В омуте, в глуби зеркал
расплывается образ двутелый
Федоров, лунный старик,
чуть мерцает в траве мертвецов
С.Г. Стратановский
Связи снов истощаются, вышагнув телом из сердца,
Их объёмные звуки болеют, боятся и ждут.
Словно Что-то ответит из чрева колодца, как Герцен.
Из колодца не отвечают, цинично храня тишину…
К.Ю. Рыбьяков
Сними методично слои за слоями
космической луковицы, и узришь
сокрытых в глухой сердцевине морозной,
как кровь в глубине, как в топазе грехи,
саднящую капельку – Анечку Карпа,
что в крупном паденье застыла в веках,
и Алика Ривина, скорбным кристальным
паяцем зависшего вниз головой.
В трясущихся немощных жилистых дланях
сжимают фонарики нервно они,
игольчатым светом пытаясь отбросить
вселенского дня холокос(т)ную тьму.
А я позабуду бутоны Надюхи [1],
забуду людской одномерный язык,
и Фишев Рабейну [2] на пару с Каринхен
напишут усталый стареющий звук.
______
[1] Надя – вымышленная девушка, поющая в несуществующей группе и пишущая стихи, которых никто не слышал.
[2] Рабейну – ивр. «учитель»