1
Есть множество легенд, держась на вере,
Из глубины веков пришедших к нам
Приданием исчезнувших империй
И гимном ниспадающим садам.
Раскрывший книгу с повестью моей,
Прочтенье не сочти за труд напрасный.
Я речь в ней поведу о деве властной.
Семирамида – имя было ей.
Что я отдам на откуп этим строкам,
Упрямый факт, не прекословь тому.
Я расскажу о времени далёком,
Чья правда не известна никому.
Евтерпа, плачь! Вовек не прощена
Тобой останется моя ошибка.
Не многим даришь ты свою улыбку.
И Клио будет мной оскорблена.
Настанет день, когда, поставив точку,
Я этот труд нелёгкий завершу.
Что я скажу его последней строчкой?
Развею миф? Иль ложью согрешу?
И всё же я начну рассказ о той,
Чью душу позже флорентийский гений
Встречал в одной из адовых ступеней,
Поход бессмертный совершая свой.
2
В те времена кумиров пантеоны
Ещё свою не растеряли власть.
И вот тогда в предместьях Аскалона
О ней легенда эта родилась.
О боги ассирийские! Средь вас
Есть та, кого зовёте вы Деркето,
Чьё тело ныне в чешую одето
И лишено божественных прикрас.
Где почитали смертные Астарту,
Где древний Ван раскинулся меж гор,
Делящих Междуречье и Урарту,
Там на богиню пал её позор.
Сколь тяжела была её вина –
Решают боги высшего правленья.
И на себя за это преступленье
Гнев Афродиты навлекла она.
Там, где ручьи берут своё начало,
Её чертог был высоко в горах,
Покуда в нём Олимпова опала
Не поселила леденящий страх.
Но та, что рождена в пучине вод,
Желала ей не гибели в отмщенье.
И карою за дерзость оскорбленья
Она Деркето наважденье шлёт,
Внушив ей страсть к тому, чьи дни земные
Наматывают мойр веретена.
И, чтоб исполнить замыслы такие,
К ней направляет смертного она.
Клото, Лахеса, Атропа! Вот жизнь,
Которой нить недолго будет виться.
Уже на ваши ножницы ложится
Она. Пускай сомкнутся их ножи.
3
В селении близ города Гузаны
Жил юноша по имени Априм.
Не зная даже малого изъяна,
Был обликом своим неотразим.
Он был красив, был молод и силён.
Он телом мог поспорить с Аполлоном.
И пал бы раньше, завистью сражённый,
Когда б его увидел Аполлон.
Но берегла Априма для другого
Свершения Гефестова жена.
И вот однажды под ночным покровом
Вошла в жилище юноши она.
Он спал. Его объял полночный мрак.
К нему богиня поступью незримой
Приблизилась. И, на плечо Априма
Десницу возложив, сказала так:
«Ты утром дом свой навсегда оставишь,
Когда Морфей отпустит разум твой,
И в горный лес шаги свои направишь
Доселе неизведанной тропой.
Там встретишь ты обидчицу мою.
И пусть тебя отвага не покинет,
Когда узнаешь, что она – богиня.
Яви ей, не стеснясь, красу свою.
Мой пояс на твои возляжет чресла.
Он полон магии любви. Пред ним
Никто не устоит. И, как известно,
Он служит мне оружием моим.
Ей, как и мне, влюблённость не чужда.
И никогда она не будет сыта
Влюблённостью, не будь я Афродита!
И в том твоя грядущая беда.
Прости меня. Обид мы не прощаем.
Наш Пантеон в отмщении жесток.
Он жертв порой попутных не считает.
И ты – одна из них. Таков твой рок».
Едва она ушла, крик петуха
Пронзительно воззвал всех к пробужденью.
И солнце начало своё всхожденье
Лучом, едва скользнувшим по верхам.
4
И вот ступает юноша средь леса
Ведущей в гору узкою тропой
Туда, где, скрытый лиственной завесой
От глаз чужих, чертог скрывала свой
Деркето, чья вина не прощена
За пир бесчинный в храме Афродиты,
Чьи стены были скверною покрыты,
А святость непотребству отдана.
Достойная терпения богини,
Пенорождённой месть не столь скора.
И тем сильнее кровь блудницы стынет
От страха, осквернившей божий храм.
Чем дальше шаг, тем заросли плотней.
И солнцу всё сложней сквозь них пробиться.
Но что же не даёт остановиться
Ступающему к гибели своей?
Не той ли воля, что к нему незримо
Минувшей ночью в дом его вошла,
И заговором юного Априма
На смерть в стремленье мести обрекла?
