В тёмном омуте сна белорыбицей тонут печали,
Память подло хранит нежность губ и касание рук.
На холодной заре птицы тонко, как дети, кричали,
И свисал с потолка цирковой неудачник - паук.
Пилигримом пустынь выбираюсь из вязкости ночи,
А изба, словно тётка, слезится глазами окОн,
И берёзовый дух, чуть смущаясь, мне ноздри щекочет -
Печка просит дровишек... Так было всегда, испокон.
Этот вечный уклад камертоном настраивал душу,
Не давал умирать, даже если истаяла жизнь.
Я его и сейчас, как послушная дочь, не нарушу,
Вот все предки стоят, в их молчаньи читаю:"держись!"
И в прохладу избы попадаю из тёплой постели,
Первый утренний луч золотит деревянный киот...
Печь дровами кормлю, и поленья нестройно запели,
Потянувшись, мяукает толстый балованный кот.
Перемешан с молитвами запах полыни и мяты,
Печка медленно выдохнет сладкий кисейный дымок.
Я, наверно, воскресну, не вечно же быть мне распятой,
Тает рыхлым сугробом лежавший под сердцем комок.
Лижет утро огонь - и теплеет внутри и снаружи,
Наполняет мой дом неожиданной радости свет...
Нежной лаской зари мир звенящий надёжно разбужен.
Кто-то мне прошептал: ты живи! Смерти, деточка, нет...