Иерихон - отрывок - двойной портрет

Басти Родригез-Иньюригарро
Господа, я расчехляюсь: законченный год назад «Иерихон», мой первый роман, обращающий к зрителю подозрительно открытую улыбку, неубедительно маскирующийся под аттракцион с антиутопиями и попаданцами, должен быть опубликован.

Черта в подсчетах требуемой суммы подведена: 42 000. Продемонстрировать заинтересованность можно любой символической суммой в сообществе в вк https://vk.com/ecstatictotaketheblame

Посты с вытяжкой из «Иерихона» будут появляться с некоторой периодичностью. Должно получиться что-то вроде портретной галереи.

Вопреки заявленному жанру (попаданцы, антиутопия, цирк с конями), не могу отказать себе в удовольствии начать «по эту сторону», с двойного портрета «в полный рост/в фас и в профиль».

P.S. “Не забудьте приложить лёд». (с)

<...> Итак, мы заканчиваем десятый класс, а школа ещё стоит.
Не задерживаюсь на этой мысли - даже изумление приедается, и мне становится скучно. Не подпускать! Подстрелить на подступах! Принять меры, если скука закинула петлю на горло товарища!
Первый сигнал тревоги - разговоры о смысле. Спускаясь по спиралям отчаяния, мой лучший друг приходит к жирной точке: «Этот мир - не настоящий».
С миром разобрались, пора обратить оружие внутрь:
- Я такой пустой, что должен звенеть при ходьбе.
- Чем звенеть? - вопрошаю я с живым интересом, пока шестеренки в мозгу крутятся и поскрипывают, изобретая новый смысл жизни.
- Вот. Даже звенеть нечем.
Скучающий Кампари страшен. Его выводит из равновесия слово «Зря», нацарапанное на парте. Только что рядом со мной был заразительный дурной пример, провокатор, источник проблем - и что за картина терзает мой взор теперь? Разом заострились локти и плечи, любой угол в теле - излом, омуты чёрного отчаяния вместо глаз. Демон поверженный.
Мне на многое плевать, но не на Кампари с его портативной бездной. Ради меня он отменяет планы, является ночью с другого конца города, решает мои проблемы ценой собственного спокойствия. Думаю, он убил бы ради меня. Это взаимно. Так что, если вы слышали хоть одну историю про самоотверженную дружбу, поздравляю, у вас есть возможность лицезреть её живьём, так сказать, «в дикой природе».
Я безобидней моего товарища. Я не ищу смысла в окружающей среде и в себе самом - он мне не нужен. Я складываю самолётики из тетрадных листов, слушаю учителя одним ухом, а плеер - другим, выполняю задания и рисую на полях, читаю ещё не пройденные страницы учебников, под столом читаю книги с телефона, перекидываюсь записками с девочками. Смс никто не отменял, но метание бумажных снарядов - ещё и физическая активность.
А потом мне разом надоедает всё, что можно делать, не поднимая задницу со стула.
К разрушительной стадии я перехожу сразу, без всяких там «Мир не настоящий». Я же говорил, что я - безобидней.
Кампари безошибочно чует приближение катастрофы и поднимает руку, излагая обстоятельства, в которые давно никто не верит: 1) ему плохо, и я должен проводить его в медкабинет; 2) мне плохо, и он пойдёт провожать меня; 3) кому-то из нас поступил тревожный вызов из дома, но звонок сорвался, деньги на телефоне кончились, будем дозваниваться со школьного стационарного.
Под равнодушным взглядом учителя, под хихиканье девочек и улюлюканье мальчиков, Кампари тащит меня из класса: в лучшем случае - за локоть, в худшем - за шиворот.
Мы слоняемся по школе, потому что опустевшие коридоры притягательны. Бегаем наперегонки вверх по лестницам. Съезжаем по перилам. Курим в туалете на четвёртом этаже и там же, вытирая штанами до мерзости грязный подоконник, по очереди прикладываемся к фляжке. За это полагается отстранение от занятий, а при рецидиве - отчисление. Страшилка, подобная справке вместо аттестата.