Когда бы в силах был он обернуть
Свой взгляд назад, заметил бы, возможно,
Ту, что неслышным шагом, осторожно
Его следами повторяла путь.
Но взор его вперёд и ввысь стремился.
И сам не понимая, почему,
Он шёл туда, где лес настоль сгустился,
Что свет уже не виден был ему,
За шагом шаг, ни разу не свернув.
И вот уже пред ним – большое древо.
В его тени прекраснейшую деву
Заметил он, предавшуюся сну.
Изгиб её божественного тела
Под тонким покрывалом виден был,
И кожа средь зелёных трав белела,
Как снег, что кручи горные накрыл.
«Ступай, Априм. Плеча её коснись. –
Раздался шёпот за его спиною. –
Скинь эту ткань! Сравни её со мною.
Назвать меня второю не страшись».
Он оглянулся. Но не отыскали
К нему взывавшую глаза его.
Стеной деревья за спиной стояли –
Хранители молчанья своего.
Затем на деву спящую Априм
Вернул свой взор. И видит, что над нею
Стоит другая, красотой своею
Творя не меньше магии над ним.
«Не твой ли голос только что я слышал?
Кто ты?» – он разомкнул свои уста.
И та в ответ: «Чью колыбель колышет
Морская пена в тон цветов мирта,
Ты видишь ту сейчас перед собой.
Рождённая у берегов Кифера,
Смиренная лишь перед Зевсом с Герой,
Как ныне ты смирен передо мной.
Дочь Кроноса, вскормлённая Нереем,
Заступница троянцев в их войне.
Лишь над тремя я власти не имею.
Иные все – не прекословят мне.
Я – Афродита! Я одна из тех
Двенадцати, живущих в Пантеоне.
И вот я здесь, на этом горном склоне,
С тобой, где ждёт тебя в любви успех».
Она промолвила: «Проснись, Деркето! –
Склонившись над обидчицей своей. –
Доколе спать тебе на ложе этом?
Взгляни, на ком мой пояс, поскорей».
И далее, к Априму обратив
И взор, и речь свою, она сказала:
«Твои шаги сюда Я направляла,
Чтоб встретил ты Её в конце пути.
Так нужно Мне! На то моё есть право!
Не спрашивай, кто мне его даёт.
Не забывай о том, кто Я, чья слава
Своё начало издревле берёт.
И мой тебе совет: не называй
При ней моё божественное имя,
Когда ты днями дорожишь своими.
Об этом ни на миг не забывай!
Тебя я власти Гипноса вручаю,
Чтоб разум твой тебе не изменил.
И он, на эту просьбу отвечая,
Лишит тебя на срок недолгий сил».
Едва лишь отрезвленья миг настал,
Растаяла в эфире Афродита.
И, словно с ног стрелою скифской сбитый,
Без чувств несчастный юноша упал.
5
Чреват всесокрушающей войною
Раздор богов, когда они – равны.
Но если нижний отягчён виною
Пред высшим, мудрость – избежать войны.
Когда бы не случилась та вражда,
Легенде положившая начало,
Дитя б своё Деркето не зачала,
И позже не познала бы стыда.
Любым богам необходимы люди,
Как тем необходимы божества.
Мир между ними зачастую труден
И краток, как мгновенье волшебства.
Олимп далёк, но власть его сильна.
Как кровь несёт своё тепло по венам,
Так в дальние просторы Ойкумены
Свои вонзает щупальца она.
И даже здесь – на родине порока,
Где род людской был некогда зачат,
Где вытекают с одного потока
Фисон, Гихон, Хиддекель и Евфрат.
Здесь издавна – обитель тех богов,
Чьей власти с Пантеоном не сравниться.
И потому всесильных олимпийцев
Они страшатся, как своих врагов.
И долог к примиренью путь, и труден.
Как часто жертвами вражды богов
Становятся невинные в ней люди!
И был, и есть, и будет мир таков.
Так месть Киприды, сделав первый шаг,
Мечом Дамокла над судьбой Деркето
Нависла, чтоб несчастную к ответу
Призвать, над ней свой замысел верша.
6
Высокий свод пещеры над собою,
Едва очнулся, увидал Априм.
Безмолвием охвачен и покоем,
Грот возвышался куполом над ним.
Здесь, в центре на возвышенном одре
Лежал он, осязая пробужденье
И разума, и тела, чьи движенья
Сковала чья-то власть там, на горе.
Он попытался вспомнить всё, что видел
Пред тем, как наступил забвенья миг,
Слова, принадлежавшие Киприде,
И спящей девы безмятежный лик.
