В ЧЁРНОМ КВАДРАТЕ
(последняя книга, ей-богу, последняя,
начата в 2018, а закончена будет...откуда ж я знаю когда?
а ведь не бывает ни первых книг, ни последних
многих книг вообще не бывает
может быть, и этой на самом деле нет)
Химический состав:
Колоть дрова под семьдесят…
Всё, что не вошло в стихи…
Немає чим битися в стіну…
Говорят, мы мультики на пультике…
В ту пору я никак не полагал…
белый флаг четыре литеры.
Господь явился на блокпост..
нахлобучена папаха…
в Лувре не был Парфенон не видел…
гнутые в три погибели…
Деньки за деньками…
Рядом вникали в молитвенник…
Две тысячи девятнадцатый…
Не може бути шкідливим…
и ещё много всякого
***
то что на гору усердно вкатывал
залегло на душе ничем не сдвинешь
зря зазубрил антиномии кантовы
мне бы вкушать луноликие дыни
а когда само покачнувшись рухнет
не успею рвануться посторониться
и притиснет к полу любимая рухлядь
в почву вдавит любая страница
***
Колоть дрова под семьдесят, засыпать двор дровами, -
колун зовёт усердствовать и пренебречь гробами.
Колоть слова под семьдесят, на щепки разнимая,
как будто непосредственно себя на них меняя.
Колоть года под семьдесят, когда уже не хочется
ни следовать, ни сетовать, - колоть, покуда колется.
***
Всё, что не вошло в стихи, глупой прозою не стало,
это мелкие грехи - иногда или местами.
Не преодолев раскол между книжным и домашним,
из напиленных брусков вместо внука строю башни.
Кость слоновая в былом, пуст единственный загашник.
То, что выстроил, на слом, потому что не за башли.
Сотворяю, осиян, не для взрослых, не для деток -
для безгласных марсиан из летящих звёздных клеток.
***
немає чим битися в стіну
голова відсутня
ії відрізало
влітку дві тисячи чотирнадцятого року
як зайвий причиндал
бо більш нічого не треба розуміти
брати до уваги
слід жити за обставинами
суха макітра стоїть на чужому столі
як у дитячий книзі “Мисливці за головами”
іноді ховаю до чужої шухляди
щоб не нагадувала
про
просто щоб не нагадувала
*
Говорят, мы мультики на пультике:
щёлкнут, и запляшем, и споём.
Ну а те, на пультике, не мультики?
Не заводятся одним щелчком?
Мир мультяшный на земле мультяшной,
звёзды как случайные мазки:
больше не приветны, не манящи,
не от них спекаются мозги.
Столько нарисовано мгновенного,
на экранах отображено!
Верное невзрачнее неверного,
бликов и теней веретено.
Всё идёт к тому, что в день затмения
павших звёзд и сдвинутых светил
всей земле не хватит разумения:
что случилось? кто кого включил?
***
В ту пору я никак не полагал,
что мир бедлам, а проще - балаган.
Я шут гороховый? Иду вразрез?
Но - есть величие, и есть прогресс.
Возили мордою, - валяясь на полу,
я классикой держался на плаву...
Век террористов и гибридных войн:
с экранов вой, в душе немолчный вой.
Не спи, Толстой: закат опять в крови!
Кличь Достоевского, Некрасова зови!
Нет, не ответствуют, нет, не идут:
причины веские надёжней пут.
Надуманный народ ничуть не мудр:
кривлякам внемлет, верует в лахудр.
На всей земле величия в обрез,
наличием прогресса занят бес.
Пустыня в плюсе: не её вина.
В миноре океан: ему хана.
***
белый флаг четыре литеры
с ветерком туда-обратно
ты Европа уморительна
ты Европа незакатна
колокольный звон в Еленовке
посторонний похоронный
хоть бы кто промчал на велике
молодой неугомонный
понарыты понакопаны
норы слева норы справа
в них живущие покойники
делятся шматками срама
бело-сине-красным саваном
их мозги накрыты плотно
жизнь должна родиться заново
здесь где даже небо злобно
***
Господь явился на блокпост,
другой отметил на прикладе,
а третий в гриву их и в хвост,
четвёртый к пятому спровадил,
а пятый четверых лютей,
готовый пришибить за фразу,
и все из племени людей,
из человекобезобразных.
***
нахлобучена папаха слева шашка справа маузер
здравствуй мама волноваха то бишь mutter то бишь mother
эшелон отходит рано прибывает слишком поздно
мировая гидра мрака успевает вырыть гнёзда
пулемёты как наседки на малейший шорох клохчут
маскировочные сетки мина разрывает в клочья
а туман сползает еле местность в складках обнажая
как сукно чужой шинели хронология чужая
бродят годы-интервенты по раззору приазовья
в скрытых узловых моментах смысл дремучий запрессован
смесь час от часу гремучей между керчью и бердянском
близь завешена онучей даль завешена портянкой
***
в Лувре не был Парфенон не видел
в океан ни разу не блевал
на себя живя в глухой обиде
сроки продлевал и продлевал
пишут из Германии о разном
из Лос-Анджелеса шлют привет
те с кем комсомольничали разом
совпадая в тысяче примет
им открылось всё - они рискнули
не выгадывая на пшене
мне дано крутить и тыкать дули
в тишине в забросе в шушуне
***
гнутые в три погибели сосны перед больницей
не выдали не покинули пора бы определиться
это не дело одною ногою в бетоне застывшем
другою над пустотою дрыгать как тычут дышлом
надо определиться хватит уже прибедняться
может быть приводниться хотя верней приземляться
старухи вяжут на спицах солнце неспешно разматывая
сосед доедает пиццу - я варианты рассматриваю
***
Деньки за деньками - то ухнет, то ахнет.
Запахло деньгами и всё ещё пахнет.
Ну да, обаянье, моральная ценность, -
нужней обонянье, ухватистость, цепкость.
Беда не обретшим товарного вида -
воистину грешным в эпоху транзита.
На них вся провина - не сделавших бабки:
для них Украина - подобие мамки.
Не мамка, не хатка, не жидкое тесто -
жестокая схватка за каждое место.
Вскрываются урны, и прут, как из ляды,
державные курвы, вельможные ****и.
И прорва иных из обслуги вертлявой -
блатных, шухарных, чернявых, белявых.
И сброд, и разброд, и темно от разброда.
А где же народ? Я не вижу народа.
Осколки, остатки, как есть недобитки:
сличаем манатки, считаем убытки.
Нас много, нас больше, а кажется - меньше.
Мы дёргаем вожжи и трогаем вещи.
Заглохни, экстрема! Орудуйте, профи!
Мне впрыснули время - как морок, как морфий.
Последние мысли ложатся на рельсы.
Я сдал на комиссию, город, где грелся:
там звери как люди и люди как звери,
там выросли будни и праздники съели.
Простившийся с мыслью о добром наследстве,
я сдал на комиссию рваное сердце.
В пригасщем рассудке понятия-шельмы:
старее на сутки - на сутки дешевле.
У всех по орбите, по смерти, по тверди.
Живите. Любите. Надейтесь и верьте.
