Разгулялся по заливу
Позолотою закат,
Волны плещутся игриво,
Чайки шумно голосят.
Вот и время ночи белой.
Это чудо из чудес!
Солнце светит оголтело
Средь лазоревых небес.
Заполярная услада,
Нежность северных широт:
В полночь птичьи серенады,
Злато баренцевых вод.
И увядшая природа
От осенних холодов,
Словно узник на свободе,
Полной грудью дышит вновь.
Нет заката и рассвета
Летом; это лишь слова.
Всех прекрасней время это,
Краше сыщется едва!
...
Вот в такой прекрасный вечер
У подъездного окна,
Чуть прикрыв джинсовкой плечи,
На ступеньках и одна,
С папкой чёрной на коленках
И рукой с карандашом
Рисовала Саша Женьку –
Деда, что достал весь дом.
Рисовала всех соседей
Не по разу, не по два:
Три портрета с дядей Федей –
Перечислишь всех едва.
Вдруг в подъезд открылись двери;
Маты грузчиков и ор;
Все кряхтят, как злые звери,
Тащат вещи в коридор.
Всё в квартиру по соседству,
Где не жил никто давно:
Старый шкаф, трюмо-наследство,
Как из старого кино.
Вдруг приятный голос:
– Тише,
Не пугайте детвору,
Что вы, как слоны на крыше,
Ни к селу, ни ко двору.
Интересные наброски.
Как художника зовут?
– Саша.
– Что же, значит, тезки,
Ну, бывай, дела не ждут.
Улыбнулся Сашке мило,
Посмотрел глаза в глаза,
И с какой-то дикой силой
В её сердце, как гроза,
Ворвались мечты и чувства.
Папка выпала из рук,
Разлетелось всё искусство.
Дрожь по телу, сердца стук.
Подскочила, тут же села,
В спешке стала собирать
Все портреты чёрно-белым,
Саша начал помогать;
А жена его с усмешкой:
– Ну, ребёнка засмущал...
На площадке мат сквозь зубы –
Шкаф в проём не пролезал...
...
Ночью белой, ночью томной
В окна бил слепящий свет.
Саша мыслила нескромно
Для шестнадцати-то лет;
И нескромно, и наивно
Размечталась о любви.
Как иначе ночью дивной?
Юный возраст – се ля ви.
И, припав к стене щекою,
Всё шептала: "Будет мой..."
Ну, а Саня спал с женою
За бетонною стеной...
...
Утром радуют пейзажи,
Их прикрыв, лесной туман
В беломорском вернисаже
Нежит росами бурьян.
С гор хибинского массива,
Насыщая родники,
Вниз бегут ручьи игриво,
Где бормочут кулики.
Там среди берёзок тонких,
Средь бесчисленных озёр,
Чистых как душа ребёнка,
Кулики несут свой вздор.
Хвалят в утренней прохладе
Свежесть девственной глуши,
Что от дивной серенады
Просыпаться не спешит.
Заполярной жизни нега,
Как заслуженный покой
После вьюг, гнетущих снегом
Долгой тёмною зимой.
Кто-то скажет: Ну, лукавый,
Расхвалил суровый край!..
Кулики в одном всё ж правы:
Летний север – это рай!
...
Вот таким увидел Саша,
Когда срочную служил,
Этот рай, что Вале страшен
И до чёртиков не мил.
За полярным этим кругом
Побывал случайно он:
Был курсантом, выпил с другом,
Был отчислен без погон.
После что-то вроде "срочки";
Вновь зачислен (знали б как!
Валькин папа ради дочки
Всё уладил, но за брак.)
Валя ехала с Кубани
За курсантом молодым
Ради денег, ради званий,
Для неё иное – дым.
Свадьба, танцы. После тоста
С тестем пьяный разговор:
"Мне б на север – не для роста –
Просто снится до сих пор.
Да и платят там нормально,
Помогать не нужно нам."
