ПИСЬМО
Про письмо Зурахан услышала случайно. Утренняя дойка закончилась, стадо погнали на выпас, доярки поспешили по своим углам. На ферме хозяйничали девочки-телятницы, у которых смена только начиналась. Зурахан задержалась, беспокоясь за свою Юлдуз, любимую корову, отелившуюся вчера ночью. Специально долго полоскала тряпки в реке, мыла вёдра, и ушла с мостков только тогда, когда исчезли подруги за поворотом. Воровски оглядываясь, побежала она к кормушке, ссыпала в карман передника спрятанный в ржавой жестяной банке комбикорм, и тут же юркнула в сторону могильника. Отелившиеся коровы по несколько дней держались в отгороженном дворике. Можно было пройти через примыкающий телятник, но это было слишком опасно. Худенькая как девочка Зурахан легко перелезла через плетень. Её рыжая любимица, тяжело дыша ребристым животом, жевала свою бесконечную жвачку. Рядом неуклюже топтался вылизанный с ног до головы такой же рыжий телёнок. Бычок! Значит, на откорм пойдёт. Зурахан радовалась телочкам, будущим коровам. А этого несмышлёныша через год поведут на убой. Молодая женщина поцеловала его в лоб, там, где материнская звездочка разрослась у малыша в небольшое белое сердечко. Теленок был мал и слаб, хотя уродился летом. Юлдуз нетерпеливо замычала и потянулась чёрными резиновыми губами к ладоням Зурахан. Скармливая лакомство, женщина шептала: «Ах ты, милая, все забыли про тебя, не кормят, а ты вон какого красавца родила! Подожди немного, скоро пойдёшь на луг, наешься!»
Вдруг до неё долетел разговор девочек.
– Бригадир письмо привёз, а она шляется где-то!
– Разве она сегодня не в пастухах?
– Она вчера с ночной, сегодня Сания и Фируза пасут.
– Целый год ждала!
Сердце Зурахан забилось так, что стало трудно дышать. Письмо от Кутлыгазы! Держась за плетень, она потянулась в сторону телятника, забыв вытряхнуть дочиста карман. Девочки опешили, когда она неожиданно появилась со стороны летнего дворика.
– Где письмо?
– Тетя Зурахан, бригадир поехал на вторую ферму!
– Давно?
– Недавно. Вы не беспокойтесь, вечером вернётся, привезёт письмо!
Зурахан побежала вдоль речки в сторону второй фермы, которая находилась в трёх километрах пути. В горячке она не вспомнила о некормленой маленькой дочери. На счастье, бригадир завернул к пастухам, чтобы в очередной раз отчитать за лень и недисциплинированность. Уже привыкнув, подчинённые никогда не обижались на его утренние дежурные выкрики. Но когда бригадир злился по-настоящему, то его голос переходил на сиплый бас, и делил он тогда каждое слово, как камушек от камушка. И душа уходила в пятки от таких разговоров.
Подъезжая к перекрёстку, он, конечно, заметил Зурахан, бежавшую ему наперерез. Вместо того, чтобы поехать навстречу, бригадир попридержал лошадь. В гимнастерке и кирзовых сапогах он смотрелся внушительно, хоть худая лошадка немного портила общее впечатление.
Когда Зурахан добежала до перекрёстка, то она забыла поздороваться, а только выдохнула:
– Где?
– Ты далеко собралась? – тихо и вразбивку произнёс бригадир.
– Где письмо? – отчаянно выкрикнула женщина.
– Дойка час закончилась, а ты шляешься где-то. Я тебя искать должен? Ждать?
– Ради Аллаха, отдайте моё письмо!
– Ты читать не умеешь! Карим приедет завтра, прочитает.
– Это моё письмо! От Кутлыгазы.. – Всхлипнув, Зурахан повалилась на колени.
–Ты что делаешь, сейчас я тебя затопчу! – зазвенел петухом бригадирский голос.
И бригадир закопошился в своей полевой сумке. Он был хром, поэтому не любил спешиваться, целыми днями гоняясь верхом на неутомимой худосочной лошадке по всем колхозным владеньям. Но выдача писем, видно, требовала особой торжественности, поэтому он слез с лошади.
