***
Колыбельная звёзд над домами.
Сказка на ночь из ангельских уст…
Колыбельная мужу и маме,
даже если наш дом уже пуст…
Не проснётся наивный мышонок,
одиноко горит ночничок.
Сколько нас тут, любимых лишённых!
Их волчок уволок за бочок.
Спят игрушки изломанных судеб
и кукушки застыли в часах.
Ночью сон нас с тобою рассудит,
взвесит всё на песочных весах.
Мишка плюшевый веки закроет,
станет пухом земная постель.
Только кажется всё мне порою,
что жива незабвенная тень.
Я её в своих грёзах купаю...
Парка, нити покрепче сшивай.
Звёзды тихо поют: баю-баю…
Засыпай, забывай, заживай…
***
Тебя уж нет, а облака всё те же,
и дерево всё так же зацвело...
Благословляю, пестую и нежу
всё, что когда-то нас с тобой свело.
Как сладко нам и сказочно бывало,
казалось, только радость впереди.
И тишина на цыпочки вставала,
чтобы подслушать музыку в груди.
Незримо и безгласно, бестелесно,
но ты со мной… шаги твои тихи...
И нежности внутри настолько тесно,
что ею переполнены стихи.
Я к дереву тихонько прикасаюсь
и глажу по сосновому плечу...
Мелькают птицы, вольные на зависть.
Придёт пора — я тоже улечу.
Туда, туда, где снова будем вместе,
где в небесах нетающий твой след...
По ящику одни плохие вести.
А на душе — любовь моя и свет.
***
В дождик я стишок тебе кропала.
Дождик тоже что-то накропал.
Что писать, когда - пиши пропало.
Но пишу, как пан или пропал.
Я пишу стихи тебе без счёта,
но одним кончается любой.
Очень трудно говорить о чём-то,
что не ты, что не было с тобой.
Говорят, кто ищет тот обрящет.
Я ищу, но где ты можешь быть?!
Лишь с тобой я стала настоящей.
Лишь с тобой я научилась быть.
Были рядом в радости и в горе,
а теперь не вместе, а одне...
Ты моё теперь мементо мори.
Но и ты там помни обо мне.
***
Сказали — день дождливым будет,
а он был весь от солнца рыж!
Вот так порой погода шутит,
спасибо за твои дары ж,
природы ветреная фея,
в любом году, в любом аду,
когда из сладких лап Морфея
в твои объятья я паду,
что на балконе в одиночку -
полна тобою до краёв,
за свитое там в уголочке
гнездо влюблённых воробьёв,
за мир искусный и кустарный,
за каждый фокус и каприз,
и от меня, неблагодарной,
ты не дождёшься укоризн.
Спасибо за твои науки,
за чудодейственный рецепт,
за воздух, запахи и звуки,
за солнце на моём лице.
Когда же дождь как истый банщик
отмоет души все от саж
иль как весёлый барабанщик
сыграет нам победный марш,
я под него шагать готова
навстречу скрытнице-судьбе,
от серого - до золотого,
от никого - к самой себе!
***
Днём — золушка, мету, варю,
а вечерами я принцесса -
когда творю, парю, царю,
и нету сладостней процесса.
Когда на райском языке
поют мне птицы оглашенно,
и муза с дудочкой в руке -
как фея с палочкой волшебной.
Пусть я поставлю всё на кон,
зато - такой видали приз вы? -
Каретой мчит меня балкон
на бал, куда не каждый призван.
Пусть обвинят во всех грехах,
пусть мачеха-судьба ругает,
зато как образы в стихах
хрустальной туфелькой сверкают!
Я буду лучшей на балу
в своих высоких эмпиреях!
И рифмы — как шестёрка слуг
в расшитых золотом ливреях...
О не кончайся, сила чар,
дай вволю нагуляться бреду,
когда пробьёт полночный час
и в тыкву превратит карету.
Мой принц давно на облаках,
но бал Наташи, Маргариты
не умолкает нам в веках,
что против, жизнь, ни говори ты.
***
Я утонула в любимого свитере,
тут на балконе — мой рай в шалаше.
Не на фейсбуке, в ЖЖ или твиттере,
сверху виднее, что ближе душе.
Здесь только небу мы оба ответчики
без экивоков и обиняков.
Словно внутри загораются свечечки
и заслоняются от сквозняков.
И на каштане горят бело-розовым,
нежно кивают головками в лад.
Я словно в коконе — в облаке грёзовом,
и я не знаю надёжнее лат.
Листьев сердечки в фисташковом платьице
падают прямо в ладони — лови!
love you, как будто застенчиво ластятся,
всё не решаясь признаться в любви.
Я вам сама признаюсь во взаимности,
слушая сладкий то вальс, то ли блюз,
это любви высочайшие милости -
или я сплю, или снова влюблюсь!