После фразы эпохальной
Тесть сказал: "Ну, по рукам!"
Валька плакала три ночи,
Как узнала обо всём;
Но была надежда, впрочем,
На полковника и дом.
Ладно, что ж теперь былое
Поминать в пылу забот,
Попривыкнут эти двое,
В общем – стерпится, пройдёт...
А сегодня Мурманск летний
Дождь накрыл с утра и льёт;
У подъезда слышны сплетни:
"Раз военный – точно пьёт!"
...
От дождя листвой шумели
Все рябины за окном;
Сашка спрыгнула с постели
Да на кухню босиком.
Вдруг как будто в коридоре
Щёлкнул старенький замок.
Сашка к двери, шаг ускорив,
Подбежала – и в глазок.
На площадке он с женою,
Знать, собрались в магазин.
И волчицей тихо воя,
Сашка в голос:
– Не один!
Раздалось в квартире басом
Пьяным, с лёгкой хрипотцой:
– Я те косу вырву с мясом,
Он солдат не холостой,
И свободен был бы даже,
Старше он на много лет.
Рот-то чё так напомажен?
(Папа Сашкин – с виду – дед.)
В этот день досталось Сашке
От Иваныча, ой-ой,
За портретик на бумажке
И за подпись "Только мой!"
Бил Иваныч смертным боем
(Он всегда её так бил).
Заходилась Сашка воем,
Словно белый свет не мил,
Закрывалась после в ванной
И молчала целый день.
А соседи – как ни странно –
Лишь корили: "Старый пень..."
Но Иваныч не был старым,
Он жену похоронил
И зачах после удара,
Потеряв немало сил.
Постарел душой и телом
За каких-то пару дней,
После жил, но неумело,
Выпивал в слезах о ней.
Всякий раз на Саньку взглянет,
Скажет: "Мамкины глаза!" –
И за стопкой руку тянет,
Прочь кручинушка-слеза.
И сегодня так же было:
Дочку – перевоспитать!
Сашка в ванной тихо выла,
Маму вспомнила опять.
На отца совсем не злилась,
Понимала всё, увы,
Вот такая Божья милость
Детской светлой головы.
Ей с двенадцати и кухню,
И уборку на себя
Взять пришлось. И мир не рухнул.
Да, вот так жила, скорбя...
...
Вот и осень золотая.
По кровати в неглиже
Сашка прыгала, взлетая,
Вся немного посвежев.
Пара месяцев, примерно,
После горьких слёз прошла;
И не так на сердце скверно,
И в душе совсем не мгла.
Стал любимый чаще сниться.
Нужно в школу, но о нём
Мысли все у сойки-птицы,
Сердце – с трепетным огнём.
Чувства, чувства, чувства, чувства...
К счастью, нынче выходной.
И не столь из-за искусства –
На площадку.
Боже мой!
И следит, и поджидает...
И когда Иваныч спит,
Всё дверной глазок терзает:
Вдруг чего-то проглядит?
На ступеньках, в куртке той же,
У подъездного окна
Рисовала очень схоже:
Он – жених, она – жена.
Стук замка и дверь открылась,
На площадку вышел он.
Ну, скажите-ка на милость!
Сбылся Сашкин вещий сон...
– Закурю? Не помешаю?
А, художникам привет!
– Да курите, разрешаю! –
Улыбнулася в ответ.
– Ой, и вы меня простите,
Добрый день вам, дядя Саш.
А про курево – курите,
Папка тоже курит наш.
Вдруг немного погрустнела,
Быстро скомкала эскиз:
– Мой, точнее...
Сердце пело,
Но настрой немного скис.
– Ох, прости, всё знаю, Сашка,
Жизнь такая, Сашка, что ж...
Нынче белая рубашка,
Лучше чёрную не трожь.
Я, Саш, вот о чём всё думал,
Всё хотел спросить тебя:
Что ж отец так бьёт безумно?
