Скоро контракт закончится и выставят счет за свет.
Ласковая уборщица примет за выслугу лет
первую премию. Мигом – отчалит цвести в Прованс,
где в унисон с лавандами исполнит песню про нас.
Щели позабиваются, гул уведя в немоту,
двери позакрываются, чтобы стеречь пустоту.
Но вяленый валкий сторож у будки жуткого пса,
валенки с ватником сбросив, невольно завоет сам -
хриплым гудроновым рыком, солнечным маслом взревёт -
наперекор контракту – навылет, навзрыд, напролёт.
Окна позаколочены. Люстру кружат сквозняки.
Кабели обесточены - растеряны мотыльки.
А главный герой бесшумно сбежит через черный ход,
его на седло подсадит невидимый дон кихот -
и вместе, гремя посудой, прокатятся по столам,
где их звенящую одурь воспримут как постулат.
Речи приостановятся. Эхо в паучьем плену.
Звуки перенастроются – от одного к одному.
Нас - раздробят, разжалуют – кирпичик за кирпичом.
«Пойте свои мелодии – вам всё равно ни по чём».
Вдоволь похороводили: сгонят взаправду взашей,
но мы, как канатоходцы, минем сей перешеек!
Призрак, обескураженный шансом себя ощутить,
зеркало гладко покинет - чтобы вопить воплоти.
Каморки, подвалы, норки – впервые за этот век –
освободит от надзора беспомощный человек.
Тотчас в них застрекочат певцы неизведанных рас,
согретые излучением от внутренних теплотрасс.
В сумраке перевидятся стрелки минут-секунд.
Тиканьем переслышатся и тишину рассекут.