И взявшим помногу, и взявшим помалу
дай, Боже, обновку на все капиталы.
Пусть небо иное прорвётся сквозь кому,
а это - земное - уже не поможет.
P. S, Старик, воробей: пусть вокруг оборзели,
храбрись, не робей - всё решится в апреле!
***
отдай эту дивную дань: не жмись - всё равно не удержишь
замлеет простёртая длань
истратится дерзость
ты помнишь но это не всё ты знаешь но этого мало:
судьба коррективы внесёт
в любые анналы
и кровь переменит и масть разделит и свяжет с народом
и станешь у говпода красть
и всё ненароком
а значит отдай эту дань - последнюю почесть от павших
пусть ею насытится даль
хотя бы однажды
***
я старался сыном быть -
от родителей отбился
я старался дружбой крыть -
от друзей освободился
я старался всех любить -
это ничего не значит
я старался мужем быть
а жена не прячась плачет
я старался слыть отцом -
дочерям со мной несладко
я старался жить творцом -
киснет творчество в тетрадках
я старался - кем ещё
в этой жизни постараться?
как-то вспомнил что крещён -
может к Господу податься?
***
посреди большого леса посреди большого дня
нынче нету интереса интереснее меня
я бросал но не добросил: перспективы неясны
тесен мир и триста сосен - это те же три сосны
жребий выпал в виде снега - ничего не разберёшь:
где тут альфа где омега где вообще ядрёна вошь
набежавшие осадки не меняют бытия:
тот же день и те же складки та же родина моя
слой листвы придавит хвою хвоя ляжет на листву:
здесь в лесу всего с лихвою - и во сне и наяву
кто с тобою нас рассудит - жизнь дудящая в дуду?
я не знаю будь что будет больше с места не сойду
***
Рядом вникали в молитвенник;
отречение от сатаны.
Бегали мелкие литеры -
от стены до стены.
Как молодуха в шапочке
поверила между дел?
Таскающий белые тапочки,
я в этом не преуспел.
Библия мною изучена -
и дряхлый, и свежий завет,
в душе толкованья ползучие
оставили влажный след.
И только, и силы светлые,
и тёмные вперехлёст,
и веки мои не разлеплены,
и жизнь сплошной перепост.
Храмов достаточно в Малине,
каждый - в небо перстом.
Мне ближе вышивка мамина -
сложным болгарским крестом.
*** /на злобную злобу дня/
Две тысячи девятнадцатый.
Новёхонький? Незамацанный?
Куда там! Те же билборды
и те же мордовороты.
Те ж небылицы, враки
на самой лощёной бумаге,
так же экраны гноятся,
не отставая от глянца.
В родильных взывают свёртки -
быть к милосердью поближе.
Над ними читают сводки
о раненых и погибших.
И всё-таки жребий брошен -
от цезаря до рябоконя.
Толкает и гонит поршень -
от чопа до рубикона.
***
не може бути шкідливим
самолікування віршами
від Лісової до Академмістечка
ви людина похилого віку
це рекламне місце саме для вас
приз у кожному потязі в кожному вагоні в кожній пачці
пропонується розстріл в розстрочку
вона зрадіє
він зрадіє
вигравайте подорожі кохання життя
наші пропозіції - ваші бажання
наші страви - ваші смаки
а ви вже чули?
даруємо пограбунки
вирізаємо візерунки
грабуємо подарунки
наступна станція -
підземелля в Макіївці
***
Здесь, на лугу, Ирша не хороша,
сиротским телом к травам припадая,
водою обезжизненной шурша,
последнее распродавая.
А что ещё осталось у неё,
кроме забвения и забытья?
Перетекание в небытиё.
Река, кто из богов как прежде за тебя?
Вершим историю, вколачиваем сваи,
Ирша течёт, мгновенья вороша.
И про себя мы ничего не знаем,
как про зарытого в воде ерша.
***
это цветы октября - надобно любоваться
это последнее яблоко - тут благодарность воздай
это утиная стая - положено умиляться
не успеваю припомнить - помедленнее листай
бедную голову не оставляй без присмотра:
сам потеряешься либо вернёшься к обеду без
в считанные квадраты очередного кроссворда
вписывай всех поимённо пусть вырастает лес
как частокол ограждение чтоб мысли не разбегались
забытые тощие овцы утратившие вожака
гонки по горизонтали и гонки по вертикали
в этом одном покамест кишка твоя не тонка
поздний плод догниёт на перекрестье веток
список подай позарез необходимых вещей
завтра ноябрьское солнце переедет осеннее небо
год ты не помнишь какой а нужен ли год вообще
***
А в ящик я могу сыграть и в Малине:
ничем не хуже нашего Нью-Йорка.
Мы докатились до него без малого
пять лет тому, подсчёты ой как горьки.
Напутать трудно с местными привязками:
Ирша Торца Кривого не прямее.
Там древность скифская, а тут - древлянская,
но крови одинаковы примерно.
Похожи лавки, кабаки, притоны,
дым заводской, стук поезда, свет детства.
Тут сосны испокон, там терриконы,
но кладбища тоскливы повсеместно.
Заглатывают в толщу, под дернину,
вгрызаются, врастают в современность.
Одно меняет общую картину,
крушит провинциальную смиренность:
в Нью-Йорке фронт буквально под ногами,
а в Малин с фронта доставляют павших,
и череда безжалостных нагадываний
перебивает наслоенья фальши.
***
в подземном переходе дудочка
звучит прилежно-невесомо...
отпущенная кем-то шуточка
насчёт детей и крысолова
тут не проходит
пробегаем
туда на белый свет наружу
где мир привычен обитаем
пусть и насыщенный оружием
где юность обгоняет старость
вся в статусе недорождённой
а дудочка впотьмах осталась
как слух никем не подтверждённый
***
Метафор столько, что корячит,
гипербол столько, что топорщит.
Припомни что-нибудь поярче,
придумай что-нибудь попроще.
Представь себя в командировке,
ещё вернее - в тыл заброшен:
по осыпающейся бровке
идёшь след в след вдоль зимней рощи,
вдоль в снег и в лёд вживлённой чащи,
на нервах весь, на взрыве, стрёме, -
кто знает, что тут настоящее,
а что бликует на изломе?
Где волчьи ямы и капканы,
где осторожные ловушки,
а где дорожка без обмана
для перестарка и старушки?
***
Перрон безлюдный в Пятихатках:
гуськом фонарные столбы,
на каждом светятся похабно
по три наткнутых головы…
Девицы сверху лесбиянят,
не ждут, когда угомонюсь,
а я с забитым обоняньем
едва прощупываю пульс.
Снег свежевыпавший расчищен,
но чистоты не утерял.
За окнами - ночное днище,
глухой декабрьский терминал.
Как душно всё-таки, как душно! -
В состав дремотной пелены
то ли в купе, то ли в кадушки
засолены, заселены.
Под горку катятся катушки:
чугун и сталь, чугун и сталь.
О, неразрывные подружки,
вам - к морю, нам же - к блокпостам.
Персты любви неутомимы
что в темноте, что на свету.
Персты судьбы неумолимы,
под нами подводя черту.
