Б. От Бородино до Парижа
(1812 - 1815)
Часть 5.
От Бородино до Тарутино
2
ОТХОД К МОСКВЕ. СОВЕТ В ФИЛЯХ.
ОСТАВЛЯЕМ МОСКВУ БЕЗ БОЯ
Итак, прощай, Бородино!
Восьмого утром мы уходим. 159
Пока другого не дано:
Мюрат за нами на подходе. 160
Наполеон обходит нас
Своим крылом на фланге левом.
Нет сил сражаться в этот час.
Идём, наполненные гневом:
Как и в Смоленске, дикий стон 161
Вдогонку – раненые стонут.
И в стонах тысяч крик ворон
Среди полей печальных тонет.
Опять их бросили, увы!
Ползут и к армии взывают:
«Спасите, братцы! Что же вы?»
Но им никто не отвечает.
Везде, где глянешь, там и тут,
Они ползут, кричат до жути.
Кругом крестьяне избы жгут,
И гибнут раненые люди.
А те, кто спасся от огня –
Те вдоль дорог ползут упрямо.
И здесь средь ночи или дня
Вот-вот закончится их драма.
Идём, усталые, вперёд.
Идём к тебе, Москва родная.
Покоя совесть не даёт:
Своих на гибель оставляем.
Ещё не ведают бойцы,
Что тоже будет и с Москвою.
Все жаждут битвы – и юнцы,
И те, кто с пышной бородою.
Все генералы рвутся в бой.
И лишь Кутузов уже знает,
Что ждёт Москву большой разбой,
И видит, как она пылает.
Шесть дней похода до Москвы
Он делал вид, что ждёт сраженья,
Чтоб дать французам бой. Увы,
Пора открыть своё решенье.
Фили, деревня. Здесь в те дни 162
В избе крестьянской заседает
Совет, где высшие чины
Судьбу Москвы теперь решают.
Вопрос один: давать ли бой
Иль сдать Москву Наполеону?
Барклай де Толи пред собой
Не видит кроме цели оной:
«Москву должны оставить мы.
Сейчас нам армия дороже.
С потерей армии страны
Лишимся мы, не дай-то, Боже.
А за Москвою к нам войска
Вольются новые тем паче.
Надежд Отечества пока
Не оправдать никак иначе».
Хотя все рвались в жаркий бой,
Оратор первый охладил их.
Раевский, Остерман и Толь
Москву отдать уже склонились.
Однако, против – Беннигсен,
Уваров, Дохтуров, Ермолов,
И Коновницын – видно всем,
И Платов с ними был, готовы
Пасть смертью храбрых за Москву.
Кайсаров с Ленским неизвестно,
Какую приняли канву.
Итог подвёл Кутузов веско:
«Приказываю отступать.
А вы боитесь отступленья.
Нам надо армию спасать.
Я в этом вижу провиденье.
Наполеон сейчас – поток,
Который мы унять не в силах.
Москва, как губка, даст итог –
Впитает и спасёт Россию».
Кутузов встал и объявил:
«Приказываю отступленье
Мне данной властью» и закрыл
В Филях на этом обсужденье.
И быстро вышел из избы.
Фельдмаршал был подавлен этим.
На горизонте, как грибы,
Росли враги, стремясь к победам.
Милорадович арьергард
Возглавив, сдерживал осаду.
А весь армейский цвет никак
Не мог тогда сдержать досаду.
Кто на себе мундиры рвал,
Кто заявлял: «Кутузов предал!» 163
«Фельдмаршал, видимо, наш сдал,
И нам теперь не зреть победы».
Солдаты плакали в те дни
И, озлоблённые, ворчали:
«Уж лучше лечь навек костьми,
Чем оставлять Москву в печали».
«Позором», «ужасом» назвал
Решенье Дохтуров о сдаче
Москвы, как он жене писал,
«Стыдом для русских, не иначе».
Кутузов ночь почти не спал,
И слышно было, как он плакал:
Как сильно он переживал
Решенье тяжкое, однако!
Милорадович и Мюрат
Пред ночью той договорились,
Что тот не станет нам мешать
Через Москву отправить силы.
«Иначе биться за Москву
Мы с москвичами вместе станем
И вам, французам, наяву
Мундиры сильно продырявим».
И вот пошла через Москву 164
Потоком армия России.
И москвичи бегут во всю
Ивановскую, что есть силы.
Кто на колясках, кто пешком,
Кто на телегах, взяв, что можно.
Такой царит кругом содом,
Что описать всё невозможно.
Бежит тревожная толпа.
А ведь хотели биться жарко
С врагом решительно тогда.
И вот дождались мы подарка!
Кругом и крики, и мольба,
И детский плач, и перебранка.
А где-то слышится пальба
И бесшабашная гулянка.
Кутузов молча на коне
Верхом проехал от Арбата
До Яузы, и как во сне
Взирали на него солдаты:
Никак не верилось, что так
Москву французам оставляют.
И вот впервые без ура
Они фельдмаршала встречают.
Их путь – Калужская дорога 165
И на Рязань затем лежит.
И тяжкий грех по воле Бога
Их давит и печалит вид.