Ты заповедное, прозрачно-полноводное, родное
творенье стройных, гибких неизвестных рук.
Познал спокойствия безжизненного дно я.
Ну вот и всё. Светильник тёплых песенок потух.
Мой этаноловый Господь сжигает
в злорадной крематорной топке мой бумажный флот.
Я б мог страшиться инквизиторской публичной гари,
но мёртвый палача по матушке пошлёт.
Твои ресницы мне сверкали, на седую сталь похожи,
но дождь на теле неизведанные знаки рисовал,
а древние слова впивались в кожу.
Молитвой не предотвратишь обвал.
Я смыслы плёл из старых мёртвых листьев
и пел воде шумящей в такт.
Я мальчик, я дитя со лбом точёно-чистым –
ты просто позабыла этот факт.
Что с девочками? Сжавшись в косточки-комочки,
они запястья режут по углам.
Нам роли отвели, ещё когда две чуждых точки
сливались в нас, не зная про грядущий серый хлам.
Однажды сброшу я земных дорог вериги
и буду убаюкан раскалённой белизной.
Но знай: я перелистывал живые книги
надгробий каменных лишь для тебя одной.
P.S.
Твои ресницы мне сверкали, на седую сталь похожи.
Я наизусть, как сойфер, книгу предков проживал,
и древние слова впивались в кожу,
но съеден молью тоги вытертой овал.