Бьёт, как будто не любя?
Что ль не любит тебя вовсе?
– Что вы! Любит, дядя Саш!
(За окном шумела осень,
В сквере детских криков блажь.)
– Упустить боится что-то,
И боится отпустить,
Вот ещё б не пил до рвоты
Было б много легче жить...
– Передай ему приветик,
Передай, чтобы "ни-ни"!
Не сторонник действий этих,
Я – за пряник, не ремни!
Эх, была б такая дочка
У меня, как ты, Санёк...
(Дождь пошёл, ну, как из бочки,
Проливая Мурманск впрок.)
...
Пролетели дни, недели,
Превратились за окном
В руки нищенок деревья
С медным в пальцах пятаком.
Неизменны только чувства
В сердце Сашкином... Увы,
Доведут всё до безумства,
(Что начнётся с сей главы.)
На полу мурлычет кошка.
– Ну-ка, быстро кушать, Мусь!
Пьян Иваныч, но немножко.
Быт, уроки, в сердце грусть...
На плите кипит картошка,
Знать, сварилась, и давно.
Сашка глянула в окошко:
Лёгкий дождик за окном,
А ещё бежит любимый
Да с букетищем цветов,
Но не ей цветы, родимой...
Тащит Вальке вновь и вновь.
Сашка тут же на площадку,
Папка, чёрный карандаш,
И рисует для порядка,
Поджидает свою блажь.
Вдруг открылись резко двери,
Валька – в мелких бигуди,
Руки в боки, взглядом сверлит:
– Ты опять, ну, погляди!
Поджидать-то не устала?
Сколько ж можно – ё-моё?
Да, шипя, ей вдруг:
– Шалава!
Да за волосы её.
По подъезду мат отборный:
Дверь открыл другой сосед –
Женька – пьяница, запойный,
Чешет пузо:
– Всем привет!
Поднимался быстро Саша,
Бил по стенке кулаком;
Заварилась в доме каша,
Не отложишь на потом...
– Валька, ну-ка, брысь в квартиру! –
Саня выбросил цветы.
– Ты совсем сдурела с жиру?
– Защищаешь? Сука ты!
И Иваныч выполз тоже:
– Что случилось, Валя? Сань?
Валька сходу:
– Дай по роже,
У тебя не дочь, а дрянь!
– Саня мне годится в дочки!
Валя, ты с ума сошла?
– Что ж ты выбросил цветочки?
Ух, пригрела же козла!
Тут Иваныч хриплым басом:
– Ща, Валюха, воспитнём!
Не забыла, Сашка, часом,
Что играть нельзя с огнём?!
Спрятав Сашку за спиною,
Саня выпалил:
– Не тронь!..
А она трясётся, воя,
Сжав в кулак одну ладонь...
Разошлись все по квартирам,
Женька выпучил глаза:
– Что творится с этим миром?
С бодуна поспать нельзя...
Поскандалив, Саша с Валей
Улеглись спина к спине.
Валя вся в своей печали,
Саня думал о жене:
"То ли любит, то ли дура?
Повезло так повезло!"
И заснул в настрое хмуром,
А за стенкой как назло...
Били Сашку смертным боем,
Так, что даже глаз заплыл,
И из ранки над губою
Кровь сочилась.
Свет не мил!
(За окном загромыхало,
Даже молния была.)
Так лупил – труба дрожала –
Знала б мать, кабы жила...
В дверь удар – открылись двери,
Выбит старенький замок.
Саня рыкнул диким зверем:
– Удержать себя не мог?!
И Иваныча рукою:
– Я ж тебя предупреждал!
Бил, крича:
– Урод, зарою!
Сник Иваныч и упал...
Под столом дрожала кошка,
Сашка плакала в углу,
А на кухне вся картошка
Из кастрюли на полу...
Появилась Валя тут же
И застыла сей же час.
(Сломан стул и крови лужа.)
