Моим родителям М.А.Исмиеву и И.П.Радошкевич посвящаю
Время нам оставляет не так уж много:
смотришь в зеркало – узнаёшь повадку отца,
улыбку матери…
Стала просторной дорога
до вас – с земного её конца.
Трогаю время рукой - как пустые пяльца
светится воздух там, где откликался взгляд.
Входит память-игла с водой в родовые кольца,
расшивает крестами молчанье твоё, земля.
Мы растём из потерь; из кругов, проторённых кровью.
Календарный подзол ствол взрывает с листа
всем, что стыдно назвать прилюдно любовью,
пеленальная тишь моя, майская береста,
несгораемая. Будней хищная пена
разъедает стяжения. Сохраняют глубины дрожь.
... Ты летишь через тьму на звуки вальса Шопена,
ты по пряже его виражей в будущее идёшь.
И когда содрогалось крыло от подвздошной судороги
той изодранной, подурневшей, осиротелой, своей,
ты берёг пустоту радугами над Ладогой
для костлявенькой девочки, целующейся в траве
безбрежного завтра.
Размеренна
только поступь числительных на документах эпох.
Властью стиксовой линии одна неразменная
тишина мне оставлена – губы в губы, как вдох.
И в последнем своём я узнаю вас заново,
молодыми и лёгкими примиреньем дорог
вертикали и круга, родного и странного
ветра яростной нежности, непрочитанных строк
Небольшое пояснение.
Отец, Исмиев Мамед Алибабаевич, был во время ВОв лётчиком-асом, в условиях секретности и отсутствия видимости ориентиром в его полётах служили определённые классические музыкальные произведения.
…над Ладогой – отец какое-то время охранял «Дорогу жизни» по Ладожскому озеру.
Мать, Радошкевич Ираида Петровна, во время войны была ещё девочкой.