***
Я к тебе проникну тихой сапой,
я к тебе приникну тёплой лапой,
ты мне только сон получше сляпай,
нацарапай что-нибудь во сне.
Я к тебе приду тайком под утро
заспанною ласковой лахудрой,
столько будет молодости мудрой
в нашей глупой радостной возне!
Я к тебе проникну - где б ты не был,
в щелочку меж тем что быль и небыль,
в дырочку межоблачную неба,
как в ушко игольное верблюд.
«Здравствуй!» - прошепчу тебе из сна я,
я к тебе с Олимпа и с Синая,
да, я не верблюд, хотя кто знает,
он ведь из «верлибра» и «люблю».
***
Весенний дождичек-кропальщик
по капле обучал словам,
он как весёлый барабанщик
стучал по нашим головам.
А я по облаку гадала,
что за собой меня ведёт,
о том, что стало, не настало
и может быть произойдёт.
Со мной здоровались деревья,
слегка кивая как своей,
питали голуби доверье,
как будто мы одних кровей,
учили радоваться крохам,
тому, кто мимо не прошёл.
И даже если было плохо,
то всем казалось — хорошо.
А я брела по саду Липки,
пытаясь сочинять стиши,
но вместо слов одни улыбки
и свет из глаз и из души.
***
С глаз долой — из сердца вон?
У меня наоборот.
Я всё слышу этот звон,
я всё помню этот рот.
Вижу близкие глаза,
тёплый карий ободок.
Слышу наши голоса,
что унёс с собой поток.
Что упало с высоты -
не пропало для любви.
С глаз исчез когда-то ты -
но живёшь в моей крови.
Пусть отнимут этот май,
это небо, чернозём,
отнимай-не отнимай -
всё во мне и я во всём.
С глаз долой — из сердца вон?
Но прислушайся к груди:
звёздный хор, венчальный звон,
всё, что было — впереди...
***
Ты мне снишься всё реже и реже…
Как мы часто самим себе врём.
Месяц ножиком сны мои взрежет,
осветит их своим фонарём,
все ложбинки, углы потайные,
всё, что мне тайный голос напел.
Не могу передать свои сны я,
эту музыку райских капелл.
Днём ещё закрываемся маской
и с опаской чураемся лиц,
а ночами спасаемся лаской
под трепещущей сенью ресниц.
Чем безумней, отчаянней, рваней -
тем вернее наш голос слепой.
Только там, в бестелесной нирване
можем быть мы самими собой.
***
Что шепчут мне ветки под музыку ветра,
что дождик бормочет в ночи?
Хочу заглянуть я в глубинные недра
и к тайне нащупать ключи.
Чтоб стало мне внятно наречие марта
и вьюги припадочный вой...
О кто мне откроет заветных три карты,
потёмки души мировой?
Дождь азбукой морзе шифруется снова,
что капает мне на мозги...
Хочу я постигнуть язык неземного,
загадку невидимой зги.
Откройся, Сезам, пропусти меня в дамки,
ну где та заветная щель?
Хочу я увидеть воздушные замки,
подземные корни вещей...
Памяти брата Лёвы
Ты обычный шпаликовский мальчик...
Крупным планом в памяти стоп-кадр -
я иду, держа тебя за пальчик,
в первый раз в большой кинотеатр.
Странствия Синдбада-морехода...
От циклопа бег на всех парах...
С этого киношного похода
я узнала, что такое страх.
Я в твою вцеплялась крепко руку
и тряслась от ужаса губа...
Если б знать тогда, какую муку
уготовит мальчику судьба.
Как на рельсы бросится с обрыва,
выбрав для себя глухую тьму,
как смеялись, пришивая криво
санитары голову ему…
Я забыла детские страшилки
перед той трагедией конца,
когда стыли от озноба жилки
над улыбкой мёртвого лица.
Милый мальчик в клетчатой рубашке
смотрит с фотоснимка на меня.
Я уже давно не первоклашка,
но вместить того не в силах дня.
Время раны всё не зализало
и защитный слой не наращён.
Ты уплыл с небесного вокзала…
Ты любим, и понят, и прощён.
Мы в немом застыли разговоре.
Как цветы, слова мои лови...
Из колючей проволоки горя
я плету орнаменты любви.
Вместо заржавелого железа -
тонкая серебряная нить,
чтоб тебя, страдалец мой болезный,
навсегда на свете сохранить.
***
Я по облаку гадаю, как по картам,
как по линиям Божественной руки
и хмелею от невиданного фарта -
я читаю их рассудку вопреки.
Вот твой профиль на послании летучем,
вот сердечко вместо подписи в конце…
Солнце выглянуло робко из-за тучи,
как улыбка на заплаканном лице.
***
Ещё на год, ещё на два
ты от меня всё дальше, дальше…
Но всё теснее нить родства,
что встречу делает ближайшей.