– Саш, побудь пока у нас...
Посмотрел на Валю Саня
И, вздохнув, сказал жене:
– Не люблю, когда буянят,
Утопив печаль в вине.
Да не бойся, спит Иваныч,
Принеси-ка нашатырь,
Пусть проснётся да и за ночь
Уберёт всё, пьяный хмырь.
Утро всё же мудренее,
Поразмыслит ночью пусть.
Объяснил всё, как умею,
Пусть запомнит наизусть!
И с тобою утром тоже
По душам поговорим,
Образумишься, быть может,
С буйным норовом своим...
...
Утро северного края
Осень поздняя томит.
Ветер, с листьями играя,
Лижет вымокший гранит.
Но и в этом есть красоты,
Только нужно разглядеть:
Дивность редкой позолоты,
В лужах тонущую медь,
Чехарду погод безумных,
И густой-густой туман,
Шум дождей вечерних, скромных
Опьяняющий дурман.
Заполярная столица
То вся в лужах, то в снегу,
То все в шарфы прячут лица,
То с зонтами все бегут.
Но всего прекрасней всё же
Души северных людей,
Что со стаей очень схожи
Белокрылых лебедей...
...
Кто-то любит и страдает,
Кто-то любит и цветёт...
У вторых, как в тёплом мае,
Сердце радостно поёт.
Вот и Сашка – ангел вешний,
К ноябрю забыла всё:
Ревность Вальки, ад кромешный;
Пусть других печаль грызёт.
И Иваныч поумерил
Воспитательный свой пыл,
Починил замок и двери
И давно уже не пил...
Саня с Валей жили мирно,
Но порой по вечерам
Раздавался мат трактирный,
А порою – по утрам.
На машину накопили,
Но Валюха-то, увы,
Всё любила в своём стиле
Прыгать выше головы.
То одежду побогаче,
То часы, то телефон...
И в копилку. Как иначе?
Мода, шопинг – свой закон.
В общем, было для скандалов
Веских множество причин.
(Что для женщин очень мало –
Слишком много для мужчин.)
В остальном всё было ладно.
Женька как-то перепил
"Омывайки" шоколадной,
Песни пел всем про Тагил.
И шушукались соседи,
Обсуждали тот скандал.
А ещё сын дяди Феди
Слово первое сказал.
Ну, а Сашка рисовала,
Начала писать стихи,
В них, как юность завещала,
Было море чепухи...
...
Так прошло чуть больше года,
Жили-жили – Новый год!
И шипит, как в кислом сода,
В головах всё от забот...
В доме пахнут мандарины,
Сашка делает салат.
Как под белою периной
За окном и детский сад,
И дворовая площадка.
В общем, снегу намело.
Муська – вредина, украдкой
Колбасу ест под столом.
– Ну-ка, Муська, брысь отсюда!
Папа, хватит ей давать,
Принеси для шубы блюдо!
– Глянь-ко, вылитая мать!
Вдруг звонок раздался шумно.
– Я открою, Саш, готовь.
А хотелось ей безумно
Дверь открыть, увидеть вновь.
Сашка знала – это Саня.
С папой курит с давних пор,
Подружились, как ни странно,
Всем ветрам наперекор...
Закурили дружно. Тихо.
Потянулся струйкой дым.
Вот Иваныч, после чиха,
Басом вымолвил своим:
– С наступающим.
– Взаимно.
– Валька дома или как?
– У какой-то там Марины. –
Улыбнулся как дурак.
– Хорошо, есть дело, Саня.
И вдруг шёпотом ему:
– Мне вчера соседка Таня,
Знать бы, Сань, ещё к чему,
В общем тут такое дело,
Если что, прости за вздор.
Прямо в ухо и несмело:
– Есть у Вальки ухажёр.
– Не, Иваныч, быть не может,
Это просто слухи всё.
– Проследи и дай по роже,
Танька чуши не несёт...