***
Так выпавший из расписанья
всех пропускает и в хвосте
плетётся и плетёт сказанья
в посеребрённой простоте.
Придёт не в срок и не в объятья,
а в чертыханья и невроз,
поднаторевшие в понятьях
всердцах припомнят паровоз.
Но ведь дошёл, доплыл, дочухал,
довёз, доставил, доволок!
Шумящих слушает вполуха
всё ж молодец, всё ж молоток.
***
Время разговоров ограничено,
это значит привираю реже.
Всё моё богатство обналичено,
вот оно - не больше и не меньше.
Круг передвижений обозначен,
стал определённей смысл явлений.
Если вдруг случится недостача,
перекроется за счёт солений.
Ощутимее петля понятий,
связываться с нею неохота.
Глаз на солнце не находит пятен,
он и солнце не всегда находит.
***
Нет подключения к Интернету, -
сколько раз тебе повторять?
Если чего-то в природе нету,
значит, неоткуда больше взять.
Всё, что в натуру забито сдуру,
буйными прихотями внесено,
всего лишь сознание наше раздуло, -
дико регочем, а не смешно.
Не удивляемся, а это въяве:
службу правит дед Вельзевул,
в дьяконах ходит заправский дьявол,
вишь - подмигнул, а потом подзевнул…
Нет подключения к Интернету, -
сколько раз тебе повторять?
Пора жучаре, жлобу, интервенту
общий памятник воздвигать.
Впрочем, отставить банкноты, монеты:
общий памятник уже готов, -
видишь сгорбленные монументы
по всем направлениям розы ветров?
Род человеческий спросонок выглянет,
в старых реченьях кой-что поймёт:
гаджет гаджету глаз не выклюнет,
мечется око, да зуб неймёт.
/последнее посещение Вильнюса, Литвы: 1986
Это я тут сижу над водой,
и вода молодая, и я
бесконечно ещё молодой:
ни убытия, ни бытия.
Речка хвостиком вольно вильнёт,
и яйцу золотому капут.
И никто ничего не вольёт,
даже водки уже не нальют.
А вливали, хоть я не просил,
нежно-алую свежую кровь,
девять перепроверенных сил
что есть сил обжигали нутро.
Речка взблеском струи подмигнёт,
ей со дна отзовётся пятак.
Память издали больно стегнёт,
но уже не до крови, а так.
*
/если допустить идею бога
надо исключить идею чела
чел излишен в данной парадигме
богу он ни кочерга ни свечка
недосмотр или преступный сговор
в божий мир чел явно просочился
непонятным образом проникнув
разомкнул и вечность и бессмертье
в бесконечность внёс свою конечность
беспредельное в пределы втиснул
тычет небу в очи искалеченность
требует чтоб ныне и воистину/
***
Лопатой крестя наугад
втыкая то дальше то ближе
выкопал чёрный квадрат -
под ним начинается рыжий
глина? или судьба?
или начало мира?
главное - до суда
майна не путать с вира
***
Птица каркнула, как выкрикнула:
“Нету корма, кроме кармы!..”
Полоумным горлом выкаркнула -
поздно разводить руками.
На кого и что возложено,
выявляется не сразу.
Исходя из невозможного,
строишь текст, сшиваешь фразу.
Как в саду осеннем падалицы,
подбираешь обороты,
заготовленные с пятницы
для труда и обороны.
Сбросишь иго новогоднее
(нету кармы, кроме корма) -
обнажится подноготное:
правда драмы, кривда нормы.
Рухнет март - нагрянут выборы:
“Ну, страна, рванись, ответствуя,
из когтей пространство выдерни -
ясноокое, отвесное.
Твой черёд пригнобить карлика,
чтобы бледен стал и шёлков!”
Вот о чём мне птица каркнула,
недвусмысленно прищёлкнув.
***
“Я хотел записать ускользнувшую мысль”, -
говорит Блез Паскаль и разводит руками.
Кто из нас на кого посмотрел сверху вниз,
кто в кого бросил камень?
“Я хотел, но успел записать лишь о том,
что она ускользнула”.
У кого из нас больше найдут гематом,
тот и больший зануда.
***
Нет, плотоядный подполковник Плоткин
под наши не заглядывал пилотки -
он вдаль глядел на полковом плацу
и натовские базы и подлодки
громил посредством громогласной глотки,
обломки оставляя на плаву.
Примкнутый штык, подкрашенный грибок,
и смена в срок приходит без обмана:
о Паплака, военный городок
за двадцать лет до общего обвала.
На крытых рядовых грузовиках
мы в двадцать лет недалеко летали:
от Скуодаса до Гробини размах,
от Приекуле до славной Лиепаи.
Приехали, чтоб выйти в старики,
по паре лет угробили на брата,
но плакать в Паплаке, ей-богу, не с руки,
ей бы себя оплакать до заката.
***
вот в чём дикая загвоздка
в макрокосме букваря
человеческое “я”
легче пуха мягче воска
только-только попривыкнет
приспособится чуток
тут же вякнет фортель выкинет
проявляясь под шумок
как печёнку “я” не вынешь
не отведаешь на вкус
так считает Чеслав Милош
я пожалуй соглашусь
***
Поддержи меня, орех:
за твои цепляюсь ветви,
оба мы с тобою ветхи,
только я наглядней ветх.
На вершину не взберусь:
слишком высоко вершина.
Корни, сердце, сердцевина, -
хоть на сколько-то взбодрюсь?
***
за ночь свет не пересотворился
не преобразился на лету
как вчера задумчиво варился
так и варится в своём соку
ни в трубу не унесло ни в прорвы
не перевернулся мир в гробу
те же формы даже для проформы
пядей ровно семь в планетном лбу
ни скачков ни прочих пертурбаций
взвешено подшито учтено
треплется умеющий трепаться
и молчит кому молчать дано
***
Сколько было пламени,
выгорело томное:
“в бледном свете памяти”, -
молвлено Платоновым.
Ты предложишь будущее,
я в ответ - забвение:
чем оно запущеннее,
тем стократ заветнее.
Там тянулись линии,
были все горячими.
Что из сердца вынули?
Что зазря растрачено?
...Надписи советуют -
мы не прислоняемся,
но в минуту светлую
с темнотой сливаемся.
***
(попытки шутить)
/тоска не точка а доска
доскою этой ошарашены
мы напрочь забываем шашни
работаем ради куска
на повороте на каком
между каких глубоких складок
не покатились кувырком
а мелко выпали в осадок/
***
Что замутил Роберт Музиль?
Взял и утиль загрузил в лимузин.
...Каждое утро кожаный скрип:
вовсе не мудрый мудрит старик.
Свойства свои в кулаке зажав,
тонко скулит, постигая жанр.
Не эпопея и не роман -
это помпея под пеплом ума.
Что ж ты, безумец, что ж ты, Музиль,
целый везувий взял водрузил?
Где б наскрести пару горстей -
всех погрести непонятных людей.
***
Рильке срок отбывал в Норильске
заключённый в живом мозгу
а вернее в его огрызке
зацепившемся на берегу
заполярная лета студёна
даже смерть не так холодит
потому что она сластёна
до последнего солодит
две строки из былого всего
две возвышенные европейки
чьё-то серое вещество
копошится во швах телогрейки
***(отвлечённое)
Вот кто поэты - Куллэ и Жданов.
