Глава 9 На пепелище рая.
С неделю Шрамов видел только неизменного безносого соседа, вся улица вымерла напрочь. Конца края строгому карантину не предвиделось, наоборот, придумывались какие- то новые пропуски и ограничения. От скуки Шрамов снова уткнулся в телевизор, каждый вечер тут господствовали не местные развязанные и самоуверенные политики, а добрый доктор Массимо, который настырно объяснял как чище мыть руки и мерять уровень кислорода в крови. Демонстрировались и разные хитрые приборы для самоконтроля, скорее успокоительного характера.
Объясняли вполне логично и горы трупов в Бергамо. Все сходились на то, что это ни что иное, как последствия опрометчивого футбола, когда на плановом матче лиги чемпионов в разгар хвори сошлись бергамская команда и испанцы. А там уже вирус попер во все стороны сразу.
Мельком он наблюдал и кризисную ситуацию у себя дома, там тоже внезапно стало хреново. Несмотря на то, что соотечественники имели резерв во времени - власти лопухнулись крепко, как всегда: напустили из зарубежья десятки тысяч земляков , не имея никакого представления о коварности вируса и надежности тестов и зараза понеслась по Москве и дальше в провинции. Хотя народ и закрыли наглухо, а масок в столичных аптеках не было и нет. Про провинцию и говорить не нечего - там сами шьют маски. И прожлобились со стратегическими запасами эпидемиологической защиты- и медики стали вылетать из строя, чаще чем за границей. Да и многолетняя оптимизация медицины о себе напомнила - призывали уже недоученных студентов в строй. И под вирусных пациентов начали приспосабивать роддомы и хосписы. И вообще все подряд - все обсуждали дикий случай в далекой Сибири, когда главврач госпиталя ветеранов, узнав о перепрофилировании своей клиники, сиганула с пятого этажа во время совещания. Ругали дружно и китайцев - после всех прежних эпидемий, им оснастили приличный вирусологический центр вырабатывать вакцины - а итоге они выпустили джина из китайской бутылки по всему миру.
К концу следующей недели к дому Шрамова подъехала машина и вышли двое в масках; давешний чиновник из мерии и молодая девица по фигуре - лет двадцати. Они вскрыли квартиру погибщих синьор и зашли внутрь. Судя по всему девицу определили на обсервацию. Когда пошел на лестнице разговор, то оказалось, что девица вовсе не итальянка, а немка. Видно в мерии решили уцелевших экспатов сгонять в одну кучу. Девица после отъезда чиновника сняла маску и объявила, что хорошо помнит Шрамова - учились вместе в Берлине. Шрамов ее тогда совсем не запомнил - не до того было. Она пояснила,что была на стажировке в Милане, потом они собирались на ежегодный весенний конкурс пианистов в Бергамо -а вышло так, что не до музыки и песен и всю компанию отправили в госпиталь. Общались они обычно пару раз в день, не выходя на площадку, через распахнутые двери - Шрамов уже подустал от карантинных ограничений, а студентка, напротив, была крепко напугана и держала дистанцию. Повспоминали чуток про Берлин и помечтали - ситуация была примерно одинакова - но у неё были состоятельные родители и деньги ей приходили регулярно. Поэтому она постоянно напевала под пианино что-то бравурное из репертуара Нины Хаген и примеряла платья погибших синьор.
Через пару дней по телевизору стали объявлять о смягчении режима, более того - Мэр Бергамо Григорио Гори призвал привлекать экспатов не только для сезонных работ. Все упростилось донельзя; работники требовались всюду, как после разрушительной войны. Нужно было водить автобусы и производить шикарные ломбардские сыры или салями Бергамаско, нужны были и рабочие в погреба местным виноградарям.