Вдруг Иваныч обернулся
И к глазку кулак поднёс:
– Сашка, я те!
Усмехнулся:
– Любопытный бабий нос!..
...
Потемнело, запуржило,
Но ещё не вечер, нет.
Ревность – дявольская сила:
Недоступен абонент!
Неустанно набирая,
Кнопку вызова всё жмёт.
Словно чайник закипает:
– Знатный будет Новый год!
Майонеза ждут салаты,
Отбивные ждут огня,
Саня выпил и поддатый
Валю ждёт, её браня.
В коридор, шагая нервно,
Залетел и взял шинель,
И в настрое очень скверном
Валю ждать пошёл в метель.
Добежал до магазина,
Ждёт подвыпивший дурак:
Ни одна во двор машина
Не проскочит мимо так!
Знал бы адрес той подружки,
У которой Валя, но...
В голове постель, подушки,
Сцены грязного кино...
Распоясалась погода,
Всё сильнее жжёт метель.
Ревность в роли кукловода.
– О, машина, неужель?
Не во двор, остановилась,
Свет слепящих фар погас,
А в салоне двое, мило
Обнялися тот же час.
Саня боком, боком, боком,
Весь в снегу – сплошной сугроб,
И, как будто ненароком,
Подошёл, увидеть чтоб.
Точно Валя, её шуба,
И какого-то козла
Прям в засос целует в губы.
Из-под ног земля ушла
И забилось дико сердце,
Затрясло всего да так,
Что он, вырвав с корнем дверцы,
Мог бы их убить, дурак.
Мог бы, но ушёл в сторонку,
Потекла слеза из глаз;
Саше в душу похоронка
О любви пришла сейчас...
...
Столько боли, дикой боли!
"Лучше б ничего не знал!"
И в груди безумно колет,
И в душе обиды шквал...
Саша брёл так отрешенно,
Что подумал бы любой:
О, сбежал умалишённый!
Саша сломлен был судьбой.
Он дошёл до магазина
И, как тень, в него вошёл;
За прилавком тётя Зина.
– Дайте водки литра пол...
Нет, ещё одну мне дайте
И чего-нибудь поесть.
– Вы ж не пьёте, Саша?
– Дайте!
К чёрту воинскую честь!
Положив в карманы тару,
Он опять ушёл в метель...
– Пап, споёшь мне под гитару
Про шмеля, душистый хмель?
– Я ж её сто лет не трогал.
Хорошо, под Новый год.
– О, а хлеба-то немного.
Кто за хлебушком пойдёт?
– Может, всё же хватит, Сашка?
– Ладно, я схожу сама,
Чай налей мне в эту чашку!
– Застегнись-ка, там зима!
Поскакала по ступенькам.
– Тётя Валя!
– Здравствуй, Саш!
Во, распелся нынче Женька,
Шансонье поддатый наш!
Прям кабак у нас в подъезде!
С наступающим, Санёк!
– Да, и вас с дядь Сашей вместе!
(По ступенькам прыг да скок...)
– Тётя Зина, хлеб остался?
– Для тебя приберегла.
Тут сосед ваш заявлялся,
Две бутылки взял. Дела-а!
Саша вылетела тут же,
Словно чувствуя беду:
"Угорит, замёрзнет в стуже!"
В голове одно: "Найду!"
И шестое чувство что ли,
Но пошла за магазин,
А в сугробе пьяный воин
Спит себе в снегу один.
Подлетела:
– Саша, милый,
Просыпайтесь! Как же так?
Дотащить не хватит силы!
– О, Сашулькин, я дурак!
Тормошила, поднимала,
Причитая: "Боже мой!"
Но, увы, силёнок мало.
Сашка пулею домой,
Постучала во все двери:
– Тётя Валя, папа, там!..
(Знаю,трудно вам поверить
В бесконечность этих драм.)
На часах двенадцать ровно,
Всех поздравил президент,
Сашка с папою бессловны
В этот праздничный момент.