На стихотворческой почве всё ж
после опорожнённого жбана
один в другого втыкает нож.
Тот в больнице, этот в полиции,
равны и в славе, и в хуле,
За перо хватаются только из принципа
поэты Жданов и Куллэ.
***
Ирану отключили SWIFT?
И пофиг! Что мне до Ирана.
Когда Кремлю отключат лифт,
газ, свет, и воду, и охрану?
Тогда гукните - я примчусь
с бутылкой, полною соблазнов,
и в преизбытке светлых чувств
запьём событью сообразно.
***
\стол стоит на бетонной плите
стол стоит на линолеуме
вот подвешенное в пустоте
место мною намоленное\
***
Мне по душе поэты-конгрессмены:
“драконовские санкции” в пути;
грядут за ними санкции из ада;
а там до “галактичнских” дойдёт.
Но как европолитики скучны! -
Одно и то же каждые полгода.
А ведь могли б “меч викинга” вонзить
или хотя б обрушить “молот Тора”.
...А что же Кремль, Московия? Там ныне
парад, он был вчера и будет завтра:
парад пришельцев? будущих ушельцев?
А чёрт их знает, этих скудоумных.
***
К Зачатьевской сдвигаемся, потом Камыш-Заря,
всем сцепом содрогаемся, швыряя козыря.
Направо и налево от кряхтящего пути
цветных афиш налеплено: октябрь, как ни крути.
Соседка с томом Маркеса, раскрытым пару раз.
Решительно высмаркиваясь, сосед не видит нас,
уставясь в шторки пыльные, он молод, нелюдим.
У всех поют мобильники - мы с ними говорим.
Куда девать пророчества? Будь проклят турбулент!
Земное одиночество на тыщи тысяч лет.
***
Солнце стоит навытяжку
строго над блокпостом.
Голыми дёснами выкушу
право лежать пластом.
Как в камышинку полую
дышат из-под воды,
воздух вбираю в голову,
воздух большой беды.
Старые указатели,
прежние паспорта,
только не те гекзаметры
и красота не та.
Проверен с дежурным рвением,
досмотрен в любом из чувств,
но сам себе привидением
и выдумкою кажусь.
***
Четвёртый с нами молодой молчун:
нас всех связали - он один волчун,
не связанный мобильной ли, иной,
соблазнами и круговой виной.
Мы едем в общий назначенья пункт
и не возропщем, если пнут-распнут.
Кто знает, что там, на его уме,
какие счёты скрыты в глубине?
Кого, доехав, расстреляет он
в какой-то из занюханных сторон?
***
Пространство, пропускающее нас,
ещё темно и бездыханно.
В движенье, в стенку ввинчен тусклый глаз,
следящий за рукою и стихами.
И помещён меж движущихся стен,
я должен нечто разглядеть такое,
что безрассудно сдвинутую степь
вернёт в момент разумного покоя.
Но ничего такого не сыскать
ни безымянному, ни именитым:
мозги себя устали понимать,
дороги заросли, слова разбиты.
***
завести собаку, чтобы из дому выводила?
завести будильник, чтобы выводил из себя?
завести руки за голову - размять
окаменевший затылок?
завести разговор - с несуществующими
о несущественном?
Но: ни капли зависти,
минимум зависимости,
упорядочить записи, -
даром, что ли, записывали?
***
пусть сжимаешься в комок
никуда себя не денешь -
то о притолоку заденешь
то споткнёшься о порог
эти семь десятков лет -
твой огромный день рожденья
и всего один момент -
фук взамен нагроможденья
можно долго нагнетать
что тобой недополучено
из поточного поштучного
потому что - как не дать?
чем ты хуже или гаже
в чём перекорёженней
вон того и этих даже
и таких что боже мой
стук-постук кружок паскуд
где их только набирали
снова яблоню трясут
в ней душа ещё жива ли?
так о чём ты? отвлекли
сбили напрочь все настройки
в сторону отволокли
полежи пока в сторонке
***
на мамонтов охотились
настырные умелые
лохматые поболее
лохматые поменее
привычно шли загонщики
за ними добиватели
а там чредой законники
и тут же прихлебатели
по схеме отработанной
не хвастали отважностью
он брёл мотая хоботом
он знал что не отвяжутся
лохматые поболее
лохматые поменее
рычали и глаголали
и лаяли и млеяли
махина не сворачивала
всё ближе до погибели
на всей земле ни ранчо
ни банка ни обители
сама земля не названа
и человек не выделен
как нечто одноразовое
ужасно удивительное
***
звёзды расположены неправильно
надо мною подо мной во мне
вся моя огромная окраина тонет в ойкумене как во мгле
мгла непросветлённого сознания:
что-то знаешь а хотел бы всё
в тишине последнего свидания мимо катит чудо-колесо
ось его безмерного вращения
где-то рядом может под рукой
выводящей формулу прощения: что-то про свободу и покой
***
усталость дольше дня и дольше ночи
то ли простёрлась то ли распласталась:
от точки Я до непонятной точки
одна патриархальная отсталость
сегодня почта нас не навестила
ничем особым мысль не осенила
зато январская катила сила
ложась поверх декабрьского настила
сегодня и волхвы не одарили
в грядущее ворот не отворили
не охватили ревностным вниманьем -
не волхвованьем так хотя б вливаньем
залётный ветер - жгучий абразивный -
гуляет в потребительской корзине
а нам давно не пилось не гулялось
так чтобы всё на ниточке держалось -
всего лишь на одной и не суровой
а затрапезной - чёрной или белой -
протянутой из воздуха сырого
к пирующим в земле заледенелой
***
завершается базланье
стариковский стыд и срам
отправляемся послами
от земных наличных стран
получение инструкций
снаряженье то да сё
перечень предельно куцый
понял? зарубил? усёк?
усекли и зарубили
корабли на курс легли
в тишине считаем мили
отдаляясь от Земли
кто нас встретит чем приветит
нет не в том тоска-печаль
кто во тьме дыру провертит
к полыхающим печам?
человеческие враки
в бедном черепе теснясь
в безвоздушном хладном мраке
зря надеются на связь
***
Не сдавайся, пересчитывая сдачу,
до копеечки сочти и до нуля:
и незначащее что-то значит,
как в горсти зажатая земля.
Не часы с их мелкою пробежкой,
а малоподвижный календарь
выбрал ты, чтоб не частить, не мешкать,
чтобы не блюсти, а наблюдать.
Вот они, разбитые поротно
и повзводно на сыром плацу:
жёстко выпячены подбородки,
плотно пригнаны боец к бойцу.
С места в бой вступают, не отходят
на отмеченные рубежи.
Что потом останется от года?
Рожки-ножки: дёргайся, пляши!
Дёргайся, пляши и помни, помни:
ты не верил в избранность свою.
Под завязку снова плац заполнен:
где ты в этом глиняном строю?
***
о чём ты вспомнишь перед смертью
которой как известно нет?
о том как всё-таки нестерпно
глядеть в упор на белый свет
летят по ветру - чьи приветы?