Нас полтора десятка лет
с тобой при жизни разделяло,
но постепенно их на нет
сведёт вселенной одеяло.
И будем мы с тобой равны
и коронованы весною,
за то, что в логове страны
одною были сатаною.
Теперь я вижу без прикрас,
как надо жить без страха сплетней,
встречаться, словно в первый раз,
и расставаться, как в последний.
***
Тропинка пешеходов заждалась,
звезде без звездочётов одиноко...
Чья нас сближает неудержно власть,
чьё неусыпно охраняет око?
Кто смог так эту землю изваять,
откуда эти запахи лесные
и жажда необъятное объять,
и отвечать на чьи-то позывные.
На графику сменилась акварель,
осадки заштриховывают серым,
но всё ж неистребим в душе апрель,
пока Пегас у нас с душистым сеном.
Нам вечно тропку к радости торить
и путь к себе отыскивать по звёздам.
Парить, дарить, друг с другом говорить,
пока нам смерть не скажет: «Happy Birthday!»
***
Кто это пишет буквами моими
на чёрном небе яркою строкой?
Кто там сейчас моё выводит имя
и обещает радость и покой?
Уходит жизнь ступеньками знамений,
что было Всем — становится Ничем…
Но это Ничего мне всё заменит
и даст ответ на вечное «зачем».
Гляжу в себя до головокруженья,
глядит в луну как в зеркало душа.
Не запятнать бы это отраженье.
Прожить, души бы не опустоша...
***
Страшные надписи: «Вход воспрещён»,
«Выхода нет», «Отделение связи»...
Каждый отдельный быть хочет сращён.
Каждый не пущенный грезит о лазе.
Рваные соединятся края,
выход укажут небесные руки.
Всё возвратится на круги своя.
Каждому воздано будет за муки.
Выхода нет. Но ведь можно поверх.
Вход воспрещён - разрешится потом всё.
Там соберут нас когда-нибудь всех.
Встретимся, соединимся, срастёмся...
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, мечта моя, вера, надежда
на всё то, что уже не сбылось,
что закрыло навек свои вежды,
что не спелось и не родилось.
Вам моя колыбельная эта,
чтоб не плакали громко в груди,
чтоб уплыли в целебную Лету
и не видели, что впереди.
Что не встретила, не полюбила,
всё, чему я сказала гуд бай,
засыпайте, чтоб вас позабыла,
баю-бай, баю-бай, баю-бай...
Все, кого не спасла от печали,
для кого не хватило огня,
засыпайте, забудьте, отчальте,
отпустите, простите меня.
Спи, несбывшеееся,
неродившееся,
баю-бай, баю-бай,
поскорее засыпай,
затухай, моя тоска,
струйка вечного песка,
не спеша теки, теки,
упокой и упеки,
холмик маленький, родной,
спи, никто тому виной...
***
С ярмарки, с гремящего базара
возвращаюсь наконец домой.
Всё, чего добыла — было даром.
Всё, что есть — храню в себе самой.
А тропинка вьётся тоньше шёлка...
Сколько ей ни виться — путь один.
Но ещё полны мои кошёлки,
где плоды созревшие годин.
Там на дне утраты и потери,
лишь скажи волшебное: «постой!»
На Сезама запертые двери
есть от сердца ключик золотой.
Муза, провидению послушна,
шлёт меня по новым адресам.
Голова летит, как шар воздушный, -
что теперь рыдать по волосам!
Мелочь звёзд рассыпана на бедность.
Это плата за земную боль.
Млечный путь — как молоко за вредность,
чтоб его впитал в себя любой.
Сколько мы продержимся в окопе
наших норок, логовищ и гнёзд?
Столько, сколь душа за жизнь накопит.
Столько, сколько свет идёт от звёзд.
***
Снег всё тот же... и лужи те же...
И поёт мне «Tombe la neige»
обольстительный Адамо.
Всё как было и всё как прежде,
так легко поверить надежде,
что мы вместе идём домой…
Я изнежена облаками
как когда-то твоими руками,
и плыву я на верхнем до
лёгче пёрышка синей птицы,
тоньше сна, что не смог присниться,
от смущенья растаяв до...
***
Во вселенской пустыне голой
громко голос тебе подам.
Я люблю тебя во весь голос,
не на шутку, не по летам.
Если есть ты — пусть обернётся
тот прохожий, что с парой лыж,
пусть в коляске мне улыбнётся
тот кудрявый смешной малыш.
Если есть ты — из тучи выглянь,
проведи лучом по щеке.
Мои плечи к тебе привыкли,
не умеют быть вдалеке.
И сбываются все приметы,
улыбаются малыши,
только где же ты, где ты, где ты,
ни души в мировой глуши…
Если есть ты — то как ты можешь
без меня обходиться Там?..
