Часть 1
Босс оторвался от мониторов и незаметно сместил направление взгляда.
О том, что там, почти в дверях, но ещё чуточку за, кто-то есть и дожидается приглашения, он знал уже несколько минут. Даже не знал – чуял, безошибочно определял присутствие любого посетителя, как бы тихо и бесшумно тот ни старался двигаться. Навык давно стал качеством, безусловным рефлексом, признаком на уровне врождённого.
У входа, действительно, маячила незнакомая фигура. Босс аккуратно, без лишнего напряжения, просканировал: да, он самый, да, я не ошибся, тут точно обойдётся без раздражения, отчаяния и прочего ненужного мельтешения. Не тот характер.
Мельтешения хозяин кабинета не любил – в той мере, в какой к нему вообще имело смысл применять понятия любви или нелюбви. Кабинет, а заодно и хозяин видели на своём долгом начальственном веку так много, что трату эмоций здесь вполне можно было приравнивать к профнепригодности. Режим жёсткой, сверх-эффективной экономии чувств, реакций, движений души и тела давно уже включался автоматически. Босса это не то чтобы устраивало – просто было необходимой принадлежностью работы.
Знал, на что шёл, когда соглашался на эту должность.
Ну, продолжим. Затягивание ожидания – последнее дело, недостойное и бесполезное. Все эти выдерживания посетителя в приёмной, чтобы проникся, зауважал, наполнился смутными опасениями – какая ерунда! Кандидатов в помощники с такими теориями Босс гнал поганой метлой. Тем, кто приходит сюда по вызову, и так обычно несладко, незачем добавлять.
Он чуть развернул корпус и сделал лаконичный приглашающий жест. Всё предельно корректно: лёгкое движение массивной головы, этакая проводка взглядом – от двери к столу. Входи.
Новичок приблизился и занял предложенное место.
Надо же, мысленно отметил Босс, сохраняя полную внешнюю непроницаемость. Красавчик, тонкий аристократик, с виду слабачок – а ведь ни капли заискивания. И даже страха вроде бы нет, хотя глубокое сканирование всё же отложим на потом.
Тот, кто сидел сейчас в солидном кресле за большом полированным столом, имел право на суждение, хотя и редко им пользовался. Впечатление, производимое его монументальной чёрно-белой фигурой, было ему отлично известно и в точности вписывалось в общую картину профессионального имиджа. Это впечатление каждый день яснее ясного отражалось в глазах приглашённых в кабинет.
Будь он писателем, из описания этих глаз вышел бы душераздирающий роман.
Будь он художником, выставка картин, запечатлевших эти глаза, взорвала бы мир.
Но, простите, этого ещё недоставало! В его кабинете и без творческого начала недолго было свихнуться – от этих самых глаз.
Кстати… ну да, миндалевидные, неуловимо переливчатого цвета, потемнее, посветлее – янтарь.
Описания на уровне «зелёные» Босс никогда не понимал: на свете миллион оттенков зелёного. Всё равно что ограничить описание погоды категориями «холодно» и «тепло».
- Вызывали? – негромко спросил новенький. Поднял глаза, пересёкся взглядами – спокойно, без подхалимства. Потом-то отвёл, конечно, скромно так вернул в исходное положение, но – ого, голубчик! Я-то понятно, а вот тебя где такому учили? А вопрос, сам понимаешь, риторический. Не вызывал бы – ты бы тут не сидел. Поэтому слов тратить не будем, давай к делу.
Босс слегка подался вперёд, навалившись белоснежной грудью на край стола, и взял слегка покровительственный, но весьма доверительный тон:
- Что думаешь?..
Красавчик, и без того немного чересчур изящный, хоть картину с него пиши, ещё больше подобрался и вытянулся. Ох, нехорошо ты завозился, янтарноглазый. Нехорошо.
- Я бы не хотел торопиться, – так же негромко сообщил собеседник и умолк. Выдержка, однако! Да ты знаешь ли, с кем говоришь?.. знаешь, вы все знаете. И всё-таки вот так – «я не хотел бы»… Зря я тебя, картинный, не просканировал поглубже. Сейчас исправим.
Спустя пару мгновений Босс позволил себе приподнять внушительные бровищи:
- Она?
- Ну, – смутился, но без стыда, а так. Слегка.
- Что говорит? – на этот раз дёрнулись столь же внушительные усы. Босс по капле расходовал свой крайне ограниченный лимит удивления и интереса.
- Говорит, не ходи. Не пора ещё.
