Корсары-рыцари морей,
Хозяева морской стихии,
В таверне пьют полунагие
И хвалятся судьбой своей.
Кругом витает дух свободы,
И вина пенятся рекой,
И песню дикую под своды
Вздымает голос громовой.
Калёные, под стать кориды
Тела закрыты в пояса,
Девицы – лёгкие фламиды
На них склоняют волоса,
Отвага видится меж ними,
Презрея трусость, грозный шум,
В круженьи танцами движимы,
Средь них, терзаясь полон дум,
Сей дикой шайки атаман.
Отважный баловень разбоя,
Гроза и горе флотских стран,
Пират не знающий покоя.
То был огромный великан,
И силы видно небывалой,
А лик чудесной красоты,
С улыбкой дерзостной, усталой,
Под сводом хмурых, тёмных век,
Глаза печальные светились,
И кудри тёмные свалились,
По типажу- прекрасный грек.
Из стран далёких пленной птицей,
Галеры чуждые водил,
В цепях сидя возле бойницы,
Он в рабстве голову клонил.
Однажды, тёмною порою,
Когда гремел тревожный вал,
Гонимый давнею мечтою,
Сей раб с галеры убежал.
Он плыл в разнузданной стихии,
Борясь с прибоем между скал,
На брег взошёл, и там в лихие,
В разбойны руки он попал.
В те годы, среднеземны воды,
И города, что возле них,
По воле сдержанной природы,
Хранили в гаванях своих,
Кругом купеческие струги,
Торговля шла и светлым днём,
На рынках Генуи в округе,
Всяк торговал рабом конём,
На тёплых водах Адриата,
В роскошной зелени садов,
Средь пышных пальм, хором и злата,
В прибежище для всех воров,
Бежавший раб нашёл спасенье,
Он одержимостью храним,
Разбой для духа развлеченья,
Призвал и братом звал своим.
Свои разбойничии чёлны,
Под флагом смерти он водил,
В округе были все покорны,
Сам чёрт его благословил.
В серёдке места стало мало,
Покинув устье Гибралтара,
Корсары вдоль Европы шли,
Топили встречны корабли,
Везде там страху наводнили,
И овладев морским путём,
Уж коих данью обложили,
Грабёж там был и в ночь, и днём,
И вот теперь, владелец злата,
Окованный чужим добром,
С клеймом жестокого пирата,
Гулял в прибежище своём.
И нужно знать, что в это время,
Обеспокоины мужи,
Ему уж сети расставляли,
Его друзей они скупали,
И приготовили ножи.
Вот час настал,
Пришла усталость,
И разговоров стихнул гул,
Солдат гурьба в кабак ворвалась,
И битвы начался разгул.
Отчаянно дрались корсары,
В морских боях закалены,
Их неизменные кинжалы,
Погибель верную несли.
Но сил неравных, утомленье,
Исход сражения решил,
Лишь атаман в уединеньи,
То шпагой, то ножом разил,
Но вот и он проткнув солдата,
Скользящим выпадом с плеча,
И не заметил сгоряча,
Разящего во тьме булата.
На кирхе старые часы,
Бездушно время отбивают,
Людей на площадь созывают,
Кричащие везде гласы.
Средь площади стоит голгофа,
Последний смертникам приют,
Помост для испусканья духа,
Где жизнь бродяги отдают.
Надменно двигаются пары
Вельмож и знатных горожан,
Притихли старые бульвары
При виде бедных каторжан,
То зрелище, не слабым диво,
Закрыты ноги в кандалы,
И лица скошенные криво,
И тела поизмождены.
Друг другу помощь предлагают,
Выходят на сырой помост,
Им смертный приговор читают,
Тела готовят на погост.
Волна шумит вознося крики,
В мельканьи страждущей толпы,
И сострадающие лики,
Поют прощальные псалмы.
Весь в чёрном бургамистр всецело,
Пиратов просит всех братов,
Забыть своё разбойно дело,
Для окрещения голов,
Но гордо тёмная ватага,
Судьбу покорную несла,
И песнь прощаясь завела,
Во славу роджерского флага.
Что ж, палачи уже готовы,
Стоят сверкая топоры,
Затихли улицы безмолвны,
И лица сдержанной толпы,
Один из судей благосклонно:
-В традициях града- говорит,
-В последней просьбе неприменно
Её исполнить разрешит.
И вот раздалася ватага,
Вперёд выходит атаман,
Весь поизранен бедолага,
Гроза приморских этих стран,
Тряхнул он гордою главою,
Одет в кровавое сукно,
Попёр помост своей ступнёю,
И засветилося чело.
И молвил-Коль судьба такая,
За всё нам выпала сейчас,
Как голова моя немая
С плеч полетит в сей скорбный час,
Прошу, сколь тело безголово
Пройдёт и сделает шагов,
Столь вы отпустите братов
Корсара моего родного.
От тех речей, толпа немая,
Загомонила, в гул вошла,
И воле той толпы внимая,
Та лига судей снизошла.
Пирата просьбу разрешая,
На площади кровавым днём,
Корсар прощался обнимая
Друзей, светящимся челом,
Ко плахе головой клонимой
Смеясь шутил и палача,
Колол он шуткою игривой
И вот сверкнул из за плеча
Топор, и тело обеднело.
Упало навзничь, страшный вздох,
Кто выдержать уже не мог,
И хрипло горло засвистело.
Кровь хлынула тот час рекой,
И тело опершись рукой,
На плаху в судоргах дрожало,
Палач отпрянул в страхе том,
Его свирепое лицо ещё такого не видало,
Но стихло всё, когда привстало,
Безглаво туловище шло,
Вдоль строя сникнувших корсаров,
И страшно было это всё.
Он шёл, толпа шаги считала,
Пока споткнувшись не упала,
Та безголовая стена,
Кто молвил тихо – сатана!
Двенадцать душ в живых осталось,
Столь сделал командир шагов,
Все плакали, и с ним прощались,
Без причитаний и без слов,
Затем свободные корсары,
На плечи тело подняли,
Героя верные солдаты,
Его тихонько унесли.
До сей поры идёт приданье,
В немецких землях сохранив,
Есть протокол про заседанье,
Где дьявол смерть там победил.
Все достоверны показанья,
Там очевидцев сложены,
Всё ж трудно верится в приданье,
Но факты точно в нём верны.