На твоё снеговое ложе
я приду по твоим следам.
***
Мне память стала верною опорой -
вернёт мне всё, куда судьба ни день...
Всё это тень, благодаря которой
сильнее свет и ярче новый день.
Мой новый день в линеечку косую,
в котором что-то напишу шутя,
о том, что заблудилась как в лесу я,
и вот кружу под музыку дождя...
Дождь - от сердечной засухи таблетка,
бездождье - как невыплаканность слёз,
но ждёт его всегда земли жилетка,
пусть это будет как бы невсерьёз.
И памяти моей свежо преданье...
Писать стихи, пока встаёт заря,
чтоб оправдаться перед мирозданьем,
что день сегодня прожит был не зря.
А ты пока, нарушив все границы,
для нашей встречи комнату готовь.
И пусть тебе моя любовь приснится,
а мне твоя привидится любовь.
О если бы навеки так совпало,
чтоб мы слились, в одном костре горя,
чтоб яблоко меж нас бы не упало,
не просочился отблеск фонаря...
Ты мной у Бога выкраден, утаен,
и спишь пока лишь под летальным льдом...
А дождь стучится в окна, как хозяин,
что наконец пришёл в родимый дом.
***
Из прошлого не вытащить и волоком,
хоть жизнь идёт нахрапом, напролом,
но я живу под распростёртым облаком,
как под твоим невидимым крылом.
И кажется порою мне до обморока,
что Бог тебя не отнял, не сгубил,
что ты однажды выглянешь из облака
и выйдешь из неведомых глубин.
И сколько бы мне ни было даруемо,
на главное Всевышний вечно скуп.
Летят с небес снежинки поцелуями,
замёрзшими без наших тёплых губ.
Но только отступлю от нас на толику
или захочет вдруг попутать бес -
то облако единственного облика
другой любви идёт наперерез.
***
Как ёлки ты любил и сосны...
И кажется порою мне,
что с ними мы - родные сёстры,
а мир вокруг — безлюдный остров,
и я иду к ним как к родне.
У нашего ДК «Кристалла»,
где нынче оперный театр,
сажусь на лавочку устало
под хвойных веток опахала,
и это лучше всяких мантр.
Я вижу профиль твой и ухо
на чёткой облачной кайме,
и кажется, что легче пуха,
вне поля зрения и слуха,
ты обращаешься ко мне.
А жизнь легко проходит мимо,
и мне всё ближе старина...
Любовь к тебе невосполнима,
невышибаемая клином,
она во всём растворена.
***
Я мысленно проигрываю жизнь,
привычную, как утреннюю гамму…
Ведь прошлому не скажешь: отвяжись,
не отряхнёшься просто, как от хлама.
Проигрываю в мыслях и стихах
то, что давно я жизни проиграла.
Звучит в ушах, торжественно тиха,
мелодия небесного хорала.
Ещё не вечер, да, но скоро ночь.
Зачем брести по замкнутому кругу,
ведь ничему уже нельзя не помочь,
и не вернуть единственного друга.
Я бисер слов бессмысленно мечу.
Мне небо льёт серебряные пули.
Мой спор с судьбой закончился вничью.
Мы, кажется, друг друга обманули.
Я жизнь свою, изжитую, как ять,
вновь прогоню по всем её длиннотам,
но ничего не стану удалять
и проиграю снова как по нотам.
Проигранную насмерть, в пух и прах,
я проиграю на сердечной флейте,
и страсть, и страх, и жизненный свой крах -
всё повторяя снова, хоть убейте.
Проигранная жизнь моя на бис...
За свой базар я небесам отвечу.
И выйду к вам из темноты кулис...
Да, скоро ночь… Но всё ещё не вечер.
***
Я знаю, никогда тебя не встречу,
но вечно от весны и до весны
как дерево, шумящее навстречу,
я буду навевать златые сны.
Чтоб там тебе сквозь шелест или лепет
легко всё было сердцем понимать,
чтобы в земле покоилось как в небе,
как в детской зыбке, что качала мать.
А если дождь идёт – я подставляю
лицо под капли моросящих струй
и мысленно привычно представляю,
что каждая из них – твой поцелуй.
Я получаю от тебя подарки –
листок каштана, зайчик на стекле…
И дней моих последние огарки –
от той свечи, горевшей на столе.
***
Ты там, по ту сторону неба,
и смотришь сквозь дырочки звёзд.
И светит сквозь нежить и небыль
любовь через тысячи вёрст.
На мне как загар этот отсвет,
как солнечный зайчик в душе.
Где этот, реальный, где тот свет,
я не различаю уже.
Слетает земная короста,
под нею – сияние дней.
Я мою окошко не просто,
а чтоб тебе было видней.
Когда поутру или ночью
заглянешь, пока ещё сплю,
и через тоску одиночью
проклюнется снова: «люблю».