***
В ту ночь мне снилась наша общая комната, но без ковров, без клеёнчатых занавесок, без горшков с никому не нужными растениями на подоконнике, зато с внезапным переплетением веток за стёклами. Из мебели остался только продавленный, потёртый, когда-то красный диван, на котором обычно спала Ала. На фоне голого камня стен он смотрелся уместней, чем прежде. Камня? Спящий мозг всполошился и решил, что обои скроют несостыковку - текстильные, шелковистые обои, кажется, тёмно-зелёные, впрочем, в полутьме не разобрать. Деревья за окнами при попытке их рассмотреть превратились в резные наличники.
- Что и требовалось доказать. Продолговатая комната - ещё не приговор. До чего же я падок на красоту видимого мира, - сказал я вслух.
- До чего тебя довели, если это ты называешь красотой, - передразнило трюмо.
Утром я никуда не побежал, потому как проснулся посреди истории, конец которой мне было любопытно узнать: Ала исчезла.
«Давно пора», подумал я, но сам себе не поверил: на предмет ухода из рабства все мои сёстры имели одинаковые соображения - «Знаю, но не чувствую, что оставить маму - правильно». То есть, событие относилось к категории из ряда вон выходящих.
Через пару дней до нас доползли слухи: Ала, должно быть, «зависла с мальчиком», Алу видели в парке, на улице, на чьей-то лестничной клетке... Правда, описать внешность «мальчика» никто из очевидцев не взялся. Отчасти из-за того, что карга перебивала и лаяла: «не может такого быть» и «не так она воспитывала своих девочек».
Я тоже видел Алу: примерно через неделю после пропажи. В скверике, неожиданно буйно расцветшем, она разговаривала сама с собой, верней, с пустотой напротив себя - грязная, истощённая, упоительно счастливая. В тот миг я понял, что если и не люблю её по-настоящему, то испытываю к ней глубокую симпатию, посему не стал хватать её за руку и волочь домой или в ближайшую поликлинику.
На следующий день каргу и моих сестёр вызвали на опознание тела.
***
- У неё был прокол между лопаток, - сообщила Виа по секрету, - Как будто длинную иголку вогнали.
- Или спицу? - я поёжился, но оживился.
Всегда боялся уколов - кровь не могу сдавать без обморочной слабости, но смерть Алы была окутана тайной, и я жаждал подробностей.
- Это ж какой крепкой и тонкой должна быть спица... И какой силы удар!
***
- Что же это была за спица... - повторял я в кромешной тьме, разрывая носом пыль на трюмо, восхищаясь силой собственной воли: тянет чихать, но не чихнул ни разу. - Что за спица...
- Не знаю. Под руку подвернулась, - отозвалось невидимое отражение.
Я включил лампу, которая тут же предательски задребезжала. Хотел смахнуть пыль одеялом - неважно, что через минуту осядет обратно, словно не трогали. Но в лишних движениях не было нужды - я и так вышел из левой створки трюмо, бесшумно ступил на пол, скользнул в жёлтый шар слабого света.
Я... Нет, не я.
Он.
Тот, что прятался за пыльной зеркальной гладью, тот, чей силуэт я привык ловить в пушистом стекле, не был ни мной, ни моей копией. Различия между нами не ограничивались моей плотностью и его серой, облачной, насыщенной призрачностью. Присматриваясь к абрису лица, мимике, острым контурам тела, я всюду находил несвойственные мне черты, и всё же он более походил на меня, чем так называемое семейство. Не было лепки по противоречащим друг другу канонам, не было подозрения, что в одном круге света сошлись представители разных биологических видов. И это при нашем-то раскладе.
- Ты убил Алу?
Я скорей констатировал факт, чем задал вопрос. Получив кивок, уточнил:
- Она была счастлива?
- До последней минуты. Она мне разрешила. Очень любила тебя. Ну, это не повод для изумления.
Я и не изумлялся.
- Она была нужна тебе, чтобы выйти? Стать менее невидимым? Закон сохранения энергии?
- Чтобы связно поговорить. Вылазка - уже импровизация. На Алу меня хватало, а до тебя, похоже, так хотелось докричаться, что получалось в год по чайной ложке. Не столько закон сохранения энергии, сколько закон подлости. Ты бы зашёл в химчистку с иероглифами, каждый день туда шляешься, а внутрь...
- Ты чего не спишь, милый? - визгливо закудахтало прямо над ухом.
- Не смей произносить слово «милый» в моём присутствии, - от жалящего льдом гнева зашатался дом, стены просели в землю под ударами незримого молота. - Кто угодно, только не ты.
Каргу отбросило. Что толку? Мой призрачный визави исчез за матовой пылью, укрывшей зеркальный глянец.
… to be continued
(как только 18 глав «Иерихона» будут обеспечены)
_________________
На иллюстрации справа и слева - работы by Daniel Bilmes, опять без спроса.
____________
Сводки по «Иерихону».
У нас есть 17 глав. (Что очевидно, раз уж я это выкладываю).
В общей сложности собрать осталось 14 062 рубля, и за это, господа, я вам безмерно благодарен.
Обещаю, что следующий отрывок Чистилища будет объемней. Увы, дробить приходится не только по количеству знаков, но и по смыслу.
Напоминаю, что приблизить развязку можно, спросив номер карты в личке.
Обещание экземпляра за донат от 500 в силе.