в них воздух - что его ценней?
мешочки призраки пакеты -
прозрачный символ наших дней
как оболочки неких душ
летят и скопом и поштучно:
проносятся почти беззвучно
и глуше делается глушь
и безысходней эта область:
она создать пытаясь вид
как на ладонь легла на плоскость
и безмятежная лежит
***
перестать пожирать кузнечиков
и съедобных мокриц
стать одним из особо отмеченных
на земле проживающих лиц
плесень слизывать травку покусывать
пусть во мне обитающий зверь
задохнётся досадой скунсовой
оттого что я веган теперь
***
знаете
для чего существуют
огромные города -
чтобы их разглядели из космоса
делегированные земляне
чья обязанность быть на орбите
и докладывать регулярно:
мегаполисы существуют
а не снятся самим себе
не разумею
для чего существуют
маленькие города:
их в траве-то едва заметишь
не до них созвездьям надменным
мимо шпарят по трассе народы
а маленькие города
почему-то не исчезают
не снимаются с мест внезапно
чтобы влиться в гущу и толщу -
пропадать так со всеми разом
***
\вы к кому ходоки от землян
кто вас выслушать должен с участьем
там где нет никакого начальства
только редкие звёзды скулят
ни решать не уполномочены
ни назначены расточать
наши общие страхи полночные\
***
знаешь что такое событие
или новость погорячей?
это массовое соитие
исключительных мелочей
сероватого цвета история
сероватая как ни взглянуть -
вот единственная бесспорная
за себя постоявшая суть
постоявшая слева где боязно
после справа где мёд и тоска
там где поезд уходит от поезда
как строка уползает с листа
зная что уползти не получится:
остановят и точку воткнут
с пожеланьем всего наилучшего
там когда-нибудь только не тут
это нам это было написано
на воротах на лбу на роду
кем-то стёрто движеньем неистовым
да застряло железом во рту:
что ни пей чем теперь ни закусывай
не отбить чёртов привкус судьбы -
из незрячего времени Бусова
к нам ведут и уводят следы
*** (с пылу с жару)
Під три чорти! И в хвост и в гриву!
Под три черты - без перерыва:
загнать Московию под шконку,
назад в историю - до скону!
Під три чорти гостей непрошеных!
Подводим три черты под прошлым:
для віри - мова, велич війська
и перемога українська.
*** (спогад про 2014)
коли мене з ями витягнуть
живого хоча і вбитого
собаки навколо витимуть
у важкому смороді бітуму
відгукнуться як навіжені
у прилеглих дворах автівки
почнуть наближатись мішені
напрочуд жваві активні
останній спалах відради
заповнена вщент до скону
поділена на квадрати
доля на мапі військовій
***
Приплясывая, расплёскиваясь,
распластываясь над плоскостью,
снегом не буду - светом не стану.
Следы по кругу приводят к саду.
Скрывает изгородь страну для избранных:
любое древо - учитель веры.
Свет гожий - снег божий:
в снег брошен след бомжий.
Был сватом, был братом,
брёл следом, плыл рядом -
отслежен, отторжен,
ни меньше, ни больше.
И ты мог бы, и я мог бы...
Пока не дрогнем, копим догмы.
Сидим без света и без звука:
живём от стука и до стука.
Сидим с дождём и снежным ветром,
и - ходуном под нами недра.
И чем сложней состав солений,
тем тяжелей состав Вселенной.
***
Сучье тело: на каждом шагу предаёт,
крутит шашни с любою заразой.
Дух как дух: похоронные песни поёт,
не сфальшивив - на диво - ни разу.
Я меж ними, вернее - остатки меня,
потерявшие связь недобитки.
Ни знамён, ни имён: воют-ноют, кляня,
рачьи пробы, щенячьи попытки.
***
Жизнь прошла на коротком дыхании,
сокращаясь до дикого минимума -
там, где сила убогой механики
нас на бусы дешёвые выменяла.
Соки брезговали извилинами:
им бы стройного, гибкого, длинного.
Что-то самое главное вылиняло,
и никак не припомню - что именно.
***
Время тьмы - при самом ясном солнце,
божий день - темно куда ни сунься,
где ни сядь, в каком ни плавай соусе,
как ни полощись, ни полосуйся.
Доказать противное несложно:
надо от противного толкаться
в сторону, где всё ещё возможно
обмануться или растеряться.
Пробегая по тому же кругу,
я ступать стараюсь мимо следа:
было б лучше дать большого крюку,
да нельзя, поскольку это кредо.
Семь десятков целых, ноль попятных -
не вполне приемлемых, понятных
лишь наполовину, лишь на четверть.
Птицы улетают - входят черви.
***
Простреливаемая местность -
от террикона до посадки.
Вот то, что подлинно известно.
всё остальное - лишь догадки.
Там надо проверять собою:
убьют? зацепят? не заметят?
Уродством или красотою
отсутствующего заменят?
И закавыки, и загвоздки
рукою собственною втисни
в мешок из пластика, громоздкий,
под молнию длиннее жизни.
***
Жизнь прожита в сомнениях,
а мог прожить в затмениях,
и даже в озарениях,
и как-нибудь ещё,
но в месяце томительном
таким рождён - сомнительным,
не слишком убедительным,
рождён и обольщён:
тщетой бумаговторчества,
чудачества, толмачества, -
обобранное дочиста
прописываешь начисто;
не бьётся сердце - топчется,
впотьмах переминается
и вдруг в своём затворничестве
смеяться принимается.
Как донимало мнение! -
рыдал и тем не менее
писал стихотворение
на смерть стихотворения.
Моё светило медное
меня меняло медленно -
от белого каления
и до свеченья бледного.
Субботы с воскресеньями
южнее либо северней -
пронырливые дворники
мне предлагали вторники:
я брал числом поболее,
ценой, увы, поменее.
Мной сколько-то намолено
и до фига намелено.
Не чьё-нибудь зловолие,
а недостаток рвения:
не вытянул на “более” -
жизнь прожита на “менее”.
***
Сплюнь через левое плечо.
помешкав, сплюнь и через правое.
Осталось дел наперечёт:
ко вторнику как раз управишься.
За небоходом проследи,
за несгорающею белкою,
замри деревьев посреди:
вокруг бегуньи так и бегают.
Живёте в разных временах:
им - встречное, тебе - прощальное.
В набухших венах и узлах
не умолкает верещание.
Довлеющим пренебреги,
не вслушивайся в неумолчное, -
считай шаги, считай круги:
повествованье не закончено.
***
Четыре миллиона киевлян
и загостившихся гостей столицы
здесь остаются - кто курить кальян,
кто развозить заказанную пиццу.
И тот, кто сдуру попросил взаймы,
и чёрный парень на тропинке узкой
под соснами читающий псалмы
и, как я понял, чисто на французском.
Останутся араб из секонд хенда,
вьетнамки возле рыночных лотков,
винтажная студенческая хебра,
и пресловутый офисный планктон.
Никто из них не разглядел меня,
а я их помню всей душой и кармой -
четыре миллиона киевлян,
и загостившихся, и с полным правом.