– Держи, неугомонная! Живой твой Кутлыгазы, видишь, это треугольник. Не вопи, женщина, живой он, никуда не денется твой свинопас, вернётся…
И вдруг резко:
– А ну-ка, покажи карман! Ты слышишь меня? Что там у тебя?
Зурахан, левой рукой прижимая заветный треугольник к груди, правой машинально вывернула большой карман фартука. На растрескавшийся глянец дороги посыпались остатки комбикорма.
– Ты в тюрьму захотела? За воровство знаешь, что бывает?
– Для Юлдуз… – прошептала Зурахан.
– Корову она пожалела! У меня отговоришься, а другим что скажешь? Может, ты себе несла? Вспомни мою старуху! – Теперь голос сорвался у мужчины.
Его жена сидела в тюрьме. Поймали её, сторожа колхозного огорода с поличным: четыре огурца были спрятаны в вязанке хвороста. Кто-то свёл с нею счёты за слишком рьяную охрану. Не помогло даже то, что её муж Исбулат – раненый фронтовик и бригадир. За воровство карали беспощадно!
– Юлдуз отелилась вчера…
– Да знаю я, твоя Юлдуз опять летом отелилась, все сроки ломает всегда, непутёвая, я же молчу про это! Завтра же в стадо забирай! И не ничего больше не говори!
Бригадир не дождался благодарного слова от одуревшей бабы, с трудом забрался на клячу, и, стегнув её легонько кнутом, затрусил в направлении второй фермы.
Через полчаса все, кто был свободен в эти часы, сгрудились около Фатимы, десятилетней девчушки, которая по слогам читала долгожданное письмо с фронта, с неведомой далёкой войны. Зурахан, не понимая ни одного русского слова из письма, написанного чьей-то дружеской рукой по указке Кутлыгазы, точно знала, о чём он пишет. Конечно, сначала о себе, что он жив и здоров, и воюют с фашистами, потом обязательно спрашивает про единственную дочь. Пишет, как он скучает, и про то, что скоро война закончится, и он вернётся домой. В конце он велит беречь себя и дочь и кланяется всем.
Все письма, приходившие в треугольниках, были похожи одно на другое, как воробьи в стае. И все особенные.
Ночью, лёжа в обнимку с дочерью углу землянки, Зурахан вспоминала своего «старика», как она называла когда-то в шутку мужа, перебирала по бусинке события довоенной жизни. Зурахан родилась за пять лет до революции, рано осиротела: двенадцатая из детей, осталась без матери в три года, без отца – в девять. Старшие замужние сёстры заботились о ней, кормили и растили, как могли. Помогали братья. Вся родня была дружна. Долго не брали Зурахан замуж из-за маленького роста и чрезмерной пугливой скромности. В девятнадцать лет она встретила своего суженного.
Жила тогда девушка у второй, самой любимой своей сестры. Светловолосая, сероглазая, она восхищала сестрёнку своей недосягаемой красотой. Была она вместо матери, всегда жалела мелкую девчушку, старалась оберегать её от тяжелой работы.
Однажды, как водилось, девушки собрались на посиделки, раскрасили щеки свеклой, а брови – углём, разоделись в лучшее и сели вдоль стены рядышком с рукоделием в руках. А парни по очереди заглядывали через маленькое оконце в ярко освещенную комнату мазанки. Так выбирались тогда невесты. Некоторых сватали родители без ведома детей, но в последние годы молодые мало считались с волей старших. В тот день среди парней был Кутлыгазы, приехавший погостить к брату. И ему сразу понравилась Зурахан, самая тихая и милая из девушек. Отличить её было просто: она одна из всех девушек без всяких шуточек и жеманства прилежно пряла пряжу. Родственники легко согласились: двое сирот – одно целое!
Решили жить в селе, где встретились. Сошлись сразу по характеру: спокойные, трудолюбивые, неунывающие. Уставшие мыкаться по чужим углам, молодые старательно лепили своё гнёздышко. Жили сначала в полуземлянке, потом купили мазанку. Когда появился колхоз, стали колхозниками. Именно тогда молодая семья стала предметом злоязычия. Завел колхоз свиноферму, но найти среди мусульман свинопаса было невозможно. Кутлыгазы решился на отчаянный шаг и согласился на унизительную работу. Зурахан поплакала, но возражать не стала. Плевались многие, оскорбляли, но со временем волнение стало стихать. Через несколько лет правление колхоза ликвидировало убыточное свиное стадо, и Кутлыгазы стал обычным пастухом. Перед самой войной он уехал на заработки рыбаком в море. Привёз много обновок жене, подарки дочери.
