Был солнечный и ясный день,
Кипела жизнь внутри двора,
На лавочке сидел один старик,
Вокруг него резвилась детвора.
Гуляли пары по аллее не спеша,
На них старик смотрел издалека,
Но что-то бесконечною тоской
Наполнились веселые глаза.
Смотрел уже с потерянной улыбкой,
Слеза скатилась по его щеке.
Он вспоминал своё немного зыбко,
Что сохранилось глубоко в душе.
Спросили осторожно старика:
Что сердце так теперь его тревожит?
Быть может, кто сумеет и поможет?
Старик сказал:
Послушайте меня...
Да я тоскую, но не от обиды,
Тоскую очень сердцем и душой
По людям тем, кто отдали все силы
За родину свою и наш покой.
По людям, что теперь всего дороже,
Для памяти давно былых времен.
Чьи имена забыть никак не сможем,
Пока жив человеческий закон.
Чьи имена забыть — предать родное,
Всё то, что создавалось их ценой,
Всё то, чем были связаны устои
Судьбы одной, страны уже былой.
Лишь имена остались мне, но память
Подводит чаще, их не подведу.
Они так сердце глубоко мне ранят,
Их под медалью на груди храню.
Война прошла и забрала ведь лучших,
Всех тех, кого не вспомнят после нас,
Чьи лица и улыбки как знамена
Нам помогали в жизни и не раз.
Запомнили совсем не генералов,
Не тех, кто там приказы отдавал,
Медперсонал, солдат, кого не стало.
Мы помним тех, кто души нам спасал.
Они могли гулять по тем аллеям,
Они могли бы жить до седины,
И кажется порой куда важнее
Мне было бы, чтоб выжили они.
Конечно скажут после «было время!»,
Теперь зачем уж слушать старика?
Не время было братцы, были Люди!
Их имена запомнил навсегда!
Их жизнь эпоху нашу озаряла
И помогала в трудные года.
Таких людей нам забывать не надо,
Чья жизнь была за наши отдана.
И как бы не кричали "человеки",
Политики, историки, правы…
Там, где родные похоронены навеки,
Чужие убеждения слабы.
Старик притих, молчала детвора,
Внимательно глазами поедая,
Старик сказал: А нам грустить нельзя,
Хлеб голубям на тротуар бросая.
Сидели долго и кормили птиц.
Потратили буханки половину.
Старик смахнул слезу с ресниц,
С кусочком хлеба двор покинул.