Когда твой последний друг сторчится с героина
А последний поезд уйдёт в неизвестном направлении
Начинаешь сомневаться, что под ногами твоя дорога
А тот кто придумал всё это, такой уж и гений.
Когда на улице как-то по-особенному зябко и сыро
И не кажутся вовсе мистическими в лужах отражения фонарей
От безисходности хочется дать первому попавшемуся прохожему по роже
А тому кто придумал всё это отвесить увесистых п--лей.
Когда в порыве отчаяния ты бьешься головой об стену
Надеясь выбить ни то из головы, ни то из стены
последнюю галлюцинцию
Я предлагаю забить и забыть на время все слова, мысли, -
Сесть - написать мне дружескую эппистоляцию:
"Здравствуй, мой дорогой и верный друг!
(чего и себе вполне желаю).
Как ты там в далёкой стране жив-здоров?
Чего здесь не хватало тебе и чего теперь там не хватает?"
А в ответ я пришлю тебе примерно такие слова
Что вертятся и жужжат в голове пчелиным роем,
слетают в опухшего, ужаленного языка
Что мне, как и прежде здесь не хватает маленького оригинального кусочка себя.
Ведь, когда твой друг вконец сторчался с героина
А поезд по чужим рельсам ушёл в неизвестном направлении
Закрадывается в исконное то ли подозрение, то ли прозрение
Что тот, кто придумал всё это не такой уж и гений.
И ты винишь себя, представляя, что это ты пуп вселенной или
по крайней мере именно ты в середине вселенского пупка.
Что это ты тот самый злой туповатый гений
Посадивший друга на героин и давший поезду уйти в никуда.
И ты виноват, что огни ночи не почитаются больше
за романтизм влюблёнными парами.
Что в стеклянных фонарных домах не бьются сердца луны и солнца
Не нужны их сердца фарфоровым мальчикам со стеклянными дамами
Но как всё НЕ равно!
Мысль слабее тоски.
Эта боль прорывается в душу и душит, душит.
И теперь ты уверен вполне - это именно ты бросил на произвол поезда.
Это именно ты виноват, что сторчавшийся друг твой покой своим не нарушит.
Впрочем к чему я всё это? Зачем эти стоны?
Ведь мир вокруг голубой и зелёный...
2006