...По-птичьи нам с тобой перемещать
то бренное, что составляет тело,
из пункта, где наложена печать,
в тот пункт, откуда время улетело.
***
А дальше что? а дальше где?
Сам знаешь - где, сам знаешь - что.
Выводят вилы по воде,
но вроде бы не так, не то.
И буквы все как на подбор,
и фразы хоть на монумент,
но ты не видишь их в упор:
и пропись есть, да правды нет.
Надвинешь веки на зрачки:
там алых пятен перепляс,
какие-то крючки, значки,
а где про наше? что - про нас?
Бег красных кровяных телец,
ток белых кровяных телец.
Из наплывающих колец:
бог-дух, бог-сын и бог-отец.
Зовут, кивают головой,
проникновенны, как рассвет.
Я и живой, как неживой,
не для раздумчивых бесед.
День набегает на меня,
потом протащится по мне.
И надо, в Розовке сойдя,
промчать на розовом коне - - -
Но измочаленный состав,
как будто задом наперёд,
к посадке чахленькой припав,
уже к Зачатовке ползёт.
***
Через блокпосты, через нулёвку
в общей прущей массе наших-ваших
проникаешь несказанно ловкий,
словно бы неуязвимый даже.
В квартирёшке брошенной, убогой,
за китайскими евродверями
страх дождался и берёт с порога -
голого и голыми руками.
***
невозможно выпить молока
или отломить краюху хлеба
без нашёптанного на века
светлого четверостишья Хлебникова
там ещё про небо ровно строчка
и одна строка про облака
вот и набралось для узелочка
смертного простого узелка
***
Бессонье - бесприютье головы:
как ни положишь, непременно скатится,
закатывается за углы,
где складывается нескладица.
Сегодня третье сентября,
тому полвека что-то было:
солома на полу себя,
как чью-то душу, теребила;
в сельмаге не было вина,
пить водку - значит опуститься,
мы опускались дотемна,
ночь колыхалась, вроде Стикса;
шутил, подвыпив, бригадир,
нас по полям распределяя, -
он снился или приходил,
фигурой речи удивляя?..
О главном в ускользнувшем дне,
о том, что жизнь и смерть меняет,
она могла б напомнить мне,
да только не напоминает…
Выныривая из бессонья,
не надрывай себя сверх меры,
не то придёт болезнь кессонная
и вскроет, будто бы консервы.
***
В парк завезли и выставили технику,
подвыправив, где надо подлатав:
раскрашенные навсегда по-летнему,
напоминают службу, плац, устав
и гаубица-бугай, и танк напротив,
и прочее имущество войны,
приписанное к свёрнутой природе,
прибитое размахом мобволны.
Но тактико-технические данные,
проверенные опытом стократ,
не оставляют места для гадания,
что делать, кто насколько виноват.
***
Во мне так много умерло людей -
я ими был, я состоял из них.
Теперь одно: жду чёрных лебедей,
неотвратимых, самых пробивных.
Не красоваться, отразясь в воде,
не дополнять природный антураж -
здесь и сейчас, а далее везде
ломать судьбу, вместилище пропаж.
Менять структуру, облик, самый смысл,
ломая надвое, в разлом кроша!
Свинцовый гнёт, железных крыльев свист,
вселенский трэш - до медного гроша.
...Среди высоток беглый перезвон
не в кузнице - в церквушке на тычке.
Округа наша, наш микрорайон
зажаты в дряблом божьем кулачке.
***
На утином вытянутом озере
кряквы раздвигают отраженья.
В паутине подступившей осени
слабо намечаются решенья.
Затесалась чаечка нечаянно -
белая на сером остальном.
Веет прелыми первоначалами
в здешнем закуточке островном.
Заново и названо, и вызнано
беличье проворство между кронами,
зырканье ворон потустороннее:
воспаряя, не забудь о низменном.
***
чи випадково співзвучні
сентенції
і нісенітниці
старечий розум звідкись знає
що не дотягне до сторіччя
тож заповнює
невідбуту порожнечу
мудруватими реченнями
називаючи їх сентенціями
навмисно не помічаючи
що це чергові нісенітниці
***
Опять читаешь, будто чавкаешь
раскрытым мозгом, словно ртом,
опять стучат на кухне чашками,
точно включили метроном, -
встать и уйти не в дверь, так в зеркало,
пусть не навечно - хоть на час,
с какими-нибудь там берсерками,
как бы с самим собой, борясь.
Когда вернёшься неразрубленный
и не проколотый насквозь,
прищёлкни пальцами, как тумблером:
твоё мгновенье началось.
***
На общем фоне чёрного квадрата
снуём снуём снуём туда-обратно
на солнце пятна это неприятно
отрада из-за них не столь отрадна
как это происходит непонятно
не вижу солнца - вижу только пятна
***
“Дурак, не будь лапшой:
лапша сползает вниз…”
А я такой смешной,
что верю в коммунизм,
и в пораженье зла,
и в действенность стихов,
что вечна новизна
пурпурных облаков,
что жизнь тогда права.
когда она ценней,
а не когда крива
и мёртвого мертвей.
Я был смешной лапшой,
порой - смешней лапши,
держался как большой,
беседуя с большим.
Зато наедине
я отдавал отчёт,
кто съел, и что в цене,
и чья своё возьмёт.
И рад бы изменить
натуре гробовой,
да век вошёл в зенит,
а далее - отбой.
Всего-то и труда
для тела и души:
кипящая вода
и пригоршня лапши.
***(из полицейской хроники)
вот свезло так свезло
не иначе к подружке
из Лукьяновского СИЗО
молодой убегает Пушкин
всё при нём и перо
и сюжеты и темы роятся
что слыхать из дежурных раций?
кто нажмёт на курок?
/спустя сутки/
Пушкин прятался в вентсистеме
из гудящего из жерла
извлекли он в привычной теме
мать-неволя и все дела
***
в чёрном квадрате считай хорошо
за каждым пределом светлым-светло
не глядя потянешь за корешок
любая книга с тобой заодно
а кроме книг и нет никого
ко мне не войти и не выйти мне
нет не химера и не кино
просто стена и квадрат на стене
***
поле на краю микрорайона
ни зверьков ни даже мелких птиц
девять разномастных терриконов
вроде обозначенных границ
вот он лугандон в миниатюре
остальное враки миражи
коменданты и комендатуры
человечны только мураши
выбьется из трещин и щелей
в почве в спёртой массе в тротуаре
небывалой силы суховей -
сгинут особи и сгинут твари
***
після запеклих відео
після розп,ятого дайджесту
вийте судомно вийте
від жаху вночі прокидаючись
ми неодмінно прийдемо
наші полеглі прийдуть
вам здасться це знову відео
ба ні це розплата за кривду
здавалося вам це прогулянка
проспектами та степами
знущалися над рагулями
за вами тіла застигали -
бідненькі рідненькі москалики
чому вас не попередили?
