А вы-то что Ленина любите?
Не с вами, не с вами стоит
Духовный хрусталь-монолит.
Он будет, а вы не будете,
Хотя и на вас глядит.
Со мной согласится сосед.
А дверь не откроет, нет.
Так сколько там из расчёта
На знаменатель народа,
Сколько там революций
На русскую дробь мужика?
Единственный этот случай
Не упустила рука.
Я знаю, что ложь от рабства,
Свободен! И потому,
Если слегка разобраться,
Не вам было сказано «здравствуй»,
А времени моему.
Всё тот же знамения стяг,
И свыше впечатался шаг!
Не ради вас он действительно
Там, где лежит, стоял.
Не ради вас он мучительно
В последний раз умирал.
Жалею! Жалею слезой
И грозовой водой.
За что Шагинян восславили?
За то, что жрица была,
Что вещи с ней разговаривали.
Со всею тоской угла,
Как девочка, умерла.
А вас-то любить за что?
За лайковые пальто,
За эти слегка духовные
«Берёзки» комиссионные,
За эти в мешках интересы,
Завязанные в узлы?
За то, что вы - бесы, бесы,
Те самые, заоконные,
И кровью души веселы,
Как звонкие комары?
За то, что слегка картавите
И ширмою прикрываете
Хоботы губ своих?
За то, что венки возлагали,
А всё же перекопали
Могилы героев моих?
В Воронеже. Знаю лично.
Что же, что не типично,
А больно мне это знать
И криком Кольцова дышать!
За что? За то, что зеваете
В ответ на печаль мою
И дачу перекупаете?
Червонец условно даю.
Не с вами, не с вами, простите,
Стою головой в зените.
И это вдоль транспаранта,
Вдоль на который смотрю,
Считайте, что пропаганда, -
Это я вам говорю!
. . . . . .
Я слезу объяснять не намерен
И, как стяг, отдаю ей честь.
Всё случилось уже, есть Ленин -
Гений дела, которое есть.
Всё понятно! Всё сказано. Всеми.
Гром речей, полушёпот, вражда.
Он молчит, он задумчивый, Ленин,
Он - деревни, он - города.
Почему так случилось вскоре,
Что в Москву он переезжал
И, как будто припев истории,
Русский звук её повторял?
В Мавзолее ни разу я не был,
Лишь глядела, поддавшись, душа
На высокое - с облаком - небо,
На упругий, пружинящий шаг.
Всё мне кажется, нет уже силы
Там, в большом Мавзолее, лежать,
Но - лежит! Так угодно России -
Приходить и тайно молчать.
Словно тайно почувствует душу -
Что болело, переболит.
Я святой тишины не нарушу,
Но молчанье молчанью кричит:
И песчинка меня обидит,
Помогай удержать чело!
Всё мне кажется, слышит и видит,
И глядит на меня тепло.
. . . . . .
Лоб Сократа, он повторяется,
Словно жизнь Пифагора, он -
Точка, всё, а глядишь - развивается,
Ибо начисто зла лишён.
И задумалось стихотворение
Всею кровью моей - о Ленине.
И ещё бы я уточнил,
Что всем телом он говорил.
Хлеба, воли! - ещё перечисли
На понятном мне языке.
Говорящее горло мысли,
Он стоит на броневике.
Я при самом неярком свете
Нарисую огнём строки
Бесконечно скромные эти
Непоходные башмаки.
А в тише кабинета он
Мной, как лампою, озарён.
Запрокинул голову рядом
И два пальца под мышки вонзил -
Стал как птица и точным взглядом
Русь и Гоголя уточнил.
Я в апреле, в апреле оканчиваю,
Слово я во рту поворачиваю
И стою по горло в снегу,
А иначе я не могу.
Был он ясный, а стал он светлый.
Он - защита моей чистоты,
Весь - от первой черты до смертной,
И до послесмертной черты.