К «Сказанию о шести градоначальницах»... Ода.
Число то – «шесть», чем мечена и карта,
Ах, датой: день, месяц... приключилось в час?
Административного, в том, да, акта –
Любви к начальству, над собой – его глаз.
Усобиц, всюду... старт дал обыватель,
Антихриста – анархией – приятель.
Штаб – офицер – в разгульных, в смерть, тех, делах,
Подхваченных Палеологовой? – да!
Коварным планом лихо раскрутилась,
Казной с тем штурмом, пьяниц, что добилась?
Поддержки, всей, с медным пятаком, в руках...
Бразды у зама, пали, прежнего... В крах!
Сословные, поверх, дела всплывали,
Где «глуповцы» свои «порядки» знали.
Толпа от Клемантинки уж власть брала,
Причастна именем она – от отца.
Есть место ль "оде" – в просто пересказом?
То ж – эпопея! Боем не взять сразу!
У этой "оды" – много так народу,
Что и вначале не видать и броду.
А с летописца, автора – иль взыскать?
В веках, что в «пирогах, мешоных», не пять –
Шесть городничих – в «одном – двух», приличьем?
Коль женщин бы найти – в новый обычай!
Но "одой", баталий, вновь ли воспевать,
Пол, женский, в претенденты, всех, ли пускать?
Казной, одной, – беспутнице в угоду,
То – после мужиков, уж – новость! в моду.
Амалия, Штокфиш, то ж – в масть, стала брать:
Из помпадурш, из того сана, та ль знать?
Народ дерётся, жертв в расход швыряет...
Уж немка, пышная, там же шныряет!
Да на коне... три бочки проставляет!
Народ, что пьян, Карловну прославляет.
А глупость, вся – есть, в тоске и печали:
От дёгтя ворота не просыхали!
Времен, тех, поляки многое знали:
Амелию, Лядоховскую, звали...
Писатель, мой, – виртуоз! – Кой ляд? – вопрос.
Интрига плелась – «раскатом», день то нёс.
Она – вся действием – темна, да подлА,
Глупцов ей бить, топить? Ай – да! – «молодцА!».
Амалия вдруг чиновника там спасла,
А Клементина в железный прут вросла.
И чаша весов – то и пошатнулась,
Толпа – в другую сторону метнулась!
На что те «выборы» были похожи?
Где «будочник», всё ж, «атаманца» – строже!
Ан, немки, «вольной», старшенством всё прошло?
Пустая клетка... соблазном торжество!
Амальку – Лядоховская – травила...
Виниться? – Да сама в то угодила.
В том летописец – свидетелем страстей!
А в клети за ночь – то был и след костей.
В политике люди вопрос забыли? –
Где немец, поляк, храмы – то прикрыли!
У двух, последних, Дуньки и Матрёнки, –
Кабацкие претенденты, девчонки...
Дитяти лакомством ели, в пелёнке,
Страх – жителям! Зверя страшней? - в сосёнке!
Судилищем? – И в том закона им – нет:
Повешенье? Пожар? – там свой есть секрет...
Сражалась Дунька? – Казнь ей – клопами.
Их тучами среди сна – зверями...
Уж «Глупов» – Двоекурова, весь, встречал!
Народу ж – перебито – тьма! Вот финал,
Где летописец, знал, как народ живёт:
Ценою жизни, как «выборы» ведёт!
Вся "ода" – действом, да так послушна!
Не «Глупов» – оскандалился, ты ж – слушал.
Песнь - "Ода" – событий, исторических,
Не прозой, а лирой – поэтически.
***
Баян – пел, да мне, любителю, велел,
Картинку – жизней... (книгой?), чтобы пел!
По сторонам, чтоб в века, те, смотреть,
Чтоб и в своей жизни можно разуметь.
18.05.20 г. Н.М. Сегеда