Действительно на следующий день пришел муниципальный служащий и объявил, что приглашает экспатов на работы. Было вакансии и в мэрии - но посколько ни Шрамов, ни немка языка толком не знали - оставались только рабочие вакансии - каменьщиком или разнорабочим на трубный завод. Шрамов сказал, что неплохо бы пастухом - в детстве пас стадо в Подмосквье - опыт есть. И вообще, на пастбищах куда лучше после двух месяцев карантина в четырех стенах под вой санитарных сирен. Чиновник засмеялся и сказал, что пастухи все уцелели и спроса нет . Насчет студентки были вакансии прислуги. Но вообще женщин уцелело после мора намного больше. Сказал, что и трудовую визу им поставят без проблем на пару лет. А так сидеть и ждать манны небесной не стоит - границы еще долго не откроют и помощь экспатам не планируется. И так своим не хватает. А Шрамов к тому времени уже знал ,что воронежская семья, жившая в его квартире уже давно рванула домой и плату за московское жилье ему стричь не придется довольно долго.
Пока Шрамов с немкой невесело размышляли над ситуацией, заявился на старом фиате инвалид сверху, за своими вещам. Он выглядел невесело, к тому же сидел сам за рулем. Увидев уцелевшего Шрамова, он деловито объявил , что тоже ищет работников. Его племянник, приезжавший сюда умер, а он был совладельцем небольшой сыроварни неподалеку - теперь инвалиду приходилось включаться в это семейное дело самому. А спрос на еду был всегда и производство не останавливалось даже в разгар мора.
Оказалось после всех неприятностей нужно присматривать за доходным сырным производством. Там на ферме и можно пожить - места хватит. Шрамов резонно решил, что лучше сыр, чем кирпичи и трубы и согласился. Немка пожала плечами - в конце концов, она пианистка -от скуки не умрет, да и инструмент в квартире приличный. Шрамов попрощался , собрал вещи и они поехали в маленькую ферму километров десять по направлению к Комо. Вдалеке уже просматривались альпийские горы, повсюду паслись овцы и козы. Зеленела на полях пшеница. Во дворе фермы стояли кучно фургоны с красочными стикерами на бортах - молодые ребятишки лихо разгружали бидоны с молоком и забирали коробки дозревшего сыра из просторного синего ангара.
Пару дней инвалид вводил его в курс дела, чувствовалось, что и он по сырам далеко не мастак. основные инструкции он вкратце изложил на записке, а сам стал разгребать финансовые проблемы , да и логистика, видно была на нем. Шрамов с грехом пополам перевел инструкции на русский, и без особого удовольствия стал приглядывать за изысканным продуктом. Он быстро напробовался сыров с голодухи и не стал вникать в производство глубже. Оборудование сыроварни было современное сплошь сверкала нержавейка и мурлыкала электроника- и надрываться не надо : все само сияло и мигало. Полно было полезной автоматики, чанов и разных контроллеров. Увесистые горгонцоллы, пармеджано и кватриоли ломбардо неспеша дозревали на стеллажах в термокамерах. Полдня он переворачивал увесистые ломбардские сыры и смывал плесень, полдня формовал кругляки. Работа была не спешная, не пыльная, хотя и тяжеловатая. Таскать и затоваривать продукт было кому из местных помоложе. А на молоке и сыворотке крутились неразговорчивые пожилые итальянки, с которыми он вообще не общался. Одна из них худая в розовом халате , скорее всего, и была хозяйкой сыроварни - смотрела пристально, гремела ключами и по вечерам проверяла зрелость головок на стеллажах готовой продукции перед отправкой. Как понял Шрамов - исключительно по старинке , на слух - она лупила по кругляку молоточком. Да и инвалид частенько подходил к ней и докладывал негромким голосом. Единственно, что он не освоил в этой сыроварни до конца - входить после убойной итальянской жары в прохладные камеры сырной лежки. Перепад температур был просто опасен - с месяц его донимали отчаянные насморки. Он так и старался сидеть там до вечера, не вылезая на солнце - он так и говорил себе : посижу- ка я в своей ароматной дискотеке.