суцільні шматки і скалки
розрівняють ревучі грейдери
насунеться Україна
як хмара ненависть чорна
ставати не слід на коліна
пробачень не відають жорна
***
замечаешь что превращаешься
в знак собственного препинания
от этого стрессируешь сильнее обычного
словно не глядя разбрасываешь запятые
и посыпаешь многоточиями
голову холм возвышенность -
погребённые запятые не прорастают
***
десь криється ота країна
де з яблуками я блукаю
шукаю вихід у дорослість
залишся там не треба не виходь
тут і без тебе вистачає зайвих
***
живые тянутся к живым
о мёртвых пусть хлопочут мёртвые
но снова память бередим
перемещёнными когортами
с земли под землю прямиком
со всеми правдами-неправдами
штандартами тире кокардами
одних - тишком других - швырком
*** /Василь Стус: у ніч з 3 на 4 серпня 1985 року/
...не закінчується круговерть:
зимові дерева повзуть по колу
палімпсести палають на стовбурах
птах душі не спить на жорстких гілках
на дорозі чергує свіча в свічаді -
це і досі дорога болю
що веде на веселий цвинтар?
***
Киев - Малин, Малин - Киев:
точно пламя смаху вкинув
в топку, в душную трубу,
выжечь злобу как судьбу,
злобу дня и ночи душной,
до угара тошной, скучной.
Выжечь самый сажный смрад -
непреложен сей обряд…
Московитская зараза,
криводушна, мёртвоглаза, -
внуков обойди, не тронь:
на себя приму огонь.
***
Заверещал городской соловей,
в автомобильное встроенный тело.
И хорошо, что с жизнью своей
уже ничего и никак не поделать.
Не отзываясь, взглядом сползу
по воздвигаемым новым махинам:
не залезаю в чужую казну,
как говорят, со своею не хило.
Ночь клокотавшая била в стекло,
уличным горлом рванувшие воды, -
всё обернуться отвратней могло,
чем наконец уложилось в кроссворды.
Градом расстрелянная листва,
россыпью жёлуди - ржавые гильзы.
После восьми прочитаешь слова,
взятые сверху, возникшие снизу:
перечисленье калибров и мест,
вплоть до тяжёлой строки о потерях.
Жить надоест, умирать надоест -
это потом, а теперь что во-первых?
Не отступили, не отдадим,
с левого берега правый виднее.
Столько отравных и смутных годин! -
время отрадным прийти, по идее.
***
Огненное лето пережито,
ты не верил, что переживёшь:
в пересохшее стучал корыто,
вызывая осторожный дождь.
Будни стариковской клоунады:
всё твоё останется с тобой,
движимое верой и бедой,
бывшее жильём, быльём, укладом,
перевёрнутое кверху дном,
с двух сторон хранимое откосами, -
поезд едет на тебе одном,
в скучном воздухе суча колёсами.
На тебе одном стоит и корчится
мир, в котором ты себя обрёл, -
на скупых полях бумаготворчества
непонятным образом обвёл.
Лето восемнадцатого года:
беспилотник выбирает цель,
где-то возле молокозавода
стрелкотня заводит карусель.
***
Ирпень Пастернака -
понятье трояко:
июль, что уплыл из тридцатого года,
июль, к парусящим стихам пригвождённый,
июль на планшетах, айпадах, айфонах -
Ирпень передоза, Ирпень перехода
на еврозадачи и еврорешенья...
Комоды, доходы и траты мещанства,
распутья, распятья, крушенья, свершенья -
он это любил, и охотно якшался,
и в строфы свои зазывал непременно,
вмещались, как будто бы в плотный наперник,
и лёгкий левкой, и сиянье вербены,
и в полупотёмках горящий репейник.
У сердца - усердье, у слов - милосердье.
Написано: “Лето”. Ирпенское лето.
А там и любовь, и печаль, и бессмертье:
три страстных подхода -
три страстных привета.
...И сосны другие, и хвоя иная,
и трафик не дачный, а наш, чумовой, -
ни духа, ни буквы ни в чём не меняя,
сочится смола, точно зной вековой.
*** /подпись к снимку/
Подходы к университету:
хоть в чём-то мной проявлен вкус.
Теперь путей отхода нету:
есть первокурсник, то бишь фукс.
Вести дневник, сто раз влюбляться,
себя стихами изводить,
не зная жлобства, гадства, ****ства,
пешком весь Вильнюс исходить.
...В дожде, в движении, в цейтноте
отснято доброе кино.
Так вы меня не узнаёте?
Немудрено, немудрено.
Я сам с трудом себя узнал:
век пробежал, а я остался -
в дожде, в свиданиях и стансах -
вновь не успевший на вокзал…
***
так всё теряют за ночь а после не находят
так вышла юность замуж и с кем-то хороводит
стена - не лезь на стену остынь по крайней мере
но ты стучишься в землю как будто это двери
и ты крадёшь остатки - они ж предельно горьки
а те что были сладки ушли в другие норки
*** (новый Мидас)
жить нельзя ничего не касаясь -
я плачу несусветной ценой:
будь то плод или нежная завязь -
прикасаюсь - взовьётся золой
как под кожей ни ужимайся
нарастает безжизненный слой:
вся дышавшая жившая масса -
прикоснулся - и стала золой
тот кто тем же проклятием проклят
не встречался покуда со мной
но столкнёмся - я знаю - не дрогнет:
прикоснётся - и стану золой
***
то не хватало духа то не хватало буквы
то пучило как брюхо от вываренной брюквы
вокруг валялись тыквы а в Библии - про смоквы
и на вопрос - а ты бы? - тянуло крикнуть: смог бы!
пока сучилась дратва пока крепились кадры
сперва делилось на два потом всё чаще на три
а после не делилось - в остаток упиралось:
из ничего копилось никак не убиралось
***
белые одежды мятые сорочки
бедные надежды мятные вождёчки
что ж нам не сидится - что ж нам не поётся?
совесть не синица - в руки не даётся
под себя поджавши пальцы обогревши
вновь заводим шашни и заносим мрежи
всё скудней наживка всё труднее ловля
и мечта-паршивка вроде алкоголя
мы дерзаем мелко - закипаем круто
но чадит горелка в квадратуре круга
скатываем скатерть: рассуждая здраво -
кто б помог сыскать нам
на себя управу
***
вот пятачок пространства -
над ним словно столбик ртути
колеблются наши “здравствуй” и наши “прощай”:
по сути
это и есть площадь а также объём утех
нам предоставленных проще сказать: наши низ и верх
освобождая метры проветривая кубы
перемещаясь в недра в если бы да кабы
я думаю: та или тот
кому меня замещать
отыщут ли больший толк и большую благодать?
***
в меленьком разврате мыслей
в меленьком раскладе чувств
много от украдки лисьей
заячьих дрожащих уст
перемытые каштаны перебитые горшки
перекрытые фонтаны сдавленные матюжки
и над общей незадачей - траченостью вековой -
не срывается маячит
лист отменно золотой
***
дикие заросли хрена - самый достойный гак
родина - это время помноженное на так
место моё не занято: его невозможно занять
пала как должно замертво остатняя наша пядь
я никого не встретил но кто-то же смотрит вслед?