Вот так, значит. Не пора. Каждая кухарка, как говорится…
- Откуда же ей знать? – начальственно, с лёгкой иронией, но ни в коем случае не пренебрежительно, издёвка здесь не годится, не работает.
- Никто не может знать, - янтарные глаза опять показали себя во всей своей миндалевидности. – Но это же эмоция. Она не про знание. Это… любовь.
- Что? – на всякий случай переспросил Босс. Он всё прекрасно услышал, но на последнем слове его визави опять смутился, опустил голову, и слово вышло тихим и невнятным. Кто-то другой мог бы и не разобрать.
- Любовь, - уже ясно и твёрдо повторил собеседник. – Вот Вам, например…
- На «ты», - ровно, почти без выражения, но очень внушительно произнёс Босс, наблюдая за реакцией. Метод работал практически безотказно. Внезапное предложение, исходившее от воплощения могущества и невозмутимости, огорошивало собеседников до такой степени, что общение немедленно выходило на новый уровень откровенности – разумеется, односторонне.
- Хорошо.
Начальственные усы дёрнулись вторично, что само по себе было рекордом. Этот аристократичный скромняга не переставал удивлять. Огорошенности не наблюдалось. «Хорошо».
Если бы все они держались здесь вот так, мелькнула крамольная мысль и была поскорее отогнана. Они разные, очень разные. И ты, большой начальник, знал об этом.
- Так что ты говорил – мне, например…?
- Да. Вам… то есть тебе… когда-нибудь стихи писали?
Понятия не имею, подумал Босс. Но – вряд ли.
Вот таких вопросов мне точно не задавали. Как-то всем предыдущим посетителям не до того было. А ты вот спросил. И я, кажется, даже знаю, почему.
- А она тебе – пишет? – к властности в голосе добавилось участливое понимание.
- Написала недавно, - кивнул красавчик. – Очень переживает…
Хозяин кабинета потянулся к компьютеру и в два почти незаметных клика сформировал мгновенно улетевший в корпоративную сеть запрос.
Ситуация, в общем, была почти ясна. Тот редкий, очень редкий случай, когда посетитель совершенно сознательно не готов к резкому повороту в судьбе и, по сути, просит его отсрочить.
Оставалось оценить целесообразность отсрочки…
Почему-то вспомнился какой-то роман, где римский начальник должен был решить судьбу странного, ни на кого не похожего подсудимого, и (помнил Босс) было очень заметно, что римлянин в белом плаще просто не хочет отпускать этого чудака, очень уж было с ним интересно и необычно. С чего бы вдруг роман-то вклинился?! Что только не полезет в голову с этим ненормированным рабочим временем…
- Ну так что? значит, не будешь пока оформляться? – разговор в любом случае пора было сворачивать. И было действительно немного жаль, хотя ещё сегодня утром слова «жаль» в лексиконе у Босса вроде бы не было.
- Я бы пока не стал, - всё так же скромно, но уверенно, и это «бы»… В общем, осталось-то всего ничего, начальник: оценивай целесообразность, да и отпускай его подобру-поздорову. Если это, конечно, вообще возможно.
Босс развернулся к мониторам. Одного взгляда на сводку информации по Красавчику ему хватило, чтобы с сомнением покрутить головой – впрочем, притворившись, что нужно было немного размять мощную шею. На грани, ох, на грани. Но не безнадёжно.
Всё, отпускай. Всё.
- Ну, что же, насильно в рай не тянут, - он вышел из-за стола, ещё раз встретился взглядом с янтарноглазым и даже удостоил лёгкого похлопывания по плечу. – Нет так нет, не пора так не пора. Вам же там с ней виднее.
- Спасибо, - гость направился к выходу, но в дверях обернулся и ещё раз повторил, - спасибо.
Радушный хозяин, вернувшись за стол и снова перевоплотившись в ледяную чёрно-белую глыбу, краем глаза отметил, что на левом мониторе мигает уведомление: ответ на его запрос был получен. Скорее всего, это случилось гораздо раньше, пока он провожал посетителя. Система работала быстро.
В раме широкого окна Боссу был виден большой дугообразный мост, по которому как раз шагал отпущенный на все четыре стороны недавний собеседник. Было видно, что с каждым шагом идти ему становилось всё труднее, фигура немного перекосилась, шаг сбивался. Миновав самую высокую точку, он и вовсе заметно захромал, сгорбился и заковылял дальше.
Щёлкнув мышкой (кто, чёрт возьми, придумал этой машинке дурацкое название?!), начальник открыл ответ на запрос. На экран выскочили двенадцать строк.
«Вечер испит до дна, догола раздет.
Писан грядущий день скальпелем по воде,
По золотому сердечку в сотню карат.