За стеною Саня с Валей.
Саня спит, она сидит:
– Так ещё мы не встречали
Праздник, пьяный мой джигит...
...
Ах, зима, шутница в белом,
Ах, пора румяных щёк!
День пуржила, песни пела,
Навалила снегу впрок!
Люди, как в болоте цапли,
По сугробам! Ай да блажь!
Удивит кого-то вряд ли
Этот чудный антураж!
Да не только север славен
Растрескучею зимой,
Вся Россия, друг мой, вправе
Похваляться сей порой.
Но у нас полярной ночью
Есть одно явленье всё ж,
Что, увидев лишь воочью,
Красоту его поймёшь.
В свете северных сияний
Млеет всякая душа.
Да, зима порой буянит,
Но, зараза, хороша!
...
Не для всех и не сегодня
Хороша наша зима;
Кто с настроем новогодним,
У кого – любовь-чума.
Да, подарок Сане "славный"
Валя всё ж преподнесла.
Спит она. Сюжет забавный:
Саня ходит с похмела,
Собирает вещи Вале.
Не вместит и чемодан
Всё, что ручки загребали
По цене, как за кардан.
"Чёрт бы с этою машиной,
Но у хахаля-то есть!
Проколоть бы ему шины!"
Там где ревность, там и месть.
Всё ж другой породы Саня –
Вспыльчив каплю, да, увы!
Но как многие, буяня,
Не теряет головы...
А за стенкой к стенке ушком
Прислонилась, не дыша,
Мышка сонная, норушка,
Сашка – вешняя душа.
До утра молилась, плача,
Под свинячий Санин храп:
"Должен жить и не иначе!"
И слезинки кап да кап.
И вдруг слышит через стенку,
Что храпеть он перестал.
Затряслись у ней коленки,
Голосочек задрожал.
Ах, любовь – дурная дура,
Сашка плача: "Боже мой!"
И вдруг голос: "Дрыхнешь, шкура?!"
Успокоилась: "Живой!"
Вот сидит теперь, вздыхая,
Неподвижно у стены,
За которой собирает
Саня вещи для жены...
И казалось бы скандалом
Завершить нам стоит часть...
Их и так кругом немало,
Бесконечная напасть.
Валя? Спросите резонно.
Валя – бывшая жена.
Саня холост, всё законно.
Впереди любовь, весна.
...
Вновь летели дни недели.
Так пять месяцев прошло.
Выть закончили метели,
Жаркий май принёс тепло...
На судьбу обижен Саня,
(Ох, тернист же к счастью путь,)
Но Валюху – и не странно –
Не пытается вернуть.
У Иваныча и Зины
Неожиданный роман,
Да, у той, из магазина,
Продающей спирт для ран.
Но не пьёт давно Иваныч
(Лечит многое любовь).
Он теперь уходит на ночь
К Зинаиде вновь и вновь.
Женька сына дяди Феди
Песне, сдуру, научил,
В шоке были все соседи
Когда спел он про Тагил.
Завела собаку Таня,
Та, что чуши не несёт;
Пёс ночами так буянит,
Лаем будит весь народ.
Ну, а Сашка в институте,
Первый курс МГТУ;
Нет покоя ни минуты,
Тихий ужас наяву.
Но сегодня праздник дивный.
К чёрту знания гранит!
Восемнадцать лет наивных,
А в душе вулкан бурлит!..
– Папа, знаю, праздник, только
Я хочу в кругу подруг!
Пригласила Свету, Ольку. –
А в груди волненья стук.
– Не обидишься?
– Дурёха,
Я у друга посижу.
– Ой, у друга ли, пройдоха?
Сам-то рад, как погляжу!
Лишь закрыл Иваныч двери,
Сашка к шкафу да бегом,
Платье белое примерить,
Туфли с тонким каблуком.
