Лесная сказка
1
Жил в лесу дряхлый старик. Жил один, совсем один. Так и прожил всю жизнь. Хлеб сеял, травы косил. Была у него козочка, такая беленькая, которая молоко давала. Лепёшка, да молоко, да вода из родника... Так и прожил всю жизнь. Слушал, как лес ночами шумит, любовался, как травы на полянках цветут, как солнышко встаёт и закатывается. Только что-то томило его иногда, когда в одиночестве вечерял на
крылечке, а вот что беспокоило – он толком и понять не мог.
Как-то раз налетел шквальный ветер, пригнал чёрные тучи. Разразился сильный дождь с грозой. Молнии сыпались одна за другой, от них содрогался весь лес, предчувствуя беду, и одна из них попала в дерево, которое росло рядом с домом. Загорелись ветви, а на них свила птичка гнездо. Вокруг него она кружила, видно, птенцы там у неё были. Не мог старик залезть на дерево, да и дотянуться до гнезда не мог. Тогда растянул он полотнище, а палкой сбросил гнездо и поймал в этот полог гнездо с галдящими птенчиками.
Пока он с гнездом возился, огонь с дерева перекинулся на крышу его хижины. Багром старик пытался стащить пылающую крышу, чтоб хоть стены остались целы, но сгорел дом. Вместе с домом сгорела и козочка, видно, сил у неё не хватило вырваться из загона. Вот и сгорела вместе со всем стариковым скарбом, со всем имуществом.
Пригорюнился старик, что же теперь делать? И когда догорел дом, пристроил гнездо на соседнее дерево, сел на камень, горько заплакал и застонал к небесам:
– Доброта, где ты? Люди, где вы? Помощь, где ты? Нет у меня сил всё построить заново.
А в ответ только ветер шуршал в листве, только прижимались травы, опалённые огнём.
И в этот момент на плечо села ему птичка и защебетала. И в её щебетанье он услышал слова:
– Не кручинься, ложись спать. Утро вечера мудренее, – вспорхнула к спасённому гнезду, откуда раздавался писк птенцов.
Старик поверил, отёр ладонью глаза, взял свой кафтан, расстелил под деревом, лёг и подумал, глядя на спасённых: «Вот так и вокруг меня могли резвиться мои дети и внуки...» Под эту мысль и уснул.
Только солнышко осветило верхушки деревьев, старик поднялся, а вокруг него уже с щебетом носится птичка:
– Иди за мной, я хочу отблагодарить тебя за то, что ты спас моих птенцов.
Пошёл старик за птичкой. Шли они долго, опускались в овраги, поднимались на пригорки, пробирались через леса. И вот неожиданно перед ними открылась огромная поляна, а на ней небольшое озерко с чистой как слеза водой: все камешки на дне, все водоросли, все золотистые рыбки видны были.
– Окунись в озеро, силы вернёшь, – прощебетала ему птичка и упорхнула.
Послушал он птичку, да и самому захотелось после долгой дороги окунуться в прозрачные воды озерка. А когда он выкупался, то почувствовал, как и впрямь силы к нему вернулись, а взглянув на себя в озёрное зеркало, увидел пред собой юношу, каким он был много лет назад: статным, да пригожим.
– Вот ублажила, птичка, спасибо тебе, – но её и след простыл, и только лес шелестел листвой.
Призадумался старик... Нет, теперь юный парень призадумался: жизнь он бобылём прожил, никому тепла не подарил: ни женщине, ни детям. Обиды свои на людей спрятал в глухом лесу. И решил: не дело жить одному. Коль беда нагрянет, и помочь некому. Да и захотелось ему, чтоб в новом доме мило улыбалась хозяйка и дети, как птенцы, щебетали. Взял он посох в руки и отправился на поиски людей, с которыми собирался жить, новую жизнь строить в счастье и радости.
2
Весь день пробирался он через лесные завалы, перебирался через овраги и только к вечеру, когда солнышко стало клониться к горизонту, лес стал редеть. Он вышел на поляну, на которой паслось стадо коров. Они мирно щипали траву, а между ними, запрокинув руки за голову, спал пастух.
Но спал он чутко: когда Пётр приблизился к нему довольно близко, то поднял голову.
– А далеко ли село?
– Вон там, за перелеском, – указал пастух в сторону заходящего солнца.
Пётр поправил на плече котомку и бодро зашагал к селу. На окраине он постучал в двери неказистой избушки. Из-за двери что-то проворчал старческий голос, и Пётр
решительно шагнул в полумрак избы.
– Переночевать пустите?