Только одна Джамиля, дочь бывшего муллы, продолжала задевать Зурахан, высмеивая её на каждом шагу. Когда неугомонную Джамилю и её мужа сослали вместе с тремя малолетними детьми на Кавказ, стало совсем тихо. Через несколько лет семья вернулась, уже с четырьмя детьми. Учли ли власти то, что зять хитрого муллы Ережеп был ранее красноармейцем, или как-то грамотная (писала и читала на арабском!) Джамиля убедила их, что две отцовские коровы – это не их собственность, или случилось какое-то чудо, но возвращение состоялось. И опять неслись до небес проклятья!
И было за что! Ведь Зурахан состояла в комитете бедноты, её записали туда, как сироту и беднячку. Один раз она присутствовала при раскулачивании русской семьи. Никогда не забыть, как женщины, мать и дочери, напяливали на себя сорок одежек из сундука, обвязывались платками, прятали за пазуху разные вещи. Несчастные! Зурахан отворачивалась к стенке, жалея их, делая вид, что ничего не видит.
После этого случая, она наотрез отказалась от комбеда, отговариваясь беременностью. И на самом деле, четырежды Зурахан становилась матерью. И никого из детей она не выходила. Четыре раза она замертво падала у колыбельки, онемев от горя. Четыре могилы вырыл Кутлыгазы, глотая слёзы. Только самые чёрствые люди шипели вслед, что это наказание Всевышнего. Осиротевшая пара, не озлобляясь, покорно несла свою ношу. И только накануне войны родилась крепенькая девочка, единственное выжившее долгожданное дитя. Какое счастье осенило маленький дом!
Война. Сначала она была далёкой и не страшной, необременительной. Первыми забрали на войну молодых, уходили они весело. Ережеп, муж Джамили, один из немногих, кто хорошо знал русский язык (он после ссылки уезжал на долгое время на заработки во Владивосток, а по молодости служил в Конной армии), узнавал новости, заставляя старшего сына читать газеты, и потом убеждал всех, что война идёт страшная, что она заденет всех. В августе проводили почти всех мужчин. Остались старые и малые. Кутлыгазы рыдал при расставании, никого не стесняясь. Зурахан крепко обнимала дочь и не плакала, боясь потерять молоко.
Первое письмо получила в октябре. Письмо со временем превратилось в клочья, потому что, боясь потерять, Зурахан носила его во внутреннем тайном карманчике. Однажды она случайно застирала потрепанный треугольник. Бумажный комочек женщина зашила в небольшой нагрудный амулет и носила его постоянно. Вторым было не письмо, а известие от мужа, что такого-то числа его повезут на север, проедут ближнюю станцию, где, может, поезд даже остановится. Отпросившись у бригадира, Зурахан взяла с собой дочку и пошла ранним утром пешком за десять километров на станцию, потому что у арбы, на которой они собрались к поезду, вдруг сломалась ось. Хорошо, что стояла солнечная весенняя погода, одежда была легкая. Как донесла на закорках дочь, да ещё котомки со съестным для мужа усохшая от постоянного труда и недоедания женщина, трудно даже представить. Полдня слонялась по станции. Решила переночевать у родственников, если вдруг поезд не придёт.
Неожиданно налетели немецкие бомбардировщики. От страха женщина полезла под грузовую машину, стоявшую у водонапорной башни. Откуда ей знать, что фашисты метят именно по транспорту! Машина катилась после каждого взрыва, Зурахан ползла с насмерть перепуганной орущей дочерью вслед за машиной. Сколько длился кошмар, она не могла никогда вспомнить. Вытащили мать с ребёнком на белый свет шофера-солдаты. За дорогой лежали две убитые женщины. Горело здание вокзала. Дальняя родственница, к которой собиралась Зурахан, в этот день стала жертвой бомбардировки: она высунулась из окна и звала отчаянно сына, когда в неё попал случайный осколок. Сын в это время был на рыбалке. О горестном событии Зурахан узнала позже.
