Британский храбрый капитан
В рискованный вояж
Повел сквозь бурный океан
Корабль и экипаж.
В Атлантику их провожать
Всяк в порт решил придти,
Ветров попутных пожелать
И доброго пути.
Их шторм застиг, и гром гремел,
И ночь была темна,
И океанский беспредел
Изведан был сполна.
Морских ветров коварный раб,
Волн штормовых напор,
Набросившись на их корабль,
Матроса смыл за борт.
Матрос был опытный пловец
И зря не тратил сил,
Пока не понял наконец,
Что смертный час пробил.
Тогда сквозь бурю он воззвал
Из тьмы бурлящих вод,
Но ветер грозно завывал
И гнал корабль вперед.
Бочонок бросить, край сети
Друзья могли ему,
Но знали, что его спасти
Не в силу никому.
Чтобы корабль мог уцелеть
И не пойти на дно,
Он должен над волной лететь
С ветрами заодно.
Исторг матрос последний крик
Из сердца самого,
И понял: в этот трудный миг
Друзьям не до него.
Не дал он щупальцам тоски
Овладевать собой
И час, примерно, по-мужски
Боролся сам с судьбой.
Но свыше нам отмерен срок
И океан задул
Нестойкий жизни огонек –
Несчастный утонул.
И больше крик его не рвал
Сердца его друзей
И только грозно завывал
Бесившийся Борей.
Никто не плакал, не стонал,
Не подавил свой всхлип,
Лишь капитан занес в журнал
Тот факт, что он погиб.
Я этот случай рассказал
Совсем не для того,
Чтоб кто-то горько зарыдал
Над гибелью его.
Я рассказал для всех людей
Историю свою,
Чтоб каждый вспоминал о ней
У жизни на краю.
Идем мы вместе, господа,
Сквозь жизни круговерть,
Но в одиночестве всегда
Встречаем нашу смерть.
Текст оригинала.
The Castaway
William Cowper
Obscurest night involv'd the sky,
Th' Atlantic billows roar'd,
When such a destin'd wretch as I,
Wash'd headlong from on board,
Of friends, of hope, of all bereft,
His floating home for ever left.
No braver chief could Albion boast
Than he with whom he went,
Nor ever ship left Albion's coast,
With warmer wishes sent.
He lov'd them both, but both in vain,
Nor him beheld, nor her again.
Not long beneath the whelming brine,
Expert to swim, he lay;
Nor soon he felt his strength decline,
Or courage die away;
But wag'd with death a lasting strife,
Supported by despair of life.
He shouted: nor his friends had fail'd
To check the vessel's course,
But so the furious blast prevail'd,
That, pitiless perforce,
They left their outcast mate behind,
And scudded still before the wind.
Some succour yet they could afford;
And, such as storms allow,
The cask, the coop, the floated cord,
Delay'd not to bestow.
But he (they knew) nor ship, nor shore,
Whate'er they gave, should visit more.
Nor, cruel as it seem'd, could he
Their haste himself condemn,
Aware that flight, in such a sea,
Alone could rescue them;
Yet bitter felt it still to die
Deserted, and his friends so nigh.
He long survives, who lives an hour
In ocean, self-upheld;
And so long he, with unspent pow'r,
His destiny repell'd;
And ever, as the minutes flew,
Entreated help, or cried--Adieu!
At length, his transient respite past,
His comrades, who before
Had heard his voice in ev'ry blast,
Could catch the sound no more.
For then, by toil subdued, he drank
The stifling wave, and then he sank.
No poet wept him: but the page
Of narrative sincere;
That tells his name, his worth, his age,
Is wet with Anson's tear.
And tears by bards or heroes shed
Alike immortalize the dead.
I therefore purpose not, or dream,
Descanting on his fate,
To give the melancholy theme
A more enduring date:
But misery still delights to trace
Its semblance in another's case.
No voice divine the storm allay'd,
No light propitious shone;
When, snatch'd from all effectual aid,
We perish'd, each alone:
But I beneath a rougher sea,
And whelm'd in deeper gulfs than he.