Летняя жизнь бьёт ключом. И каждый день покрывает Еву пылью. С утра - ягода, потом речка, после - беготня и игры, позже прополка грядок и полив огорода. И нет ничего лучше вечером, чем искупаться в нагретой солнцем воде.
Сделать это можно двумя способами - в душе, который устроен в саду, и во дворе в детской металлической ванне. Еве нравится и то. и другое. В душе стоишь, как под горячим дождиком. Упругие струи воды сильно, но мягко бьют по макушке, плечам, смывая пыль, пот и пышную пену земляничного мыла. В ванне своя прелесть. Здесь вода спокойная, обволакивает тебя всю, и не оглушает шорохом струй, не попадает в уши. А ещё тут солнечные зайчики. Лучи солнца преломляются в воде, двинешь ногой или рукой, и зайчики ныряют, прыгают и светят в глаза, отражаясь от волны и ряби.
Это в будни. По субботам бабушка собирает всё необходимое в большую, чёрную, кожаную сумку и ведёт внучек в сельскую общественную баню. Это тоже здорово. Хотя Еве в бане быстро становится душно, к концу мытья она уже еле терпит, пулей вылетает в прохладную раздевалку и падает, вся розовая, на деревянную скамью, покрытую полупростынкой. Кажется, что от ладоней идёт такое тепло, что можно сдвинуть кружку, не касаясь её.
Несомненный плюс бани то, что она расположена в другой части Байловки, в стороне спиртзавода. Там всё не так, как на улице, где стоит бабушкин дом. Там широкая, укатанная дорога, дома стоят близко к ней, упираясь в дорогу палисадниками. Амбаров там нет. И запах там свой.
На углу улицы магазинчик. Бабушка называет его Лавка. И ароматы эта Лавка издаёт невероятные. Издалека пахнет копчёным салом и рыбой пряного посола. Сбоку лавки стоят большие деревянные бочки. Они-то и умащивают улицу вкусным запахом, от которого у Евы слюнки текут. Здесь бабушка на обратном пути домой покупает селёдку, сардину или скумбрию и обязательно, если не расхватали, хамсу. Хамса, кстати, вторая причина для Евы не рассусоливать и не задерживаться в бане дольше необходимого. Хамса это ж наслаждение.
В эту субботу всё как обычно. Ева с сестрой и бабушкой идут в баню по задам. Через сад выходят на картофельные огороды. Бабушка по пути обирает с кудрявой картофельной ботвы попавшихся на глаза колорадских жуков. Так-то для этого есть своё время, но уж увидела, не оставлять же окаянных. Дальше по дорожке мимо большой загородки, в которой гуляют бычки и пахнет свежим навозом. Мимо плетёного из толстых ивовых прутьев забора, который так восхищает Еву своей непохожестью на другие. Проходят заросли травы с листьями, похожими на свиные уши и с колючими плодиками, напоминающими ёжиков.
Народу в бане не много. Бабушка с подружками старается выбирать время без толчеи. За дверью раздевалки находится помещение с душевыми лейками. Пол там кафельный. Скользкий. И поначалу ногам от него холодно. Стоят железные тазы с ручками. В них наливают воду ноги мыть и обливаться. Ева идёт, семеня и сложив руки повыше пупка, поскальзывается. Бабушка подхватывает её под локоть, ведёт под лейку. Пена, стекающая с Евы и остальных, делает пол ещё более скользким. Ева стоит в пару и горячих брызгах, крутится, повизгивает. И что уж взбредает этой девчонке в голову, но она ни с того, ни с сего выбегает из под леечных струй, кричит: "Пол-то какой раскатистый!" И скользит на полусогнутых, как зимой по льду. Стыки кафеля тормозят ступни, Ева падает, сбивает с ног чужую бабушку, опрокидывает таз с водой и докатывается до стены помывочной. Шум, крики, ахи, причитания! Бабушка помогает уроненной товарке встать, подхватывает поднявшуюся на четвереньки Еву. Быстро окупывает её и выставляет за дверь в раздевалку.
Ева укутывается в полотенце, подбирает ноги на лавку, чтоб не мёрзли. Нельзя сказать, что она сильно расстроена. Но чувствует, что выговор ей будет не хилый. Через дверь она слышит в помывочной возгласы и разговоры. Слов не разобрать, но понятно - её обсуждают.
Через некоторое время раскрасневшиеся женщины выходят из душевой. Ева опускает голову. Ей всё-таки стыдно. Бабушка берёт её за руку и подводит к той, которую Ева свалила: "Ну, что надо сделать?"
- Простите меня, пожалуйста. Я больше так не буду.
Женщина, которую Ева свалила, сначала смотрит строго. Потом не выдерживает и, прыснув, обнимает Еву, смеётся: "Как? Как говоришь? Пол раскатистый?" И общий хохот гулко отдаётся в большом, почти пустом помещении. Ева вздыхает: "Раскатистый".