Любопытно то, что мозги в такой обстановке активизируются, а языки развязываются. Многие тайны открылись нам на туалетном подоконнике, многие глупости достигли бритвенной остроты. Особо удачные формулировки записываются маркером на кафеле или замазанном белой краской окне.
Туалет на четвёртом - не единственный обжитый нами угол. Например, под сценой в актовом зале мы придумали истыкать руки зубочистками и циркулем, после чего направились в медкабинет. Кампари утверждал, что в раздевалке на него напала тьма с тысячей хоботков. Я утверждал, что у нас чесотка.
В тот день учеников распустили с занятий, поговаривали о карантине. Мы уже представляли, как в масках чумных докторов наблюдаем пожирающее школу очистительное пламя, но увы: нас признали симулянтами. Подозреваю, что с хоботастой тьмой мой друг перегнул палку.
Ресурсы школы уже истощились. В прошлом году под дверью у завуча обнаружили моё бездыханное тело, распростёртое в луже томатного сока, а картину завершал Кампари с кухонным ножом. С тех пор в наши спектакли не верит даже началка.
Теперь, если пришла пора спасать вашего покорного слугу от скуки, мы чаще уходим, вежливо прощаясь со спящим на посту охранником, а дальше начинаются бесцельные блуждания, дни рождения незнакомцев, спиритические сеансы с восторженными девицами, пьянки и оргии, переходящие в задушевные посиделки. Куда бы нас не занесло, главное - создать и поддержать иллюзию свободы.
Впрочем, нынче мой сосед по парте ведёт себя некрасиво. Пустой стул рядом со мной взывает к отмщению. Решили же вчера, что пора явить математичке свои ангельские лики в 8:30, как прочие смертные.
И вот я раскладываю кнопки на стуле моего лучшего друга. Потом думаю, что кнопки - оружие против чужих, и аккуратно собираю их. Своим хватит липкой газировки. Не обязательно даже обливать стул, довольно взболтать и угостить - шуму больше, площадь поражения - шире.
Нагибаюсь под партой к рюкзаку, будто ищу в нём что-то, а сам набираю номер Кампари и прикладываю телефон к уху, ожидая услышать гудки, а потом - охрипший спросонья голос.
Но гудков нет. Абонент, видите ли, недоступен. Вы мне будете рассказывать.
<...>
Подписываюсь инициалами, которые стали мне родней, чем данное при рождении имя: Дж.-Т.
Джин-Тоник. Два в одном. Искрящееся, освежающее, готовое к употреблению, ещё и с историей, в которой хватает экзотики и британского хорошего вкуса.
Джин-тоник пьют абсолютно все мои знакомые, правда, сверстники покупают коктейль в жестяных банках и летом хлещут его, как газировку. Я их не виню: в меру сладко, в меру горько, опьянение не бьёт по голове, а, словно фонтан, набирает высоту под усиливающимся напором. Люблю, когда мне подмигивают и кричат: «Твоё здоровье, Джин!».
Лёгкость употребления сыграла злую шутку на празднике в конце прошлого года. На речной трамвайчик был протащен стратегический запас джин- тоника и там же распит в рекордные сроки. Добрая половина класса позеленела и ринулась к бортам под ехидные напутствия Кампари: «Господа, идите блевать с подветренной стороны!».
На что они рассчитывали? В жестяные банки заливают не джин, а спирт, добавляя запах хвои и лимона с помощью алхимических трюков. В общем, остерегайтесь подделок и имейте ввиду: я не несу ответственности за превышение дозы.
А Кампари? Это не только итальянская фамилия, но и 20-30 градусов алкоголя. Биттер прельщает цветом заката, крови и маковых лепестков. При смешивании с ним апельсин - солнце в зените - превращается в грейпфрут.
Слышите, как я вычурно заговорил? У самого в глазах темно.
Но антураж! С девятнадцатого века на рекламных плакатах - то рогатый арлекин в цитрусовой кожуре, то страстные объятия в красном полумраке. В общем, с претензией.
И Кампари, и джин льют в Негрони. Почти все готовы потягивать эту смесь через трубочку, а вот любителей глотать горькую, крепкую жижу в чистом виде - гораздо меньше. К чему это я? Употреблять нас в качестве коктейля - легче, чем по отдельности. (Не забудьте приложить лёд).