Во глубине сибирских руд
Храню я гордое терпенье.
Напрасен был мой скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Давно надежда умерла
В сыром и мрачном подземелье.
Пришла предсмертная пора,
Исчезли бодрость и веселье.
Чахотка бьёт, в крови подушки.
Хочу улечься на кровать
В промёрзлой, тесной комнатушке
И Достоевского читать.
Зачем я мчался в град Петра
В том декабре, забыв о Боге?
Господь давал мне знак с утра:
К беде был заяц на дороге.