Что было дальше?.. Нет, не помнил он,
Как ни старался, напрягая память.
Какое колдовство могло заставить
Его взойти на этот горный склон?
Кружилась голова. И как в тумане
Сейчас всё проплывало перед ним.
И в этот час единственным желаньем –
Скорей проснуться – был он одержим
И лишь теперь заметил он проём
В стене пещеры. Лестница крутая
Вела к нему и, светом залитая,
Свои ступени завершала в нём.
И там объятый эллинской туникой
Априм увидел женский силуэт.
Ни шёпотом, ни голосом, ни криком
Не мог воззвать он к ней. Слепящий свет
Лучом своим глазам его мешал
В ней распознать ту самую богиню,
Уснувшую под деревом, а ныне –
Стоявшую, спускаться не спеша.
Вход непрозрачной тканью закрывая,
Сомкнулся полог за её спиной,
Проникновенье солнца обрывая,
Пространство погружая в свет иной.
Он знал, что дева видела его.
И более того: прекрасно знала,
Как и каким путём сюда попал он,
Не знающий удела своего.
Сейчас боролись в нём, как три стихии,
И любопытство, и восторг, и страх.
Но все они помощники плохие,
Когда резон – держать себя в руках.
Теперь, когда сменился яркий свет
Огнями тех лампад, что здесь горели,
Он догадался, чей на самом деле
В проёме он увидел силуэт.
Она ж внезапно сбросила покровы
С себя, своё молчание храня,
Не проронив по прежнему ни слова,
Явила тело в отблесках огня.
Густых волос спадала синева
На плечи ей и, вдоль спины сбегая,
Стремилась к низу, стан ей облегая
Своей волной, покрыв его едва.
И далее она своё стремленье
Продолжила – к босым её стопам,
Вдоль дивных ног, лаская ей колени,
Своё паденье завершая там.
Таких волос у смертных не сыскать!
Их красота лишь божествам присуща.
А тем, кому недолгий век отпущен,
Дано лишь о красе такой мечтать.
Ещё не видел юноша доселе
Такого совершенства никогда.
Ни одного изъяна в этом теле!
Ни одного греховного следа!
Разлёт бровей – что крылья журавля.
А этот взгляд очей её зелёных,
Ресницами столь густо окаймлённый,
Сиянье изумрудов умалял.
И вот уже сходила по ступеням
Нагая дева с головы до пят,
Едва стопой касаясь их каменьев,
Пока Априм был немотой объят.
Уже не страх несчастного терзал,
Но зов самца, так жаждущего слиться
С ней воедино, дабы насладиться
Тем, что пока доступно лишь глазам.
Очей не отводя от этой девы,
Он приподнялся на своих локтях.
В тот миг восторг внезапно овладел им
От виденного, и какой-то страх.
И только лишь, когда шаги свои
Она вблизи него остановила,
Как два меча, глаза в него вонзила,
И более не отводила их.
Неспешной поступью вокруг одра шагая,
Где находился юноша, она,
Прекрасная, желанная, нагая,
Как будто бы пришедшая из сна,
Ему сказала: «Узник ли ты мой
Иль гость – решать тебе. Но помнить должен:
Коль скоро на моём возлёг ты ложе,
Твоя судьба – делить его со мной.
Меня не бойся. Лживы эти чувства,
Которые гнетут сейчас тебя.
Здесь нет коварства злобного Прокруста,
Навлекшего возмездье на себя.
Известно ли тебе, кого сейчас
Ты видишь пред собой?» И ей в ответ он,
Вновь обретя дар речи: «Ты – Деркето!
Одна из тех, кто в страхе держит нас».
«То чувство, что присуще осторожным,
Неужто все из нас внушают вам?
Страх делает победу невозможной.
Но он не чужд порой и нам, богам.
Забудем страх. – Продолжила она, –
Есть чувство, что не меньшей мощью славно.
И, будучи ему по силе равным,
Идёт меж ними вечная война.
Когда одно нас в бегство обращает,
К спасению в укрытие стремит,
Другое чувство путь нам освещает,
И счастье безграничное сулит.
Скажи, известно ли оно тебе?
Иль не знаком ещё ты с чувством этим?»
«Любовь и Страх, – ей юноша ответил, -
Во мне сейчас сошлись в своей борьбе».
«Своё мне имя назови скорее,
Коль скоро ты уже знаком с моим.
И я тебя в объятиях согрею».
Он прошептал: «Зови меня Априм…»
«Ни слова больше!» - Длань её легла
Печатью на уста его. Той ночью,
Себя пред Пантеоном опорочив,
Деркето плод во чреве понесла.