С печи, кряхтя, слезла старушка, подошла, рассмотрела пришельца:
– Коль хороший человек, чего ж не пустить?
Она молча достала из печи горшок с кашей, отрезала ломоть хлеба, положила луковицу, в кружку зачерпнула кваса из другого горшка.
– Садись вечерять. Да, как же тебя кличут?
Пётр ответил и сел за стол. Прожив столько лет в лесу один, он разучился говорить без толку. А потому говорил редко, как камни ронял. Да и старушка – звали её Матрёной – не была словоохотливой. Убрав посуду, она кинула на лавку тулуп:
– Здесь ложись! – и полезла, кряхтя, на печь.
В избе пахло травами, связки их висели по углам, а на полке над лавкой стояли горшки, завязанные тряпицами. Рассматривая всё это, Пётр блаженно уснул.
Наутро старушка опять его покормила немудрёным, на что он ей сказал:
– Мне нечем с тобой расплатиться. Давай, крышу починю, вижу, что протекает.
– Ну что ж, чини!
Парень вышел во двор, окинул хозяйским глазом, увидел в углу двора сломанную телегу. Порылся в сарае и, отыскав инструмент, принялся ладить её. Старушка, стоя на крыльце, любовалась, как умело он мастерит. А потом он впряг лошадь и направился к реке. Там нарубил камыша, нагрузил полный воз и поехал назад. А навстречу шли две женщины с полными корзинами белья: одна молодая, а вторая постарше. Засмотрелся Пётр на молодуху, да и она зарделась...
Вернулся к избушке, почистил и накормил лошадь, поправил крышу.
– Бабушка, а что если я у тебя поживу какое-то время?
– Оставайся, и мне веселей будет! – отозвалась она...
Вечером в деревне запели девушки и старушка посоветовала ему:
– Что тебе со мной сидеть, сходи с парнями и девками познакомься!
Когда он подошёл к ватаге парней, те зло на него глянули:
– Ты кто такой? – спросил один, щербатый.
– Человек, – откликнулся Пётр.
– Здесь тебе что надо?
– Да вот решил глянуть, как живёте.
– Поглядел? Ну и вали отсюда, а то зубы пересчитаю! – хвастливо заявил щербатый, а остальные парни заржали.
Пётр не ответил, он смотрел в ту сторону, где вместе с другими девушками стояла та самая девушка. Подружки называли её Ксенией. Заиграла гармоника, и девушки стали водить хоровод, а Ксения была изящнее остальных девушек. Пётр любовался ею.
На следующий день, повстречав Ксению, Пётр задержал её и, глядя в глаза, сказал:
– Я решил тебя посватать, пойдёшь? – спросил он.
– Тятенька не отдаст... – тихонько отозвалась она.
– Почему?
– Чужак ты... – улыбнулась и ушла.
Но он уже принял решение, а остановить его было нелегко, и вечером он постучал в дом Ксении. Без обиняков, заявил:
– Отдайте за меня Ксению!
– А ты кто такой? – спросил отец. – Да и куда это ты собираешься жену привести?
Пётр почесал затылок и ответил:
– А коль дом выстрою, отдадите?
– Ты строй, а там видно будет.
А у ворот уже толпился народ, вести в деревне разносятся быстрее ветра. Когда Пётр скрылся за поворотом, отец Ксении поманил к себе щербатого парня, Василия:
– Прочистите мозги ему, чтоб не заносился, – сказал он парням, те злорадно захихикали.
А вечером, когда Пётр шёл на гулянку, они напали на него. И, хотя Пётр был силён, но пять парней на него одного, – многовато. Отмутузили они его знатно, но и им, как следует, досталось.
Бабушке Матрёне пришлось залечивать раны не только Петра, но и других парней. Она известная знахарка была в округе, приглашали её и роды принять, и хвори излечить и раны – всё она лечила. Так что Петра она быстро на ноги поставила.
Но с этого момента уважение к нему в деревне возросло: ведь один с пятерыми справился. И в избу к бабушке нетнет да и стал заглядывать белобрысый парень, Иван, принося деревенские новости и напрашиваясь на какие-нибудь поручения. А как-то раз зашла и Ксения, вроде к бабушке за настоями. Пётр слышал, как она расспрашивала бабушку о его здоровье.
Как только ему полегчало, он отправился в лес валить деревья на сруб. И к зиме дом был готов. Помогли ему в этом те, кто к нему относился неплохо. Но были и такие, которые затаили злобу: сосед не раз звал его выпить, да он всё отказывался.
– Чужой он, подозрительный: пить не пьёт, а это не чисто. А может, он кого ограбил или убил, что у нас тут скрывается?