родина - это ветер а чистого поля нет
***
а в доме темнота и злость
докучный засиделся гость
и три огарочка коптят
и три догадочки сверлят
а первая - что гость я сам
меня встречают по часам
вторая - этот дом не мой
с такой угрюмой тишиной
а третья - коль хозяин я
всей этой пропасти старья
чего ж я засиделся здесь
вдали от божеских чудес
***
след отснившихся отплытий - на зубах хрустит песок
рок несбывшихся событий
никуда нас не несёт
вьются други и подруги высоко над головой
наши маленькие муки
доедают нас с тобой
мы с тобой не изменяем никогда и никому:
потихоньку изнываем
как мочало на колу
сон прошёл - и не поймаешь: не проси истолковать
ты его не понимаешь
и не надо понимать
пусть сотрутся эти лица - вам друг друга не видать
брось вязать - одною спицей
ничего не довязать
спицей пальцем поздним словом эту вату не проткнуть
если нет дверей - засовом
не греми: не отомкнуть
позаброшенные души даже на просвет темны
не зови - так будет лучше
ничего не значат сны
***
что-то я построил на песке - возвёл
только вроде Трои ветер всё размёл
там стояли храмы в каждом - свой алтарь:
приходи с дарами ежели не тварь
то есть тварь но всё же с тягой к божеству -
с холодком по коже и по существу
а была ли гавань? думаю - была
круто под ногами: дальше - глубина
доверяйся днищу и косым бортам
будто пепелищу и родным гробам
и - минуя доки за город придём:
здесь бродили боги - нынче мы бредём
здесь учений корни залегли во глубь
и в пределах нормы всякий их голубь...
как простой в простое: в разуме - разъём
что же я построил или же возвёл?
***
давай и ещё поживём и числа легко перемножим
и тех чей приход невозможен
негромко ещё позовём
чем шутит приставленный чёрт
мы знаем в достаточной мере:
закончилось время преддверий -
последние двери не в счёт
давай и ещё приведём избитые вдосталь примеры
такой осязаемой веры
и может быть не пропадём
***
никому вы не нужны стихи да и мне пожалуй -
беспородные как есть щенки
на задах кружала:
вот сейчас повысыпет народ подогретый шалый
и возьмёт лобастых в оборот
уськая пужая
где игра а где конец игры и начало бреда?
эти люди в общем-то добры
не страшнее хрена
эти люди в общем-то умны не глупее жизни
только вот не любят тишины -
им милее взвизги
значит вам положено визжать мамку звать на помощь
где её дрожащая душа?
разве тут упомнишь
***
мы жили в помпеях - нас тешил везувий:
он пышал и веял почти как разумный
нам нравились страсти хожденья по краю -
мы жаждали встряски как выхода к раю
мы книжки листали ища эпизоды
где нас бы ласкали моменты свободы
и вот она встряска большая разгрузка -
где страсть там острастка избыток искусства
под бременем блага гражданского пыла
горела бумага - нас пеплом накрыло
***
дожигаю свечу дожигаю глаза -
это мне по плечу это я доказал
остальное - вопрос в остальном я увяз
жмёт предзимний невроз дожимая не враз
так и этак сложи - что хотел уточнить
притупились ножи - надо б их наточить
надо б нить досучить - Ариаднина чай
надо б день сочинить ну - давай сочиняй
***
он часа не дождался - другому час достался:
тот самый свой особый любовию несомый
а он домой поплёлся бог знает чем увлёкся
другому не мешая ловить улыбку рая
***
сказки - это сказки блёстки - это блёстки:
выбор очень ясный и довольно жёсткий
дети лепят лепет жизнь - решенье взрослых:
сложат и поделят никого не спросят
безразборной бранью время с неба грянет -
не смушаясь гранью перейдём за грани
раненого ранит тронутого тронет:
словно стёкла в рамы души входят в роли
входят и выходят как к себе - без стука
словно длинный хобот нависает скука
души без присмотра храмы без охраны -
до чего прискорбно невозможно прямо
***
мы разве от бога зависим? от подлой и тощей копейки
бывает такое замыслим - ему не придумать вовеки
он выше и неба и воли - молитвой берёт и псалмами
а пахарь и мытарь и воин сопят и скрежещут зубами
***
ну да - история ну да - по схеме:
шаги ускорили но не поспели
водою спрыснули - живой и мёртвой
сомкнули мысленно разрыв аорты:
любовь легла костьми на поле брани -
за рупь её возьми и взвесь на длани
как будто нет её - такая кроха
всё безответнее а это плохо
все фразы сказаны - как в землю брошены:
любовь под вязами - такое прошлое!
раскрытая постель и стол накрытый -
для тех кто преуспел с уплатой мыта
***
как захоронение разрыт - на состав и прочее разъят
кто меня оплакивал навзрыд о насущном с небом говоря?
что мне обижаться и пенять
в дикой галактической дыре -
мне бы мячик рваный попинать
одному на школьном пустыре
***
просыпаюсь в стихах и засыпаю в них же:
прозябаю но страх прозябания всё-таки ниже
лучше ох рифмовать с ах
в обусловленной возрастом нише
чем засыпать в слезах
и просыпаться в них же
***
мыкаюсь и морщусь - сглатываю медь
меловую толщу не преодолеть
дайте мне дорыться до весёлых слов
жил поэт Багрицкий жил поэт Светлов
яблочко катилось и в руке рвалось:
сколько-то тротила остальное - злость
кто решил что время вспять не потечёт?
это теорема - ей пора в расход
мы стихи учили множество стихов -
средство от кручины стрелки для часов
есть иные веси есть иная спесь -
мы толчёмся здеся где ни стать ни сесть
сухо слишком сухо: сохнет голова -
в чём моя поруха? где мои слова?
*** (было - стало)
среди напора наглого я мерил высоко
любовь - медовым яблоком а ненависть - суком
осиновым: вогнать его и вольным выйти вон
связь явного и тайного сквозит со всех сторон...
ещё мы без названия и дышим глубоко -
не наш черёд названивать дурацким колпаком
как скажем так и сложится что вдоль что поперёк
а вы своё убожество упрячьте под замок!..
с тех пор с носка на пяточку вприсядочку и так:
кто загадал загадочку был вовсе не дурак
жизнь в целости-синхронности свет с левой стороны
все мыслимые новости сто раз повторены
тут белое там чёрное - как было искони
мы до того учёные что боже сохрани
***
***
в безвоздушное пространство - больше некуда уже -
отошли “прощай” и “здравствуй”: хватит ползать по душе
хватит тешить мир фантомов:
слывший - слыл
а сплывший - сплыл
всё для запуска готово: по сусекам собран пыл
ничего для нас не знача тёмный лист уже незряч -
полетит беззвучно плача
впрочем что такое плач?
там ни легче ни труднее чем на вымершей земле
никакой такой идеи - в развязавшемся узле
***
ты думал что ты паломник - нетающих высей поклонник
а оказалось - наёмник
сквернее того - надомник
уж лучше б ей-богу домушник:
рискующий вздрюченный ушлый
кой-что на кулак намотавший
но виды - зато - повидавший
без счёту как грубые доски нас складывают штабелями
а ты продолжаешь гундосить
бумагой шуршать шепелявить
за правило взятые бредни как прежде за сердце хватают
но стоят ли нашей обедни
и свеч что горят и не тают?
2018
Макеевка - Киев - Малин - Макеевка