Спасители угостили её кашей с салом. Не разобрав, потрясённая недавней бомбёжкой, Зурахан начала есть угощенье. По особенно хитрой улыбке усатого солдата, она догадалась о промашке, но отодвигать котелок не стала, боясь обидеть добрых людей (позже у речки долго полоскала рот). Знаками ей объяснили, что поезд может не прийти, что надо уходить домой.
Но поезд пришёл. Мчались вагоны, наполненные солдатами. Зурахан бежала по движению поезда. Когда он чуть замедлил ход, так, что можно было различить лица, она искала среди них самого родного, своего мужа. Поезд не остановился. Никого она не увидела. Хотя потом, через много лет она уверит себя и всех остальных, что видела Кутлыгазы, что он махал рукой и кричал ей в ответ, и что именно он бросил ей хлеб, что он успел разглядеть дочь!
Еще за одним письмом ей пришлось переплыть на лодке через разлившуюся реку, потому тогда её вместе с другими переселили на пойменную сторону реки, где были организованны молочно-товарные фермы. Из огородницы Зурахан превратилась в доярку. Ей было легче, чем другим, потому что дочь была одна, у многих по пять-шесть детей. Одну большую землянку с печкой посередине делили две-три семьи. Щитовые дома построят через несколько лет, а в первый год утепляли коровники. Женщины не унывали, умудрялись прокормить детей. Зурахан сохранила корову-кормилицу, они с дочерью не голодали, делились с соседями молоком. Спасала ещё тыква с огорода. На трудодни выдавали зерно, сухую рыбу, иногда перепадал даже сахар. Труднее приходилось тем семьям, у кого не было коровы. Хорошо, когда доходила их очередь в ночную пастьбу, тогда тайком добегали до луга к матерям старшие детки с бидончиками. И с фермы некоторые умудрялись по чуть-чуть кое-что взять с собой. Никто не наглел. Бригадир, вернувшийся с войны инвалид, отдавал бидоны мыть по очереди по домам. На белённой молоком воде умудрялись женщины сварить горсточку пшена, приговаривая: «Один вода, сорок пшена». Старшие дети рыбачили, помладше – занимались огородом. По осени рыли съедобные корешки, засушивали и толкли их в муку, зимой из неё пекли хлебцы. Комсомолки пели частушки, высмеивая нерадивых, танцевали над землянками так, что песок сыпался на головы. Самые веселые из молодых женщин переодевались в мужчин и ходили пугать подруг, ночных пастухов.
Никто не выделялся, все были одинаково бедны. Все ждали конца войны. И вдовы ждали мужей, потому что передавались изустно рассказы о чудесном возвращении убитых. Зурахан даже не допускала мысли, что Кутлыгазы может быть убит! Для кого она бережёт дочку, работает день и ночь?! Вот собралась взять к себе сироту девочку, у которой мать недавно утонула, а отец воюет. Сначала думала мужу написать для его согласия. Потом загадала: придёт письмо, значит, Кутлыгазы не против, значит, можно обогреть маленькую девочку.
Лежала, долго не засыпая, Зурахан, гладила долгожданное письмо, и сердце у неё колотилось, словно пойманная в силки птичка… Завтра она переплывёт на лодке Ахтубу и приведёт домой новую дочку. И они все трое будут ждать Кутлыгазы.
От автора. Зурахан, моя бабушка, не дождётся мужа с войны, воспитает одна двух дочерей, никогда не похоронит в душе своего «старика», Мурушева Кутлыгазы, пропавшего без вести в 1944 году. Особенно будет отличать своего третьего внука, моего брата Гафура за то, что он очень похож на родного деда. Покинет нас бабушка, инэ Зурахан, не дожив немного до восьмидесяти, на руках дочери, моей мамы Раисы, воспитав её шестерых детей, увидев при жизни пятерых правнуков,
Другая моя бабушка, папина мать, зеленоглазая красавица Джамиля, дочь муллы, жена красноармейца Ережепа, тоже останется вдовой. Наш дед, Суйналиев Ережеп, пропал без вести в 1943 году Она вырастит одна четверых детей. Её гордый характер не изменится до старости, и передаст она его по наследству своим внучкам и правнучкам.
Две мои бабушки, такие разные, такие любимые! Да успокоятся Души ваши! Мы вас помним!