Напомадила губёшки,
Растрепала чуть карэ,
Спинку выгнула, как кошка,
Прям, певица кабаре!
Резко выдохнув:
– Спокойно!
Нужно просто пригласить
И вести себя пристойно,
И, конечно же, не пить...
Стукнув в двери на площадке,
Сжала мило кулачки.
"Он откроет, всё порядке!"
Выдают лишь каблучки.
Нервно топает, смущаясь...
Дверь открылась.
– Саш, привет!
Не забыли?
– Тёзка, каюсь!
– Восемнадцать полных лет!
Я вас жду, попозже папа
С тётей Зиной подойдёт.
(За окошком дождик капал,
Сердце выпрыгнет вот-вот.)
На столе лишь два бокала
И свеча горит одна,
Как для счастья нужно мало
Опьянённым без вина!
Столько боли было в прошлом,
Но сбываются мечты.
Всё красиво и не пошло,
С долей детской простоты.
– Саш, давайте выпьем, что ли?
Предлагаю за любовь!
– Ох, Сашуль, в ней столько боли,
От которой стынет кровь...
– А хотите я напомню
Ваши давние слова?
Да, учить других не скромно,
Но я буду всё ж права:
"Ох, прости, всё знаю, Сашка,
Жизнь такая, Сашка, что ж...
Нынче белая рубашка,
Лучше чёрную не трожь."
А ещё хочу признаться...
Лучше выпьем... Не могу!
– Саш, зайдёт начальник в двадцать,
Я чуть позже забегу.
– Подождите, Саша, стойте! –
И конверт ему дала.
– Обязательно откройте!
– Всё, Сашуль, бегу, дела!
...
Восемь ровно. На площадке
Слышен очень громкий спор.
Именинница украдкой
(Не отвыкла до сих пор)
У глазка дверного тихо
Наблюдает и дрожит:
Офицер, ругаясь лихо,
Увольнением грозит.
Вдруг знакомый голосочек.
Валя! Точно, чтоб её!
Будет, мол, у нас сыночек!
Прям не плачет, а поёт.
Сашка села в коридоре
В белом платье на полу,
Побледнела. Снова горе
Обратило всё в золу.
И сознание теряя,
Прошептала:
– Как же так...
– Знаешь, Валенька, родная,
Я не верю – не дурак!
Ты рожай, проверим после,
Если мой, усыновлю.
Но скорей процент отцовства
Равен круглому нулю!
Офицер взглянул на Валю:
– Дочка, это он о чём?
Опустила глазки краля:
– Ладно, пап, давай потом...
...
И на севере всё так же
Очень позднею весной,
Если светит солнце даже,
Может снег пойти такой,
Что и белый свет не виден.
Всё как в трепетной любви.
Но на север быть в обиде
Очень глупо, mon ami...
Что весна?
Весна весною!
Для двух раненых сердец
Всё сложилось, и не скрою,
Увенчал любовь венец.
Были слёзы – слёзы счастья!..
Счастье можно заслужить!
Если верить и в ненастьях
Не порвать надежды нить...
***
Севастополь. Сердце Крыма.
(Тут давайте без обид.)
– Фух, палит невыносимо! –
Сашка с пузиком лежит.
– Всё, уходим с солнцепёка!
– Сань, ещё совсем чуть-чуть!
– Сколько можно? Ну морока!
– Допишу и сразу в путь.
– Ты поэму что ли пишешь?
– Саня, тише, не мешай!
Тут и так словечек лишних
Дом и маленький сарай.
Дописала, публикую.
Вся историю про нас.
– Дай животик поцелую.
Дочь уже пустилась в пляс!
– Почитаешь?
– Дочитаю!
Про любовь же, как-никак...
Та-ак, вернёмся снова к маю.
Улыбнулась:
– Ой, дура-ак...
(Вам, возможно, интересно,
Что случилось в мае том?
Это тайна, если честно,
Та же, что с её письмом.)
А. Н. Пушкарь