Через неделю карга достала машинку и завела свою песнь влюблённой жабы - о том, какой я аккуратный, несмотря на тяжёлые условия, и тут я понял, что не один.
Я не видел его, но чуял, что вплотную ко мне, умостившись на том же колченогом стуле, ныряя призрачными руками в предгрозовые волосы, мой брат (но не отражение и не копия) корчился в суеверном ужасе, ибо для него стрижка подразумевала не символическое действо, интерпретация которого зависит от эпохи и местности, а конкретный ритуал, чудовищный в своей прямолинейности, и он просто не хотел, чтобы это происходило со мной.
- Обрастать долго, - заговорил я полушёпотом, - Но рано или поздно я стану похож сам на себя. Что тогда? Боюсь, мне кудри ниже челюсти будут мешать. Самому равнять кончики? А если придётся поправлять форму - занимать деньги у Эхо, искать приличную парикмахерскую? Это тебя не шокирует? Не настолько? - тут я возвысил голос, ибо лопочущая старуха приблизилась: - Пошла к чёрту!
Так началась новая фаза холодной войны.
***
Сторонний наблюдатель не счёл бы войну холодной. Добавлю: агрессором, несомненно, сочли бы меня.
Оружием карги был непрерывный, в макушку ввинчивающийся скулёж, литания забитой, но обожающей своё чадо матери: «Ты же мой сыночек, я же тебя выносила, ох, сердце, сердце не выдержит, за что мне такое наказание, ох, не надо, пожалей меня». Соседи должны были думать, что я наносил ей моральный и физический вред без перерыва на завтрак, обед и ужин.
На деле я запрещал ей приближаться ко мне, касаться меня. Отказывался принимать пищу из её рук, да и вообще - в нашей квартире. Напрашивался в гости к приятелям, производил убойное, то есть, до оторопи благостное впечатление на их родителей, но никогда не злоупотреблял расположением, не мозолил глаза подолгу - количество знакомых позволяло. «При твоём умении жить за чужой счёт, сохраняя лицо, можно не бояться работы за гроши и объедков на пластиковых подносах», как-то заметил мой невидимый спутник. Кажется, он был сражён.
Эксперимент показал, что бутерброды и булочки, которыми делились со мной одноклассницы, и которые я трескал в школе, на скамейках в парке, меж трубами на крышах, попадая в царство карги, вызывали ту же тошноту и рези в желудке, что её «полезная домашняя еда».
Насолить старухе вовсе не было моей целью: я набирался сил, приводил себя в состояние, допускающее побег в никуда, но, как выяснилось, не обошлось без побочных выгод, причём, не лично для меня.
- Знаешь, мама просыпается и заводит плач о том, как ты её обижаешь, даже когда тебя здесь нет, - однажды шёпотом поделилась Виа, скользнув за клеёнчатую перегородку, чтобы пожелать мне спокойной ночи. - Заметил? Замолкает только во сне. На нас с Эхо изредка прикрикнет, и снова о тебе. Невыносимо? Невыносимо. Но куда менее невыносимо, чем раньше. Оказывается, бывают разные степени невыносимости. Всё познаётся в сравнении. Теперь, под шумок, я даже занимаюсь своими делами. Вдруг у Эхо прыщи пройдут, вдруг я перестану вызывать жалость? Пока чуда не случается, но вдруг?
- А вот отсюда поподробней, - я поймал Виа за обе ладони, чтоб не улизнула, не объяснив.
- Глупость, но я в это верю, - стесняясь, она рисовала подбородком восьмёрку. - Вот скажи: Ала была красивая?
- Очень.
- А выглядела хорошо?
Тут пришла моя пора стесняться и сыпать банальностями:
- С нашим бэкграундом трудно выглядеть хорошо.
