву-а-ля!
Мне ничего не оставалось, как пообещать ей, если мы не договоримся мирно, пренеприятные последствия для нее и ее центра, которые создадут ей: Трудовая инспекция, Прокуратура и суд. На нее это подействовало, как красная тряпка на быка: она сказала, что не боится моих угроз и что это будет моей глупостью.
В общем, консенсуса не достигли.
Но, все равно, договориться хотелось мирно. Я не отношу себя к скандальному типу людей и поэтому попробовала решить свою проблему, изложив свои претензии письменно и направив сию бумагу прямиком в этот самый детский центр "Перспектива" (название, дающее простор воображению).
Увы, мне там рады не были. Ни главной, ни второстепенной начальницы на месте не оказалось, зато была одна из репетиторов (на этот раз не англичанка, а логопед), которая звалась Татьяна. Пушкинское имя ее никак не срасталось с агрессивным поведением. Она наотрез отказалась брать мою бумагу, более того, тут же позвонила главной начальнице, а последняя категорически запретила принимать от меня любую корреспонденцию.
Так я и ушла оттуда, раздосадованная, но не сдавшаяся. На следующий день я с воинственным настроем направила свои стопы на почту, откуда отправила два заказных письма: свою первоначальную "Претензию" и жалобу в Липецкую Трудовую инспекцию, а позже зашла в Прокуратуру с аналогичной жалобой. Се-ля-ви!
Дальше события развивались примерно так: в центре наотрез отказались принимать мое письмо у почтальона, а из Трудовой инспекции пришла бумага, в которой говорилось, что у Натальи Борисовны хватило наглости отказаться получать и их письмо, более того, что сама Наталья Борисовна к центру имеет отношение опосредованное, а настоящим директором ЦРД "Перспектива" является ее сын, проживающий в Воронеже, на которого будет наложено административное взыскание, а мне предлагали подать на него в суд.
В суд подавать О-О-чень не хотелось, но пришлось. Не хотелось, потому что не мое это, а пришлось, потому что если даже очень добрую собаку загнать в угол, то она укусит.
Вот так я и оказалась в суде. На первое заседание, кроме меня, судьи и секретаря, никто не пришел, поэтому прошло оно довольно скучно. Не будучи уверенной в том, что и на второе кто-нибудь из представителей ответчика явится, я отправилась по уже знакомому адресу в новое, совсем недавно отремонтированное здание Городского суда. Каково же было мое удивление, когда, только войдя в уличные двери, я тут же наткнулась на Наталью Борисовну Наумову! Я наблюдала ее, так сказать, "с тыла", в момент, когда она, как всегда, разукрашенная и разодетая, как матрёшка, раздраженно общалась с охраной, объясняя той, что в сумке у нее лежат ключи от дома и что-то еще, и зычный голос ее был слышен, наверное, в каждом углу большого здания.
Она оказалась не одна, а с сыном и представителем, и на сам процесс не пошла, а осталась ждать внизу. Ну, а я стала свидетелем, точнее, участником акта первого пьесы под названием "Ярмарка цинизма".
Для начала выяснилось, что мое исковое заявление они видят впервые, т.е. знакомились с ним они прямо в зале суда. Что не помешало им тут же среагировать, что все мои претензии ни на чем не основаны. Представитель моего, как оказалось, настоящего начальника (сына Натальи Борисовны) ориентировалась на ходу, что ей п…ть, поэтому п…ж ее, на мой взгляд, выглядел неубедительно.
Судья предложила решить дело миром, т.е. заплатить мне н-ную сумму денег, чтобы вышло "не вашим, не нашим". Представитель изобразила растерянность и сказала, что ей надо посоветоваться с мамой(?!). Незадолго до этого как раз выяснилось, что юридически мама, кроме, как мамой, в центре никем не является и, соответственно, никакими правами не обладает.
От озвученной судьей суммы я отказалась сразу, т.к. уж очень она (сумма) напомнила мне кость, которую бросают голодной собаке. Это был бы серьезный удар по моему самолюбию.
Потом было еще какое-то бла-бла-бла, и заседание снова перенесли на следующий день, с тем, чтобы разобрать дело уже по существу. На него были вызваны свидетели: с моей стороны, мой муж, так как никто из персонала центра, получив команду от своего начальства, не брал у меня трубку, ну, а со стороны ответчика: мама, папа и… тут хотелось бы сказать "тетя Таня", но последняя ответчику тетей (уж не знаю, к сожалению или к счастью) не является. А так бы, ну совсем семья.
И пришел день судный. Он же – второй акт пьесы. Званые пришли все.
Скажу сразу, я, в принципе, положительного решения суда для себя не ждала, т.к. еще на первом заседании судья разъяснила мне, что для истребования необходимой суммы я должна буду предоставить письменные доказательства этой суммы, и доказать, что именно о ней мы договаривались с моим начальством (как я тогда полагала, Натальей Борисовной Наумовой).
Но я пошла на это заседание, чтобы доказать, что я-таки работала в этой, с позволения сказать, организации. Я обратилась в суд с ходатайством о предоставлении Журнала учета, который вела наряду с остальными работниками, и квитанций, которые заполняла, находясь на работе.
И они были "предоставлены"! Почему в кавычках? Да потому что журнал составлялся всем дружным коллективом накануне вечером перед судом и не имел ровно ничего общего с тем журналом, который вела я. Что до квитанций, то, неожиданно для моих оппонентов, мне удалось из бестолковой и перемешанной кучи извлечь несколько, заполненных моей рукой, но с подписью, которую никак нельзя было назвать моей, хотя изначально там стояла именно моя подпись. Дьявол ведает, что они с ней сделали, но на месте моей подписи стояли какие-то каракули. Судья несколько раз спросила меня, мои ли это подписи, но назвать их моими у меня язык не повернулся. Наверное, это была моя ошибка и здесь надо было бы соврать, но врать так цинично я не умею.
Дальнейшие события представляют интерес гораздо больше литературный, чем правовой (хотя и последний, конечно, тоже).
Вам когда-либо доводилось бывать в суде? По-моему, я уже задавала этот вопрос в самом начале. Не ходите в театр, идите в суд! Поверьте мне, я была и в театре, там не играют так воодушевленно! В театре вы не видите глаз актеров, а здесь мне довелось наблюдать сцену за сценой, как один другого сменяли актеры, которые до этого дня, наверное, и сами не подозревали о своих скрытых талантах. Прямо мне в глаза смотрели сначала женские, обведенные жирными стрелками, потом бегающие мужские в очках, ну, а потом снова женские, с возрастными морщинами "зеркалА души", вернее, трех разных душ. А я думала: что чувствовали эти души в момент предательства… нет, не меня, а самих себя, было ли им больно? Будет ли больно потом? Суд предоставил мне возможность задавать вопросы и Наталье Борисовне, и Андрею Владимировичу, и Татьяне Викторовне, и я задавала, и мне отвечали, глядя прямо в глаза, три зеркала души, что видели меня раз в жизни, что в их центре я никогда не работала, и что все мои слова – не более, чем фантазии. Причем, каждый из них расписался об ответственности за дачу ложных показаний!
Вот такая я оказалась фантазерка, а квитанции… но там же подписи не мои.
Пьесу о цинизме разыграли как по нотам. Пели, правда, фальшиво, потому что с такими глазами чисто не споешь. С такими глазами и с такой совестью. Зато деньги сэкономили. Пока.
Не знаю, получила ли судья от этой постановки эстетическое удовольствие. Но ведь в ее обязанности это и не входило.