Еще с утра я был не в настроенье,
Всю ночь мерещилась тоска слепая,
Она являлась словно привиденье
По памяти лохмотьями ступая.
И гладила, на коже оставляя
Мороз и рябь, да ледяную корку.
И чувствовался явный запах хлорки
Тот, что мигрень несет и отупляет.
Собраться было просто невозможно
Я будто бы лежал на дне воронки,
А за окном сирена неотложки
Изрезала стилетом перепонки.
Ступая как осужденный на плаху
Я вышел в коридор и на мгновенье
Меня омыло вдруг благословение,
Я ощутил знакомый нежный запах.
Все то воспоминание, возможно,
О той, кто в сердце ластиться и ноет.
Искусство без болезни невозможно,
Но вот должно ли быть оно больное?
Кому оно должно и что за блажью
Скрывается под толстым белым слоем?
Как так? Должно ли чувство быть больное?
Кого спросить? Никто мне не подскажет.
Я рассуждал, на воздухе гуляя,
О сути жизни и любви несносной,
О том как мы в сознании петляя
Зачем-то делаем кому-то больно.
Да, мы как дети или маргиналы
Природу чувств нам не понять вовеки
На бархатном плече своей горелкой
Я выжигал свои инициалы.
Зачем? Вопрос хороший, в бесконечность.
Он то ли без ответа, то ли вечный,
Но ясно лишь, что за свою беспечность
Сполна я сильно поплачусь когда-то..
Я посмотрел под ноги и набатом
Пробило душу, как от монтировки..
Тельца лежали на пласту Арбата –
Раздавленные божии коровки..