Маленький мальчик с синими глазками,
Куртка нарядная, туфельки с пряжками,
Гордо шагает за руку с отцом,
Как хорошо идти с папой вдвоём.
Рядом такие же дети идущие,
Только на лицах их слезы горючие,
Папы бредут с почерневшим лицом,
Странные люди, ведь всё хорошо.
Клумбы цветущие, вымытый двор,
Вдруг кто-то с папой завел разговор:
-Битте любезный прошу подойти-
Машет военный с крестом на груди.
- Я не ошибся? Писатель вы детский?
На ночь читал, ваши книжки отец мне.
В добрых героев я с детства влюблен,
Выйдите друг мой, вернитесь в свой дом.
Вам здесь не место в этой толпе,
Книги пишите, живите себе.
Сына оставьте, один пусть идёт,
Вас же охрана, назад проведёт.-
Папа покрепче сына прижал,
Голову поднял и твердо сказал:
-Видно ошиблись вы гер офицер,
Книжки писал я, что б мир стал добрей.
Если б вам в детстве их папа читал,
Вы бы не выбрали путь палача.
Нам не пришлось бы здесь с сыном шагать,
Вы ж стали зверем, как это понять?-
Злобно сверкнули фашиста глаза,
В строй возвращаться он приказал,
Папа с улыбкой мальцу подмигнул,
Обнял и в строй обречённых шагнул.
Шли неразлучные снова вдвоём,
Мальчик в припрыжку рядом с отцом.
Вот и крыльцо, рядом черная дверь,
Комната полная детских вещей.
Грубые руки срывают с бедняжки,
Куртку нарядную, туфельки с пряжками.
Голову мальчика папа прижал,
Чтоб не увидел он адский пожар,
Что пожирал миллионы людей,
В топках нацистских ужасных печей.
Так растворились средь пламени адского,
Папа и мальчик с синими глазками.
Сколько ж их сгинуло в жерлах печей?
Страшных фашистских концлагерей.
Если мы свами хоть на мгновение
Позволим забыть мир о тех преступлениях,
Значит все жертвы были напрасные,
И запылают вновь печи ужасные.
А из пронзительной сини небес,
Смотрят на землю малыш и отец.
Не забывайте люди войны!
Мир берегите! И семьи свои!