- От кого я это слышу? Нет, Ала выглядела смазливой дешёвкой. Сама знала, сама страдала: «Эхо, причеши меня, у тебя лучше получится. Виа, что не так с этой курткой? А с этой футболкой?». Нормально всё было: и с причёской, и с одеждой, а приложишь к Але - вульгарщина. Теперь вспомни, как мама её с раннего детства обзывала: «профурсетка» и далее, с вариациями. Возьмём Эхо: высокая, прямая, лицо строгое, волосы льняные до пояса... Королева! Если б не угри. И какие угри! Кожу будто раньше времени черви проели и переваривают. С детства: «Неряха, ты неправильно умываешься, в переходном возрасте будешь, как прокажённая, все станут пальцем тыкать!». Переходный возраст миновал, прыщи остались, крики тоже: «Ты сколько денег в аптеке оставила? Мыться надо нормально, тогда и лечиться не придётся!». А ведь Эхо - чистюля, несмотря на «счета за воду». Ну и я. Серая мышь, всё не впрок. Оценки средненькие, сколько ни бейся, на работу взяли «из жалости», и платят соответственно, в кровать зовут те, на кого без слёз не взглянешь - «Всё равно ты больше никому не нужна, давай хоть разок». С тобой в скромность можно не играть? Хорошо. Так вот, во-первых, я не дура. Во-вторых, иногда отражаюсь в витрине и не понимаю, на себя ли смотрю: ведь красивая. Через секунду: нескладная, туповатая, «скажи спасибо, что мать готова тебя кормить до старости». Тебе смешно?
- Нисколько. Говорил же: это - чистилище.
- Ещё какое чистилище! Причём для мамы - тоже. Она - самое несчастное существо во вселенной. «Если бог захочет наказать, то отнимет разум». Вот с ней явно случилось нечто в таком роде: сколько себя помнит, мечтала о сыне. Сидеть за партой и мечтать о сыне - представляешь? Я - нет. Впрочем, от одиночества и не до такого доходят, а вот страстно желать неизвестности - редкое извращение. Конечно, она не об абстрактном ребёнке мечтала, а о таком, который её осчастливит. Ну и бросилась рожать при первой возможности: три девочки подряд - сплошное разочарование! И на закуску - ты, когда уже не ждали. Тот самый сын, радость, сбывшееся упование. Незнакомец, который вовсе не торопится делать её счастливой. Ошибка. Но она же всегда права, вся её жизнь не могла быть ошибкой. Вот и держится за тебя когтями, а заодно - за то, какими нас всех вообразил убитый бездействием и разочарованием мозг. Ты - умница. Конечно, мы в чистилище, где слова её - как жвачка в волосах, не отделаешься, разве что отрезать, а мысли и того хуже.
- Смола и перья...
- Отрезать надо, отрезать! Вместе с кожей содрать! Я уеду, уеду завтра же. В другой город, чтобы даже случайно не попадаться ей на глаза. Не хотела тебе говорить, чтобы не сглазить, но вот, вырвалось. Ты расстроен? Прости, что оставляю тебя, но представь: ты сможешь переехать ко мне, как только я устроюсь! Я очень хочу, чтобы ты переехал ко мне - как можно скорей. Я всё для этого сделаю. Пойми, - Виа стушевалась. - Я бы ни за что не решилась, но, похоже, у меня нет выбора. Мне здесь страшно. По-новому. Необъяснимо. Наверное, из-за смерти Алы. Мне страшно рядом с этим разбитым трельяжем, мне страшно даже сидеть рядом с тобой. Надеюсь, станет легче, когда вырвусь из этой квартиры.
Я открыл рот, чтобы произнести то, чего произносить совсем не хотелось - чтобы отговорить её, удержать...
«Пусть бежит», прошуршало в затылке, «Вдруг тебе понадобится страховка? Уехать к сестре. Не в никуда».
- Удачи, - прошептал я, совершенно обалдевший от осознания: призрачный гость видел моё будущее не более чётко, чем я сам, и Виа была ему не нужна.
… to be continued
(как только 20 глав «Иерихона» будут обеспечены)
_________________
На иллюстрации справа и слева - работы by Daniel Bilmes
____________
Сводки по «Иерихону».
У нас есть 19 глав.
Осталось собрать 11 183 рубля.
А вот 5я часть Чистилища ближе, чем печать романа - всего через 1 332.
Напоминаю, что поучаствовать можно, нажав на кнопку донат в https://vk.com/ecstatictotaketheblame или спросив номер карты в личке.
Обещание экземпляра за донат от 500 в силе.