Однажды инвалид пригнал на ферму новый оппель, а ключи от старого Фиата отдал Шрамову. И по вечерам Шрамов стал заезжать за немкой и вытаскивать ее к озеру Комо. Та уже давно лезла от скуки на стенку - чуть ли не безносому соседу подмигивала. Границы внутри Шенгена к лету стали кое-где открывать, но везде требовались медицинские справки, а иногда и просто отправляли в очередной карантин. Так что немка домой не спешила. Шрамов тоже. Да и в пустынных городах Ломбардии после всего апокалипсиса было крайне неприятно. Сам Бергамо, оживал в отличии от деревни, крайне вяло. Еще неизвестно было, насколько устойчивы к заразе переболевшие и есть ли он вообще иммунитет. Многие бергамцы так и не снимали масок. Трассы были полупустые - и пляжи на Комо тоже. Больше никто из выздоровших после карантина на улице Пиньоли не появлялся. Карабинеров убрали и пропуска отменили. Но легче не стало. Болтали, что по ночам начали грабить пустые дома. Перед карантином в Италии скопилось полно незарегистрированных мигрантов - некоторым не терпелось ухватить дармовое.
Немка все таки его соблазнила, с неделю он разрывался между улицей Пиньоло и сыроварней. Утром он влезал в ледяную сыроварню сонный и рассеянный. Пару раз даже опоздал на работу. Безносый сосед даже подмигнул ему, когда немка с поцелуем провожала его на работу. Похоже, что он еще и подсматривал за ними жаркими бергамскими ночам, спать тогда совсем не хотелось и они в обнимку с немкой сидели на балконе с бокалом кьянти нагишом и любовались брильянтовым звездами.
Как- то раз немка пошутила, что от него разит пармезаном. Шрамов принюхался и обнаружил , что легкий запашок прилип. Не амбре созревшего сыр, но аромат имелся - совсем не бергамотный.
Но вот однажды он, сорвавшись пораньше на Пиньоло с кучей жратвы и вина на ночь, Шрамов обнаружил у своего подъезда прокатную машину и двух крепких парней, явно швабской наружности. Немка с вещами выскочила из дома и , увидев Шрамова, тут же крепко прижалась к одному из них. И Шрамов все сразу просек , с усилием сделал вид, что они просто соседи и попер к себе в квартиру. Немцы загрузились и тут же уехали , а безносый на балконе беззвучно засмеялся и даже надел на лысину шляпу.
"Да уж- недолго музыка играла,"- с сожалением мелькнуло в голове у Шрамова, хотя весь этот финиш он и предполагал заранее. А ведь он к заводной немке чуток сердцем присох. Сблизились после пережитого кошмара - бывает.
Через неделю, когда Шрамов еще пребывал в полном трансе, прискакала из Сицилии сильно потрепанная белоруска. Она была без денег и вещей и сильно на взводе. Она не стала рассказывать, как выскочила из той стремной ситуации и сразу принялась стремительно уничтожать остатки его стратегических запасов. Вначале Шрамов испугался, что еще придется её еще и содержать за свой счет, но белоруска за неделю осмотрелась, устроилась вначале в префектуру , а затем и вовсе на какую хлебную фабрику недалеко от дома. Вечерами она его совсем не донимала, сидела по уши в своих белорусских чатах. Похоже было, что у нее на Родине заваривалась какая то буза и это её занимало сильнее, чем уже всем по горло надоевшая пандемия.
Ближе к осени Шрамову внезапно прозвонился давешний профессор из Берлина - у него было конкретное предложение - по удаленке вести занятия со студентами, причем на выбор сразу несколько рыночных предметов. После всей вирусной передряги Шрамов уже забыл про маркетинг и стилистику. А тем паче про гламур и винтаж вовсе, но, если мир собирается снова жить вечно, он мог вполне и посодействовать этому упрямому миру.
Щрамов после разговора с профессором мрачно подумал - как изменился мир- вот ведь какая ирония - он думал что придется преподавать в массивных корпусах престижных германских вузов, а придется вести занятия по Инету из вонючего подвала в Ломбардии.Тут и думать было нечего, по три - четыре часа в день он на это выделить мог вполне. Все равно - после эпидемии никаких показов мод и тем паче клиентов из Сибири ждать не стоило очень долго- накрылся его собственный проект надолго.