Дорогая моя, смогла бы ты когда-нибудь поверить в то, что черно-белые капли, стекающие по ту сторону окна, это не дождь вовсе, это киты твои напридумыванные ревут от того, что ты про них забыла.
Смогла бы ты поверить, что твой мир больше не яркие бесформенные пятна, обведенные по нужному контуру, и люди не кажутся слишком хорошими. Что ты больше не протираешь очки, чем попало, чтоб потом жаловаться на поцарапанные стекла и не носить их, потому что нос кажется слишком большим.
Когда ты в последний раз бежала по лужам, сломя голову, а потом жаловалась, что туфли промокли. Когда ты последний раз надевала осенью туфли?
Ты писала стихи обо всем, о мужчинах, черт бы их побрал, о погоде, о китах, о себе. О себе писала только ты. О тебе больше никто не писал. Так себе муза.
Кто же в тебе верил в то, что любая боль – это повод писать, делать, творить? Кто же в тебе теперь ищет покоя и стабильности? Убийца своих же текстов.
И даже в том самом гибельном фолианте ты бы нашла сейчас тысячу причин вернуться домой. Но не станешь. Не потому что не хочется. Потому что нельзя.
Сейчас ты марионетка своих же правил. Две колонки дибильных сводов на «Льзя» и «Нельзя» и если одно нарушается, второе автоматически уходит к херам.
Кто придумал эту идиотскую зону комфорта из которой хрен выберешься?!
Кто тянул тебя за собой в лучший мир, когда ты шлялась по барам и алкоголям, считая, что этот мир не хуже?
Где она, та дама, которая самоутверждалась за счет нарощенных ресниц, ногтей и офигенного бельишка?
Где они, все эти люди?
Кто сейчас целует буквами твои слезы и разговаривает с тобой в электронных стенах квартир, выдуманных тобой же?
Кто тебе нужен, дура, кроме меня?
Все эти принцы, которые спасали тебя из логова дракона, а потом заявляли, что ошиблись принцессой, все эти долбанутые на голову личности, что вторгались в твое личное пространство, как в свой дом и оставались там навсегда. Зачеркнуто. Надолго.
Ненавижу тебя всем сердцем! Закрой за собой дверь!
Дорогая моя, к чему я все это.
Ты сидела на кухне под этим маленьким столиком, рассчитанным на двоих и кота и размышляла о чем-то охренительно серьезном, что, в конце-то концов закончилось парой тарелок слез и самоистязаний. А я смотрела на тебя с подоконника и подумала, за что ж ты так себя?
Люблю – сказала ты.
Ненавижу – сказала я и шагнула с 4 этажа.
В полете, конечно, одумалась, захотела вернуться, как же ты без меня-то, но было уже чуть поздно.
Прощай.
Твоя Совесть.