Таблетка от смерти

               


                За тех, чьё мёртвое тело небылью поросло.
                М.МАРТИНАЙТИС.      
               
               
 Сергуня счастливец, девятого мая  сорок пятого родился,  и казалось,  ни что не могло омрачить этого счастья после такой беды. Смышлёным да красивым уродился, прямо ангелочек с иконы сошедший, но вот, перед тем как пойти в школу, стал он прямо на глазах таять. Все бабки в один голос :
- Сглазили, вези Нюрка мальца в Становое к Бурчихе, та непременно излечит.

Три  раза возила, всё напраслина, до будущего  урожая картохи, по крохам у соседей собрала денжат и подалась в город. Доктор,  осматривая  Сергуню,  цокал языком и приговаривал:
- Что же вы мамаша поздно спохватились, ох как поздно.

В палате было ещё двое, расставаясь, слушая наказ матери Сергуня не выказал слёз.
- Ну, давай знакомится - сказал сосед слева:
-Владимир Львович.
-Сергуня.
- Сергей, стало быть.  Да-а а, хворь к тебе поганая приклеилась по всему долго здесь канителиться.
Сергуня удивился, сызмальства ни кто его так не звал.
Второго величали Георгием, он, как и Сергуня был очень худым.

Каждый день к Владимиру Львовичу приходила жена, приносила всякую снедь и свежие газеты. Георгий куда - то отлучался, тут же шмелём обратно, лицо его сияло, из-за пазухи доставал чекушечку, начинал усердно шаманить; с чекушки  мастерски сшибал головной убор, прищурив левый глаз, чуть оттопыря мизинец разливал снадобье по мензуркам. Пригубив первую, Владимир Львович занюхивал корочкой хлеба, наполнял вновь до половины, макал в неё только что служившую закуской корочку и бросал за окно воробьям. Те с голодухи набрасывались, исклевав, ни как не могли взлететь. Георгий зубоскалил, Владимир Львович философствовал:
- Это вам не древняя Греция, где пестовали дармоедов.
Сергуне  было жаль белого хлеба, в деревне черняга праздник, он завсегда со стола смахивал крохи   в пятерню и долго, как карась смокчал  их. Жаль было и глупых воробьишек, хотя с ребятами разоряли гнёзда, пекли в золе сорочиные яйца, но то от несносного голода, а тут ради смеха.

Ночью в соседней палате умерла молодая женщина, на Сергуню навалился страх. На обходе, когда доктор бодро обратился к нему:
- Как самочувствие, боец ?
Сергуня  пересилив стыд, спросил:
- Доктор, а я сегодня не умру?
Вопрос, что тебе расстрельная статья, ему, майору  Обросимову, прошедшему всю войну, столько повидавшему, будь она трижды проклята. Он ощутил себя, как тогда, в сорок первом, когда приходилось пятиться, уповая только на веру, веру творившую чудеса. Погасив  минутное замешательство, подавив подкатившую слезу, чеканя каждое слово, ответил:
-Было совещания у глав. врача и он доложил, что Сталин, товарищ Сталин должен подписать приказ, чтобы изготовили таблетки от смерти, никто не будет больше умирать.  Страх так всполошивший Сергуню пошёл на убыль, но тут же возвернулся страшней изначального, а что если фашисты снова пойдут на нас, как же тогда - « Будем стоять насмерть, за Родину, за Сталина»? Он снова спросил:
- Доктор, а если… ?
Но доктор перебил, повысив голос:
- Ты слышал, товарищ Сталин подпишет приказ,  таблетки будут. Я, майор Обросимов в это верю, а ты сомневаешься.
С тем и вышел, как обычно после обхода больных, покурить на крылечке. Сергуня   из окошечка смотрел на доктора, ему  хотелось вот так же стоять в белом халате , из кармана достать папиросы,  непременно «Казбек» и… .  И тут он увидел маму в цветастой бухарочке, с корзиной из рогожки, она подошла к доктору. Разговор  был долгим, доктор, опустив голову,  разводил руками, мама концом бухарки  вытирала слёзы. Когда она вошла в  палату, родной  деревенский дух пересилил запах карболки. На белой подушке Сергунину головку можно было заметить только благодаря  пятнышкам на щёчках, которые горели будто грудка  снегиря.

- Вот сыночек, машина шла в город, и я упросила бригадира  взять с собой, а на той неделе я тебя заберу. Лыска вот – вот отелиться, она всегда в марте телёночка приносит, Бог даст, может двух, тогда одного зарежим, будет молоко, мясо и ты пойдёшь на поправку.
Она достала небольшой свёрточек.
- Это гостинец тебе, ты ешь, а то доктор говорит, ты плохо ешь.

Только она ушла,  в коридоре раздался громкий плачь уборщицы бабы Веры.  Георгий пошёл разведать, но тут же вернулся.
- Что там случилось?
Спросил  Владимир Львович.
- Сталин умер.
Сергуня не мог в это поверить, а как же приказ, кто теперь подпишет? Он хотел спросить у Владимира Львовича, но тот повернул лицо к окну, что бы не видел  Георгий  улыбаясь,  произнёс:
- Наконец.

Доктора не было, у кого же спросить?  Сергуня не мог  уснуть, долго ворочался, а когда  весёлый мартовский лучик объявил побудку, глаза у Сергуни были широко открыты, тень от так мучающего его вопроса, старческими морщинами  лежала на его лобике, болезненный румянец покинул щёчки,  по краям губ, как у птенца - желторотика  запеклась сукровица.