Написано за целый день упорной и утомительной работы, девятого мая две тысячи двадцатого года. Поэма посвящается военным и гражданским ковавшим спасение и победу для моей родины - в самой кровавой войне за всю историю человеческой цивилизации. Так-же посвящается безымянным могилам военных и гражданских, и пропавшим без вести на полях сражений Великой войны.
*** *** *** *** *** *** ***
Иван Авдотье коромысло нёс,
всё говоря: не бойся, мне легко,
ну а когда пошли на сенокос -
отдал своё парное молоко.
И в стороне махаючи косою -
он обсуждал возвышенные души,
и намочился позднею росой -
ей с дерева снимая груши.
Иван Авдотье приносил цветы,
и под гармонь ей песни исполнял,
а проводив сказал: красива ты,
яб на тебя все неги променял.
В дому Авдотьи нежны мановенья,
но дед позвал её для откровенья,
-Мол не спеши, чтоб ныть не довелось.
А тот всё думал о красе творенья!
что на Руси прекрасной родилось.
Когда заснул, когда проснулся -
о ней он думал, нежный и благой,
но он ни разу к ней не прикоснулся,
боясь запачкать образ дорогой.
И под закатами вечерними гуляя,
в степи валялся, помысли ленивы,
сознанье лик той девушки являя -
преображало сумрачные нивы.
Смотрел Иван в окошко на рассвете,
красивы сосны в этажи стоя,
лежала во мерцании и свете,
великой степью - родина моя.
Открыл глаза. Кажись обычный день,
на то-же место около полудня -
ложилась верно ясенева тень,
но люди - ступор, в средине будня.
А то по радио суровый Левитан -
(из рук девичьих пали семена)
сказал как Зевс, как бронзовый титан,
о том что ныне началась война. *1
Но люд сначала даже не поверил,
лишь оглянулся поправляя влас,
но их сознания, задумались, уверил -
знакомым тоном - Левитана глас.
Уже под вечер стало даже хуже.
Летели дни - укоры мужикам,
и наши папы повторяя - ну-же!
располагались по грузовикам.
Идем на запад! семьи - на восток!
все делали - сурово, не роптали,
любимый парнем маленький росток -
во суете военной растоптали.
Очередной каприз воинственного века,
различно понял труженика стан,
но в голове любого человека -
одно и то же вторил Левитан.
Привычен был во хлопотаньи люд,
собрав детей по улице метался,
вдали шумел составов перегуд,
но кто-то не уехал, а остался.
Авдотья собирала чемодан,
мелькали семьи бегло, стороною,
она заметила что во дворе спиною
сидел дедуля, и держал бодан.
Она сказала: Деда, нам пора,
(кричала всею клеткою грудной)
ну собирайся! там еда и доктора,
я не уеду без тебя родной!
И он сказал: ты уезжай, венец
моих годов, прислушайся ко деду,
здесь на погосте моя мама и отец,
и я отсель никуды не уеду.
Она нашла отважного Ивана -
позвала - как зовут от урагана,
но тут ответил нерушимо он:
Я сын крестьян, не князь и не барон.
Я принесу тебе цветов большую груду,
но прежде - родине в спасение прибуду,
а ты меня, моя родная, вспоминай,
и я тебя, конечно, не забуду.
Вручил последний полевой цветок,
вкусил родного воздуха глоток,
поговорили, но болючий миг навис,
хотелось - но он долго не возился,
Иван во старый, неказистый Зис,
с улыбкою простою погрузился.
Опять каприз воинственного века,
различно понял труженика стан,
но в голове любого человека -
одно и то же вторил Левитан.
Неслися сводки, стенка огневая -
жгла города во гибельном бою.
На головы штальхельмы надевая -
попёрла мразь на родину мою.
2
Мелькало всё, но более - погоны,
под каждый вечер в небеси звезда,
на поезде огромные вагоны,
на станциях большие поезда.
Уж сколько дней на поезде не знает,
наверное не дней, наверно лет?
сидит Авдотья у окна, и вспоминает
как брал на руки, маленькую, дед.
Сошла - сумёхи давят плечи,
ей тяжело, зато не голодна,
на сим вокзале у народа встречи,
а дева к сожалению - одна...
(А может нет? её глаза как свечи -
там тётушка знакомая видна.)
Когда в округе незнакомы лица.
-Не ты-ли та прекрасная девица -
дитя что я восторженно держала?
как жаль что раньше ты не приезжала.
Как жаль что повода смурнее нет...
скажи моя родная, где-же дед?
Авдотья тёте рассказав о том,
что он остался, больно и зловеще,
со грустию вошла во тётин дом,
и в коридоре положила вещи.
