Мой Париж - Весна - Лето -

Дарья Борисова 1
* Мой Париж *

- Весна - Лето -

           "А вот цветет магнолия...
             в Москве, небось, сейчас магнолии не цветут..."
                из записи на видеокамеру

  Да, мой. Такой, единственный и неповторимый. И другой, но уже чей-то еще...
Что сразу же бросается в глаза, в уши, в нос – это то, что я называю "парижским воздухом". Или ароматом-вкусом-цветом и бог его еще знает, чем, но это что-то замечаешь и запоминаешь уже навсегда...
Цветущие каштаны... Да и сама парижская весна, как и все остальные этому городу принадлежащие времена года – нечто особенное, как отдельное понятие. Может быть, потому, что для многих из нас Париж с детства – как та хрустальная сказка, исполнения которой ждешь, зная, что не сбудется, как мираж, к которому стремишься, как облако, вон то, огромное, ватное, на котором бы поваляться, как на перине – ан нетушки, самолет прорезает его – и видишь – да, опять правы эти физики, и эта субстанция – всего лишь плотный туман, рассеяние Ми, если угодно... И вдруг эта сказка обрушивается на тебя реальностью, такой ощутимой! И чувствуешь, что глаза становятся точь-в-точь вот этот широкоугольный объектив вашего фотоаппарата, а все равно заметить, почувствовать все... эх, еще бы недельку отпуска...
  Так вот, весна. Цветущие сады Елисейских полей, плакучие ивы, склонившиеся над Сеной. Что Сена? Та же Москва-река, только в Париже. Где – пошире, где – поуже. Ничего особенного. Только вот Иль-де-ля-Сите и Нотр-Дам-де-Пари... Как еще там пару веков назад один классик писал: „Уныло скалится нам вслед взвод гарпий с крыши Нотр-Дама...“ Именно. Скалится. Бррррр... Я бы ночью да при полной луне... Да, о чем это я?... Утречком, когда толпы туристов (есть такая кочующая разновидность людского племени) еще не заполонили весь центр, замечательно понаблюдать за еще сонными букинистами, приводящими в порядок свои лотки, которыми просто утыкана вся набережная в центре, посидеть под теми потрясающими розовыми деревьями под стеной Notre-Dame и, наконец, проникнуться той почти запретной мыслью, что хрустальная мечта начинает потихоньку сбываться. Мечта подышать парижским воздухом...
Париж хорош в любое время суток. Смотря по тому, где находиться. И воздух у него – разный. Но мне почему-то нравится утро (куда пропадает „совиный“ режим?), когда весь город пахнет кофе и свежеиспеченным хлебом. И ни души на улицах. Зайти в буланжери, заказать чашечку кофе с ароматным круассаном, сесть поближе к окну и смотреть, как просыпается Город... А за соседним столиком вдруг замечаешь грузную фигуру Мегрэ, изучающего через прозрачное, но не искажающее стекло Человека и его Душу.
Потом выйти на свежий – пока – воздух, это только потом он начнет течь и плавиться от раскаленных солнцем домов и асфальта. Говорите, я, вроде бы, про весну? Да, но летом народу меньше, дремлет Париж под знойным небом, и в гордом одиночестве плавишься вместе с асфальтом, чувствуя себя (!...?) чуть ли не хозяином города.
Люблю я башню Сен-Жак. И тот маленький скверик – заходишь в него- и растворяются за спиной вечно мчащиеся куда-то машины (и не жарко им?), да и сама жара уступает место бушующей зелени, от которой пахнет дождем. Дождь? Да нет, это парки и некоторые улицы специально поливаются в такую погоду. Пить же им надо. Деревьям, я имею ввиду. Чтобы благоухать. Стоп! Благоухают-то они как раз весной, а летом пьют и отдыхают. Чтобы в следующем году...
Побывав в парижском метро, не говоря уже об остальной Европе, сразу проникаешься чувством, что везде хорошо, а дома – всегда лучше. После этого родной московский метрополитен кажется чередой невероятной красоты подземных дворцов. Потому вместо метро (хорошо, хорошо, да, станция „Louvre“, да, копии античных статуй, да, матовый полумрак... сознаюсь, больше таких не видела) лучше сразу выйти к Сене. И красиво, и дышится легко (летом, конечно, когда жара под сорок по Цельсию, и за вздохом каждый раз надо бегать к реке... а потом пытаться очень медленно выдыхать, обходя пышущие жаром каменные достопримечательности). И что самое замечательное – по Сене можно дойти куда угодно. Нотр-Дам – пожалуйста, Лувр – вот он, но сейчас мы туда не пойдем, по нему целый день надо бежать с первой космической, чтобы все залы только обойти – я не говорю про посмотреть! Дворцы, музеи, да, а в д‘Орсэ заглянем, прохладно там, хотя для того, чтобы наверх к Моне с Дега забраться, тоже и силенки, и время уходят, утекают, и обратно на жару уже и выползать не хочется. А там и Отель Инвалидов с Домским собором, нет, вы только посмотрите, как этот Буонапарте заставил и после своей смерти склоняться перед собой. Первый герой Франции, жестокий захватчик и завоеватель, так нежно любимый своим народом и воспеваемый в произведениях искусства и сувенирах; и ни слова - о Бородино и Лейпциге...
Много мостов перекинуто через Сену. И старых, и современных. Самым красивым и знаменитым принято считать Pont-Neuf, но мне больше по душе – мост Александра III. Патриотизм ли здесь виной или открывающийся с украшенного мраморными гирляндами и золочеными конями моста на домский собор отеля инвалидов вид, удивительно напоминает Питер. Что-то с фантазией моей...
А эти цветущие каштаны! Да, вот и до них добрались. Эти, растущие, в общем, почти во всех европейских городах широколиственные, высятся по правому берегу реки от Place-de-la-Concorde и почти до Palais Chaillot мощными зелеными прямоугольными стенами (кто же их так?). И весной покрываются белыми непожароопасными свечками. Или розовыми, что даже оригинальней, но не так светятся. Я говорю оптически... с оптической точки. Идешь себе, пинаешь ногами маленькие облетевшие каштаны... То есть они и отцвести уже успели, жара ведь, лето! И вдруг, из-за поворота, открывается во всем ее ржавом великолепии она – Эйфелева!
Вообще-то ее почему-то всегда видно, когда о ней подумаешь. Или, наоборот, уже не важно. Замечаешь ее уже из садов Тюильри, благо дома обзора не загораживают, или уж точно с Площади Согласия, эдакий аналог египетской колонны из металлоконструкций (шучу, шучу), и уверенно (благо что план города уже ксерокопией сидит в голове) продвигаешься к ней по Сене, успевая на расстоянии от Лионскго вокзала до нее, железной, скупить половину продукции сувенирных магазинов. Идешь себе, любуешься утопающими в зелени пентхаузами, между прочим, с улыбкой вспоминая, что в том доме, где, как известно из любого экскурсионного буклета, живет Ален Делон, почему-то одна из экскурсоводов „прописала“ Бельмондо. А может быть, они там вместе живут?!
И вот она все ближе, надвигается, наползает своими широко расставленными ногами в ажурных колготках (какие-то аналоги с Красной Мельницей пошли...), издали – окутанная дымкой, такая манящая и завлекающая, вблизи – ржавая, в сетках и строительных лесах да подпорках – готовится вступить в новое тысячелетие с гордо поднятой головой. Кто же знал, что построенная в 1989 году на пару десятков лет железяка станет вдруг чуть ли не первым символом Франции, затмив Лувр с Нотр-Дамом? Парадокс? И к ней в первую очередь устремляется плотный туристический поток, а не к Монмартру и не на маленькую Place-de-Vosges, где только и можно летом поваляться на травке, с четырех сторон окруженной бывшим дворцом. А эти утрамбованные Марсовы поля, лишь по краям зеленеющие платанами – да, у которых такая пластмассовая кора. Такое ощущение, что их каждый день с утречка вытаптывает целый кавалерийский полк, специально для этого содержащийся в Военной Академии; да и что говорить, поля-то – Марсовы...
Поцеловав ножку башенке (что ни говори, а хороша она, особенно в закатные часы, когда небо приобретает теплый розовато-оранжевый оттенок, а там и фиолетовый сгущаться начинает,... если весь день не идет дождь..., и уже не жаркое солнце подсвечивает золотистым стальное кружево, которое совсем уже не кажется ржавым)... так вот, коснувшись главной, так сказать (а может – потому, что не такой вечной), достопримечательности, нет, не поеду я наверх – что там сверху смотреть! – с Монпарнаса все видела – и башню в том числе, жалко только, все окна там – такие заляпанные – не сфотографировать; нет, через Сену – вверх, к Дворцу Шайо, где фонтаны и золоченая голова быка – ан нет, облезла уже, интересно, когда эту открытку печатали? А оттуда – наискосок, по лучику – по лучику – к звезде, вернее, к Площади Звезды (замечательно звучит „l‘Etoile“, правда?), да, к арке в самом дорогом жилом районе Парижа. Не все, видно, удавалось Бонапарту, если хотел он – ну очень – увидеть ее каменной – но пришлось-таки въезжать под деревянную... А уж от нее, Арки,- окунуться с головой в совершенно особенную жизнь Елисейских Полей, никуда не заходя (ограничительные факторы), но тараща глаза и оттягивая уши, что твой чебурашка. Можно и ноздри раздуть, это – на уровне парфюмерных магазинов, да нет, в Европе это все есть, и даже дешевле, но не с таким шиком поданное. Но заходить – ни-ни, иначе к концу дня не будешь понимать, чем пахнешь, а нюхательные рецепторы атрофируются напрочь. И так – до садов в начале Полей, тех самых, которые весной так благоухают и наполняют еще чуть зеленое множество веток охотничье-фазаньей гаммой.
Чуть коснуться Площади Согласия – и сразу налево, между помпезных сооружений и магазинов без цен в витринах, о – к Madeleine. Ее бы – на высокий берег моря – и поклоняться богам Античности... Но и тут она прижилась, вернее, он – греческий храм в центре Парижа. А дальше – нескончаемые улицы и переулки... ноги уже не слушаются... нет, на метро не поеду... вот, все ближе и ближе, через район, тот, что с фонарями, черт с ними, не буду портить себе настроение, и вот – наверх, еще выше... О!... отдохнуть бы, в такую гору в таком состоянии...
Montmartre. И ослепительно белый собор на горе. Сакре-Кер, сердце Христа. Что он делает в Париже??? Десятки раз видела его фотографии, но – в Париже?! Византия... Что же, греческий храм есть, русская церковь, говорят, тоже, правда, ни один страж порядка не может сказать, где; синагога, вроде бы, имеется (а где их нет?). И вот теперь – византийский храм, правда, с элементами романского, не важно, но – внутренний полумрак, но – мозаичный алтарь, в церковной лавке – открытки с русскими иконами. Рука уже тянется свечку поставить. Что-то надмирное в нем есть, это вам не готика. И величественно, и... уютно. И пусть из стен торчат химеры, строя городу рожи...
А за храмом да на Монмартре... Жизнь кипит. Богемно-туристическая. Одни там практически живут, а другие ходят, толпятся, толкают. Пусть их толпятся. А на Площади Художников (сама придумала!) – художники, соответственно. Рисуют, пишут, карикатурят, Арбат прямо. Интересно до жути. Где мой мольберт?! Нет, лучше к вечно молодому и вечно сумасшедшему старичку Дали завернуть – на рюмку кальвадоса...
А потом уже все начинает в бешеном ритме вертеться перед глазами – дома, все такие одинаковые, только чугунные решетки вывязаны сотней различных узоров; магазины, рынки с зеленью, фруктами и сыром (нет, они же – утром, а впрочем, может и вечером, все равно, главное – не оставить здесь все деньги); торговцы „продуктами моря“ – гигантскими крабами, омарами и всякими ракушками, про рыбу вообще молчу; эти же ракушки в ресторане – вот дамочка перед окном в таком ресторане, где все насквозь видно, ловко с ними управляется, оставляя горку ракушек, похожих на серый рваный картон; кафе, кафе и опять кафе – столики на улице, стулья – там же, пройти – невозможно; а вот дворцы, скверы, музеи, барахолки, фонтаны, уродливый центр Помпиду с жутким фонтаном на фоне готической церкви, красивейшая в мире ратуша – Hotel-de-Ville, карусель... а город уже начинает подсвечиваться... вот клошар с рюкзаком и кошкой на поводке – добрый человек – бредет куда-то по своим делам; Сена... да и мосты тоже светятся... что? не хочу ли горячих каштанов?... сияет все: Эйфелева башня – теперь вся горит изнутри, церкви, триумфальные арки, вокзалы – и музей d’Orsay, salut, monsieur Monet!, прозрачная пирамида Лувра (а по-моему, не портит она Лувр, а оживляет, слишком уж он каменный), Консьержери, Notre-Dame, да и весь остров Ситэ, все, все светится – от рыжего до голубого. Таков цвет ночного города... 
...Что? Лувр? Музей Родена? Пикассо? Версаль, Фонтенбло? Я без сил, да уже и ночь. Я пойду, поеду туда, да, и туда тоже. Завтра... Через месяц... В конце концов, в Париже бывают и другие времена года...
               

               
                Daria Borisova,  Paris-Freiberg 1999