Надежда Семёновна стояла у алтаря третий раз. В жизни никогда не поздно сделать три вещи, говорила она, выпить хорошего вина, протанцевать всю ночь и выйти замуж. И сегодня она ни на минуточку не опоздала, прибыв к ЗАГСу ровно к одиннадцати часам. Ее избранник тоже уже был на месте и весьма заметно волновался, то и дело одергивая края своего пиджака, который с возрастом стал ему немного велик. И все-таки он постарел. Его некогда поджарое тело, казалось теперь немного иссохшим, но, надо отдать ему должное, он отнюдь не сутулился. Скулы его стали ещё более острыми, а глаза совсем потускнели, хоть и был в них сегодня замечен пробирающийся сквозь дымку старости сверкающий огонёк, зажгла его, конечно же, Надежда Семёновна. Два месяца назад она собрала подруг, а их у неё с годами осталось не так и много, и в тихой домашней обстановке объявила им о намечающемся событии. Ответом на эту грандиозную новость стала тишина, минуты две женщины сидели молча, не решаясь что-либо ответить. Первой заговорила Талочка, которая впрочем никогда не стеснялась говорить как есть. Талочка встала, подошла к Надежде Семеновне, обняла ее и, повернувшись к остальным, сказала «Ну, уж если и в этот раз разведешься, то праздновать едем в Каракас!», и расхохоталась так звонко, что остальные невольно присоединились. И хотя на самом деле подруги не поддерживали эту идею, им ничего не оставалось кроме как смириться. Им казалось, что в таком-то возрасте выходить замуж за человека, возраста далекого от называемого «в самом соку», как-то недальновидно, но и брак с молодым они не сочли бы поступком более разумным. Однако и препятствовать образованию этого союза они не намеревались, главное чтобы Наденька была счастлива (ох, а надолго ли?). Наденька же, казалось бы, совершенно об этом не задумывалась. Утром, наводя красоту у себя в гостиной, она решила поделиться с Талочкой.
- Знаешь, я себя так чувствую, будто мне сегодня снова 20 лет, и я впервые надеваю свадебное платье, - сказала она, заворожённая своим собственным отражением.
- А жених-то староват будет, - захохотала Талочка, приобняв подругу за плечи.
- Тьфу на тебя, - нахмурила брови Надежда Семёновна, но улыбку у неё все же скрыть не получилось.
И вправду, появившись у ЗАГСа, Надежда Семёновна вызвала несколько ахов и охов, пронёсшихся по толпе приглашённых гостей. Больше всех расчувствовался жених, он и не ожидал, что доживёт до того дня, когда женой его станет такая женщина. По природе своей будучи человеком тихим и скромным, он вёл неприметную жизнь и редко осмеливался заглядывать дальше носков своих собственных ботинок. Когда возраст его перевалил за 60, он совсем ослаб и начал уже было откладывать на собственные похороны, как вдруг, в рыбном отделе продуктового на соседней улице его тележка, совершенно случайно, столкнулась с тележкой Надежды Семёновны. И, как это часто бывает после аварий, из продуктового он вышел уже совершенно другим человеком. Даже его сын, человек деловой, не замечающий ничего кроме рабочих звонков и писем, отметил как здорово отец преобразился. Его старые поношенные брюки сменились новыми джинсами, потертые рубахи Надежда Семёновна перекроила ему по фигуре, а ботинки его теперь блестели, натертые и аккуратно расставленные на полке у входа. Он все реже сидел вечерами дома и снова находил удовольствие в хорошем кино или спектакле. Даже было надумал вернуться к преподаванию, но на этот раз, на каких-нибудь курсах. Ему хотелось делиться с другими всем тем, что он за многие годы узнал об искусстве. Ему снова, как в молодости, хотелось бежать вприпрыжку до самой набережной, где каждый вечер в назначенное время ждала его Надежда Семёновна. Наденька же его и сама, как будто снова девчонка, прогуливалась (и все же возраст прибавил ей осторожности) по невысоким бордюрам, опираясь на крепкое плечо своего избранника. Молодые парочки проходящие мимо нередко улыбались Надежде Семеновне, а та лишь с большей веселостью продолжала вышагивать, хохоча и улыбаясь. Дочка ее последний раз видела маму такой лет десять назад, когда они всей семьей сидели за столиком местного ресторанчика и вспоминали поездку в Бразилию. Отец тогда ещё был жив и здоров, а мама ещё любила его и не знала, что через год уйдёт от него, радостно хлопнув дверью. Талочка так и сказала подругам, «Пожелала счастья ему и его метелке и захлопнула дверь перед самым его носом!». И пусть годом позже Надежда Семёновна, с юных лет до горя сердобольная, помогала этой «метелке» выхаживать бывшего мужа и высиживала у его постели три долгих месяца, слушая его признания в любви и раскаяния, она ни капли не пожалела об этом разводе. Зла она не держала, а наоборот, радовалась, говорила, что нет ничего более некрасивого, чем злая женщина и что впереди у неё ещё целая жизнь. А если не целая, так должна быть жутко счастливая, такая, чтобы самой себе завидовать. Так в общем-то и случилось.
Надежда Семёновна поспешила смахнуть слезу будущего мужа своим платком и что-то прошептала ему на ухо. А потом ещё раз повторила, боясь, что он не расслышал. Лицо его озарила улыбка.
- Нам до старости осталось прожить ещё одну долгую счастливую жизнь, - ответил он ей, - а то и две.
Под руку они вошли в ЗАГС. Несколькими часами позже Надежда Семеновна стала Молодой. И дело было совсем не в фамилии мужа.