Повидавшая много река Хуанхэ,
Что с Тибета ползет, как усталый дракон,
Мне поведала притчу уплывших веков
Тихим пением струй, шепотком тростника.
Лишь вдохнуло светило судьбу в новый день,
Два философа сели у желтой реки
Южный берег и северный берег сошлись,
Чтоб ученья скрестить, как два острых меча.
Не за славу они обнажили клинки –
За любовь самой дивной и грозной из жен.
Потому что из женского рода всего
Только Истина жертв больше всех собрала.
На пригорке судья поединка сидел:
Величайший во всей Поднебесной мудрец.
Были волосы белыми, как облака,
А глаза – словно воды священной реки.
И по знаку его зазвенели слова
Над густою травой, что сияла в росе,
Над холмами, над лесом, над желтой рекой,
Поднимаясь к высоким небесным вратам.
Вдохновенно и яростно бились они,
Словно каждый ребенка, жену защищал,
Разум свой напрягая в духовной борьбе...
Но друг друга никак не могли превзойти.
И когда утомленного солнца лучи
На долину великой реки улеглись,
Отступились два равных великих бойца,
Лишь глаза полыхали вечерней зарей.
Тихо встал на холме седовласый судья,
И на воду любуясь, негромко сказал:
«Берега эти служат могучей реке,
Вы служить только Истине оба должны.
Как змея, что себя же кусает за хвост,
Сам собою был каждый из вас поражен,
Потому что отвергнув противника дар,
Даже мудрый всегда обречен проиграть.
Я дарю вам обоим циновку одну,
На которой судил ваш искуснейший бой.
Как солома, что накрепко в ней сплетена,
Так же прочно сплетите вы мудрость свою».
И склонились в поклоне два бывших врага,
Но лишь взоры к судье обратили опять,
На циновке, не мудрый учитель сидел,
А вечернего солнца играли лучи.
2001