Она сказала: проходи и не скучай,
(внимает дева здешнему устрою)
пошла на кухню приготовить чай.
-А кем работаете вы? -А медсестрою.
Сказала тётя: ну-же, чай готов,
(и очень нежным запахом витает)
здесь нет ни боли, нету и фронтов,
но всякой прочей суеты хватает.
И всё смотря на милый тётин двор -
они вели свой тихий разговор
в объятьи скромной теплоты.
А за окном росли цветы.
Вниманье девы - стало послабей,
над чашкою слегка склонившись,
и сразу тётя указала ей -
куда свалиться, утомившись.
3
Читала дева прибывши во тыл,
что тысячи - железные машины,
на русском поле поднимая пыл -
уничтожают родные аршины.
Румынских танков двинула гряда,
из Рима в Киев самолёты посадили,
войска Европы - палят города,
что наши предки тяжко возводили.
Места сии далёки и дремучи,
засим нельзя без устали сопеть,
к тому-ж на небо налетели тучи,
а значит надо поскорей успеть.
Платок на плечи, и покинув дом -
она на почту по тропиночке бежала,
но заревел над головою гром -
Авдотья испугавшись задрожала.
Но развернуться дева постыдилась,
и так в бою ни дня не провела,
стезя огня во сердце пробудилась -
и через град дивчину повела.
Открылась дверь почтового отдела,
она поднялась старою ступенью,
там женщина суровая сидела,
но удивилась - этому явленью.
-В такой погоде по тропе снуя?
к девице кинулась - но изумилась,
из головы - кровавая струя,
да по лицу девичьему стремилась.
Ей голову разбил ужасный град,
власа на всё лицо, и не поправить,
но ей отрада - среди всех отрад -
одно письмо военному отправить.
Та женщина ей принесла листок,
девицы лик нисколько не плаксив,
и только крови красненький поток -
слегка заляпал тоненький курсив.
Она писала как обзор простерт,
из дома тёти, и какой там лад,
а после взяв ладонями конверт -
туда любя вложила шоколад.
И то письмо той женщине отдав,
услышала: смогла сообразить!
ведь вечером - уже уйдет состав,
что наши письма будет увозить.
Она сидела рядышком со складом,
и точно знала - я не упаду,
побитая, изрезанная градом,
как тоненькое дерево в саду.
А как закончилась ужасна непогода,
она подумала о дедовом венце,
огромный дух великого народа -
был нарисован кровью на лице.
3.2.
Пришла домой, а тётя не в порядке.
-Где ты была? о боже что с тобой?!
в крови багровой тоненькие прядки,
и рана на виске и под губой.
И тётя водкою промыла обе раны,
а что случилось не поймет никак.
-Ты не ходи в такие ураганы,
где град летит объемами с кулак.
Она во комнате своей глаза закрыла,
и панорама зренье девичье накрыла -
с письма стирает капельки крови,
но тут заплакала она, она забыла,
курсивом нежным вывести: живи.
4
Над городом нависли перегуды,
их гул с утра Авдотью разбудил,
в составы погружали груды -
и люд в составы заходил.
-А что такое? тётеньке вопрос.
-А это происходит переброс,
у нас берут военных и врачей,
но ты не думай, не печаль очей.
Я остаюсь, увозят молодых,
вон санитарку, ныне я одна,
везут людей, везут во грузовых,
да и погода на лучи скудна...
как ужасно судьба обернулась...
В помещенье Авдотья вернулась,
и во комнату тихо прошла,
в покрывало она завернулась,
и раздумье большое нашла.
Размышляла про родного деда,
про составы соседских отцов,
про пропавшие семьи, без следа,
без фотографий, начал и концов.
Про детишек на дне котлована,
и как родная горит сторона,
и конечно про парня Ивана,
что читает её письмена.
И себя за дурные пороки виня -
предаваясь большому настрою -
она вернулась: возьмите меня,
во больницу свою медсестрою.
Ну а тётя стояла спиною:
знала я что ты милочка скажешь,
ну пойдем, дорогая, со мною,
о уменьях и знаньях расскажешь.
4.2
Была Авдотья подобна деснице,
без которой той тёте никак,
но увы прибывало в больнице,
от всё больших немецких атак.
Авдотья трудилась и ослабевала,
но тем не менье везде успевала -
медсестрою хорошей была.
А больница её узнавала -
по белесому перью крыла.
Если ампулу часом разбили -
всё она уберет безо свар,
все её очень сильно любили,
за её доброту и отвар.
И всегда улыбались солдаты,
рядовые и кто поглавней,
лишь она всё смурна, ибо даты,
даты смерти в тетради - на ней.
