Злоба и отчаянья дурман,
Карантин, я запертая в клетке,
Вновь иду с фортуной на таран,
Скрежещу зубами у беседки.
Тайное собрание старух,
Заседают сестры-моджахеды,
Это улей из десятка мух,
Локоть к локтю и берет к берету.
У меня на сердце сотни ран,
А слова, как пули из затвора,
Я своей позиции не сдам,
Не стерплю я бабского террора.
Местность наша грязная дыра,
Где-то на задворках ойкумены,
Я брожу с собакой у двора,
Карантин — большая перемена.
У старух серьезный разговор,
Чтобы им на свете было пусто,
Как овчарки лают на забор,
Разгоняют искры вольнодумства.
Инквизиция приходит ввечеру,
Хрен не слаще ядовитой редьки,
Я с бельем веду свою игру,
Возле мрачной, сплетничной беседки.
Простыни и больше ничего,
Вешаю надежно на прищепки,
Ну а рядом, как безумие всего,
Кружевные трусики соседки.