Прячу костлявые руки, что вновь разрисованы краской,
Красной, как вины в бокалах, и ясной, как небо без тучи.
Ткань пропиталась вся ею и стала чуть более броской:
Красной, как вины в бокалах. Мысли об этом не мучат.
Прячу иссохшее тело, то тело скелета без цвета:
Серое, блеклое, жуткое тело под тканью колючей одежды.
Стая волков бы безбожно завыла в краях, где нет жаркого лета,
Со мной при луне бы горланили песни так страсно, так грустно, так нежно...
Ворот закрыл бы лицо, что опухло от слез и страданий.
Чешется, колется, жаждет окраситься в краску вина из бокалов.
Слезы прожгли кислотою глаза, те щипит весьма беспощадно.
Хочется прыгнуть с разбега, как в песне, разбившись об острые скалы.
Жаль, свитер скрывает разбитую душу на море потертых осколков,
Которые вряд ли сравнятся в частями разбитой от бешенства чашки.
В эмоциях этих и в этих словах не будет дальнейшего толка,
И смысла не будет в том запахе виски, который исходит из фляжки.