Не ходи на радугу, тебе ещё не пора…»
Знают они, опять подумал Босс, почему-то не в силах справиться с абсолютно неподобающим раздражением. Всё они знают – пора, не пора…
На одном из мониторов сменилось изображение. В холл с секретарской стойкой, очень напоминающий холл клиники, вошла женщина и взволнованно обратилась к секретарше.
Босс опять скосил глаза влево:
«Утро включает свет и рисует тень.
Путь до тебя немерян, даже если лететь,
Слово моё неслышимо, даже если сказать…
Только одним глазком – и возвращайся назад!»
Ну что тут скажешь, а. И что ты с ними поделаешь. Только шумно выдохнуть в усы – пока никто не видит. Любовь…
Не забыть бы внести правки в список. Эмоции эмоциями, а дело прежде всего.
«День отпускает, жёсткий разжав кулак.
Времени скорлупа треснет, станет мала.
Видишь, радуга после дождя над землёй горит…
Не ходи туда, солнце моё, ты просто смотри.»
На втором экране из отделения реанимации вышел врач. Женщина приняла из его рук лёгкий свёрток в синем детском одеяльце и, нежно прижав его к себе, подняла измученные, но сияющие глаза.
- Мурчит!.. – сказала она потрясённо и снова приникла лицом к беленькой усатой мордочке с янтарными миндалевидными глазищами. – Он мурчит, понимаете, мурчит…
Часть 2
Спустя три месяца (хотя кто их там считает, эти месяцы, если в работе нет ни единого просвета?) Босс обнаружил у себя на экране мигающий красный флажок напротив знакомого имени.
Издав совершенно не начальственное шипение, он резко подался всей чёрно-белой тушей поближе к монитору и впился глазами в сводку.
Плохо дело-то, ох, как плохо.
То есть мне-то вроде бы и хорошо, проскочила внезапная горькая мысль. Я же ещё тогда готов был его принять. А вот им...
Он вчитался в сводку. Нет, янтарноглазый, вот теперь уже – любовь, не любовь...
Вызванная по системе связи секретарша отозвалась мгновенно.
- Слушаю, Босс.
- Оформляйте срочно, - да, да, ничего не поделаешь. Увидимся мы сегодня с тобой, ты уж меня прости, я решаю многое, но не всё. – Проводите по сокращённому протоколу, все проверки пометьте как пройденные. Быстрее.
- Поняла, Босс, - деловито сообщил звонкий голос и отключился.
Ожили мониторы.
В далёком доме сидела женщина, до боли сжав руки, ждала и надеялась.
Босс скосил глаза с вертикальными зрачками на окно. Он тоже ждал.
В доме у женщины звонил телефон. Несколько секунд она в ужасе смотрела на него, потом медленно протянула руку, взяла трубку и нажала кнопку ответа.
В раме окна было видно, как по сияющему семицветному дугообразному мосту с огромным усилием взбирается маленькая фигурка. До вершины оставалось ещё немного, ещё совсем чуть-чуть… вот, уже почти. Ты почти дошёл.
Женщина слушала, плохо понимая, почти не различая слов.
Всё, что ей говорили, сливалось в бессмысленный кошмар, из которого наконец выплыло внезапно отчётливое: «…мы прекращаем реанимационные действия?»
Фигурка на мосту достигла высшей точки и на мгновение задержалась там, в солнечном сиянии, быстро обретая прежнюю красоту, стать и белизну.
Бывший посетитель кабинета Босса гордо, свободно вытянулся, слегка повернул голову, как будто прислушивался и хотел оглянуться, но оглядываться не стал и сделал первый шаг дальше, вниз, на другую сторону.
На втором экране билась в слезах женщина, бесконечным криком повторяя одно и то же имя.
Босс выдохнул и не глядя шмякнул лапищей по кнопке связи.
- Крылья ему, - буркнул он в ответ на звонкий отклик секретарши.
- Что, простите?!
Девочка не виновата. Удивление и недоумение не входили в список допустимого, состав секретариата начальник подбирал лично. Просто она ни разу не слышала, чтобы у Босса сорвался голос.
Всё бывает в первый раз, привыкай.
- Крылья. Новенькому.
- Поняла. Есть предпочтения?..
- В масть. Белые. Давай.
- Минутку, Босс. У нас есть странное пожелание от близких. Мммм… бабочка на носу.
Ну и ну. Чего только не придумают. Хотя… ему пойдёт.
- Пусть, - разрешил он. Тот, янтарноглазый, уже сходил с моста на свой новый берег. – Пусть будут бабочки.
(май 2020)