И эти слухи поползли по селу, а приносил их белобрысый паренёк, что задружил с Петром. Бабушка же невзлюбила Ивана и, как только он приходил, ворчала:
– Опять сорока на хвосте брехню принесла.
Пётр перешёл жить в новый дом и туда же привёл бабушку, хотя она и упиралась.
Как-то Пётр обратился к бабушке Матрёне:
– Дом готов, пора сватать Ксению, возьмёшься за это?
– Да куда же мне деваться, ты же мне теперь как родной. Вот только не знаю, что из этого выйдет. По Ксении вижу, что и она согласна...
– Ждёт – не дождётся, когда женой станет! – говорил он, а глаза светились теплом и лаской.
– Завтра нельзя, пятница, а вот в воскресенье и пойдём. Предупреди Ксению, – тяжело вздохнув, сказала бабушка.
Она достала из сундука чистые рушники, новую юбку и кофту для себя, а Петру новую рубаху. Сложив всё это, встала на колени перед образами с молитвой об удачном исходе задуманного. Пётр тоже встал на колени рядом и, хотя не молился, но проникновенно слушал набожный шёпот старушки. Помолившись, бабушка сняла с божницы икону Богоматери и благословила Петра.
– Живите в счастье, Ксению не обижай, не забывай, что она станет матерью твоих деток. Хоть бы на вас были похожи, а не на отца Ксюши, злющего и завистливого! – Да, когда же пойдём? – ворчал Пётр с самого утра в воскресенье.
– Вот, как только солнышко к закату пойдёт, так и двинемся, чтоб не сглазили.
Вышли. Уже смеркалось. И не по прямой шли, а кругами по соседним улицам, чтоб запутать следы нечисти.
Вот и дом Ксении, но только вместо освещённых окон, встретил он их полным молчанием и темнотой. И сколько они ни стучались в ворота, никто им не открыл.
– Не там лес дремучий, где я жил, а тут у вас, среди злобных людей, – взвыл Пётр и бросился домой.
Когда на другой день пришёл белобрысый Иван, бабушка наскочила на него:
– Куда Ксению упрятали, говори!
– Не знаю, – говорит Иван, а у самого глаза бегают.
– Так узнай, а до того, чтоб ноги твоей тут не было!
– Да к тётке в дальнюю деревню увезли. Приказали не болтать, готовят её замуж за Василия.
– Что же мне делать? – кручинился Пётр, когда Иван ушёл. – Мне без неё не жить! И почто они на меня вызверились?
– А ты обиду на них не держи, несчастные они. Это у них не от злобы, а от безысходности. У тебя светлая душа: и работа в руках спорится, и с радостью ты её творишь, а в них – лень, нежелание трудиться, вот они и завидуют
тебе!
– Так пусть сами шевелятся.
– Им легче огрязнить кого-то. Тогда они сами себе кажутся значительнее, и ты уже таким в их глазах будешь, как и они сами. А если бы ты с ними пил, сквернословил, ленился, то был бы им лучшим другом.
Через пару дней бабушка Матрёна, вернувшись из соседнего села, сказала Петру:
– Придётся тебе, родимый, уезжать отсюда. – Тот хотел было возразить, но бабушка продолжила: – Завтра девки из дальнего села за грибами пойдут, и Ксюша с ними, вот тут ты и умыкнёшь её. Сможешь?
– Ты с нами поедешь? – спросил Пётр.
– Да на кого я всех этих непутёвых брошу! Они же без меня от хворей повымрут. Нет, тут мне умирать придётся. – Пётр от этих слов пригорюнился. Привязался он душой к бабушке.
Назавтра, Пётр вывел лошадь, запряг в телегу, гружённую добром.
– Ты куда это, сосед, собрался?
– Подальше от вас. Не там дремучий лес, где я жизнь прожил, а в ваших душах. Лучше обратно в лес!
– Скатертью дорога, – пробубнил себе под нос сосед, отходя. И жене: – Всё не увезёт, как уедет, поживимся!
– Ты одурел! А Матрёна?
– А много ли ей старой, карге, нужно? Всё не заберу!
– Она и тебя, и детей твоих лечила... А не боишься, коль она наворожит чего на тебя?
Пётр попрощался и с соседкой:
– Ты тут бабуле помогай, и своему обижать её не давай!
Обнялись с бабушкой:
– Может, всё-таки, поедешь со мной? – предложил Пётр.
– Поезжай! – подтолкнула в спину его бабушка, краем платка утирая слёзы.
В тот же день в дальней деревне пропала, не вернувшись из леса, куда с подругами ходила за грибами, и Ксения.
Сколько ни искали, так и не нашли.