Ночь. Гефсиманский сад, овеянный прохладой.
Припав к земле, там спят ученики.
И тишина. Лишь, еле уловимо,
Журча, поют Кедрона ручейки.
Вот, плача слышны приглушенно звуки,
Печальный голос еле различим.
И, будто бы душа, там к небу тянет руки,
И тяготы решает вместе с ним.
И лунный свет, слегка коснулся камня,
Христос колени там свои склонил.
Горячими слезами обливаясь,
Мольбу Отцу, Он в скорби, возносил.
Он сокрушался, плакал, ужасался,
Кровавый пот тек каплями с чела.
Прилежнее молиться лишь старался.
Объята в нем тоской душа была.
Просил Он пронести ту мимо чашу,
И, если можно, из нее не пить,
Не быть отверженным Отцом, за мерзость нашу,
Но Он не отрекался нас любить...
Он лишь молил, Он знал, что ждет мученье,
Что ад все зло обрушит на Него,
Огромною ценой добудет Он спасенье,
И ждал, в томлении, часа Своего.
Ни кто другой, но Агнцем без порока,
На жертвенный алтарь мог только Он взойти.
И кто бы это сделал, кроме Бога,
Рожденного от Духа, во плоти...
« Да будет Твоя воля!»- прозвучало,
И, выпив чашу скорби, до конца,
Смирил Себя Христос до смерти крестной,
Исполнив волю, Своего Отца.
Под знаменем любви, взошел на крест позора,
Любя, в тех страшных муках умирал.
Чтоб ты познал, что в Нем твоя опора,
Своим Спасителем Христа избрал.