Однажды ты приедешь на знакомую станцию
эдаким Гулливером, а всё лилипутское, не по росту.
Ты бродила здесь анфиладами и Рафаелевскими станцами:
в юности всё кромешнее, навзрыд, острее, другие ГОСТы.
Раньше ты исходила желанием нравиться, кипятком,
заваривалась крепким чаем с привкусом скипидара.
А теперь твои сольники все sold out, залы набиты битком,
и сделан большой гешефт, и можно уже отдавать по любви, даром.
Стояла зима, как в периферической вене игла,
метель выжимала тепло в катетер, как белую пасту,
по карнизам стучали апостолы и капала жидкая мгла,
как клякса, сожравшая имя в письме после "Здравствуй, ..."
Стояла зима, но почивший город казался упитан и кругл,
отстегивал десятину, манжеты и ледяную коросту,
щедро метал в мишени рыбные вилки, бисер, икру
и всегда оставлял на въезде в синих яблоках лошадь.
А приедешь ты, когда отпечет-отщекочет в груди,
когда уже ничего святого и ничем не брезгуя,
озорная весна бубенцами мелкими вздребезжит.
И ты станешь спокойно перед теми, кто кликал бездарью,
будто не было беспамятсва и многолетней пьянки.
И уже оправдана возрастом, дожила до Христа.
Теперь хоть в анфас заходи, хоть смотри с изнанки.
Стоишь ровно, бровь подняв, мысли выпростав.
Май 2020