Но однажды от устали павший -
во бессилии местный хирург,
что обездвижен - настолько уставший,
закричал в небеса - Демиург!
Все в палатах во важном во деле,
а у парня гангрена на теле,
и кричит молодой, что невмочь,
и Авдотья решила помочь.
Застыли сёстры, все-важные лица,
небо застыло, застыла больница,
и то что нужно Авдотья пилой -
выполняет, гранитом, скалой.
Парень ткань во зубах закусивший -
всё глядит во Российскую даль,
всё хорошо, ибо он получивший -
за отвагу и силу медаль.
4.3
Шли недели, и письма всё шли,
"Ты мне что-то ответом пришли"
написала больницы десница,
что мечтается ей, что приснится.
Как привозят со всех со концов,
искалеченных болью бойцов,
как изменяются улицы града,
и как своей не-паршивости рада.
И письмишко отправив Ивану,
всё согласно привычному плану -
побежала в больницу назад,
но задрожал за заборчиком сад.
Вдруг заорала сирена свирепо,
стало тёмно и чуточку слепо -
небеса надо крышей больницы -
заслонили железные птицы.
Она упала где скопы: крапива,
то были немцы: скоты и чума -
смеясь нажрались немецкого пива,
и бомбили родные дома.
На селение падали бомбы,
но не вырыты здесь катакомбы,
самолёты кружат и кружат,
и тела среди улиц лежат.
Забежала Авдотья в больницу,
увидев тётя свою ученицу -
улыбнулась во красной крови,
и вытираючи ей багряницу,
ей сказала: ты только живи!
Но внезапно - у ней слепота,
глухота, немота, темнота,
а подняла Авдотия веки -
где движенье и где теснота.
Увезли её наши, утраты
стали ныне двойны и тройны,
позади оставались солдаты,
безоружные дети войны.
5
Во тылу был хорош городишко,
даже девушке что без ноги,
ей предали забытый домишко,
а она отдала сапоги.
И ботинок себе заказавши,
в детском доме детей берегла,
она жила во безделье не павши,
она отчизне своей помогла.
Все стары, под навесами седи,
уж детей проводили соседи,
но в глазах не погасли огни -
полюбили Авдотью они.
Но в дни рожденья она не плясала,
и не получила за ногу медаль,
она всё письма кому-то писала,
и всё смотрела в какую-то даль.
И когда наступил сорок пятый,
был денёк во свеченьи простерт,
получила небрежный и смятый -
от соседа почтовый конверт.
Один державши в руке чемодан -
вдруг попрощалася навеселе,
-Вам спасибо за домик что дан -
на безмерно красивой земле.
Но увы, мне к сожаленью пора,
но увы, убираться я буду,
вы прощайте мои хутора -
а я вас никогда не забуду.
5.2
Она прибыла во родное село,
вдалеке красота, рассвело,
она шла - всё душою влекома,
но черты непривычны у дома...
И подойдя ко родному двору,
в пепелище черты не узнала,
и лишь грушу во старом бору
по весне красота обнимала.
Она пошла к писавшему соседу,
слезу роняя начала беседу,
сосед был рад, и приютил ея,
хоть нету ни кровати ни белья.
Она сказала - немец проиграл,
скажи когда-же главный генерал
уж повернуть на родину прикажет?
хочу узнать я что Ивашка скажет.
И подусталым голосом, не-строгим,
сказал сосед: не жди, не скажеть он,
его настигнув - раненым, безногим,
из пистолета - застрелил барон.
И закивав немного, повернувшись,
она прошла, девица-доброта,
и с болию какой-то улыбнувшись -
плашмя упала за его врата.
5.3
Она проснулась во соседа доме,
всё тикала стрела на метрономе,
и ураган заполонил сознанье.
-За что мой Бог такое наказанье?
Недвижимо, недвижимо лежала,
свой голос ото звука заточа,
внезапно девочка снаружи пробежала -
всё что-то непонятное крича.
Авдотья поднялась, и ея руки
окно открыли, ко низу клонясь,
и вдалеке послышалися звуки -
бежали люди весело смеясь.
Авдотья вышла, люда вереница,
все головы от шапок обнажа,
и по дороге шли знакомы лица,
знамёна ярко-красные держа.
Её увидев, выбежал сосед,
легко прервав звучания бесед,
бежал ко ней, глаза неугомонны
из полной радости колонны.
И закричал: Авдотия! Победа!
и тут Авдотья - уже не хмура,
За Ивана, за тётю, за деда -
громко-громко кричала: Ура!
87
*1
о том что утром началась война.
что этим утром началась война.