Вера не требует
доказательств.
I
Я вчера шагал из Спасска
По дороге на паром,
А вокруг не лето — сказка:
Вдалеке грохочет гром;
Льётся дождик у опушки;
За Окой жара печёт;
И охрипшие кукушки
Потеряли счастью счёт;
Небо, в пойме панораму
Окаймляя пеленой,
Тянет к Троицкому храму
Мост из радуги тройной...
Подошёл я к переправе:
Ждёт паромщика народ,
На него роптать не вправе —
Здесь нельзя ни вплавь, ни в брод.
Глубина прохладой пахнет,
И сосна — рязанский кедр —
Осеняет опахалом
Русло вод небес и недр.
У воды — цветистый табор —
Бабы, дети, рыбаки —
Ждал свой час подняться на борт
И смотрел из-под руки.
На причал собравший пташек
Чёрствым хлебом из сумы,
У воды стоял монашек,
Пел вполголоса псалмы.
Многим он помог в погрузке,
Нёс корзины и мешки,
Вёл овец по сходням узким...
Ухмылялись мужики.
За добром угнаться силясь,
Я помог двоим-троим,
Так мы с ним разговорились,
Он молитву сотворил
И с лицом, по-детски строгим,
И с наивностью в глазах,
Он на водной той дороге
Всем нам притчу рассказал.
Бизнесмен Парфён Дерюгин
Громко праздновал успех:
Средь соперников в округе
Он теперь богаче всех!
Вот, на днях большое дело
Завершив в одной из стран,
Возвратился. Сердце пело!
Снял на сутки ресторан.
Вина, лучшие закуски,
Песни, танцы, крики, визг!..
Всех попотчевал по-русски,
Ну, и сам напился вдрызг.
За столами стало жарко,
А душа стремилась ввысь.
Он решил аллеей парка
Покуражиться, пройтись.
Сам себя считал актёром,
Как порядочный нахал:
Кто таскался за Парфёном,
Тех изрядно развлекал.
А друзей, до сцен охочих,
На любом застолье — рать,
Соберутся и хохочут...
Стал прохожих задирать
Наш Парфён. Детей, старушек,
Правда, он не трогал зря...
Глядь — в тени сидит послушник
Местного монастыря.
Под сиренью, скромно, чинно
Тот читал «Благую весть»,
Есть для пьяного — причина
Свой спектакль устроить здесь.
Подлетел Парфён: «Здорово,
Пастырь мой, архиерей!
Я на днях лишился крова,
Дай копеечку скорей!»
На колени встал! Да слёзы
Навернулись на глаза...
Отрок съёжился, поёрзал
И в смущении сказал:
«Был пятак, да я на книги
Всё истратил... Чем помочь?»
«Ну хоть что-то, кроме фиги,
Мне ссуди. Совсем невмочь...
Слышал заповедь — делиться:
Грош, рубаха, каравай?
Ведь на нас взирают лица...
Рясу мне свою давай!»
Вздрогнул отрок: «Как без платья
Мне идти?..» Стал бел как мел.
А Парфён: «Помогут братья...
Что, признайся, пожалел?
Не войти в игольны уши,
Коль мешает капитал...»
Краской залился послушник,
Снял одежду и подал.
«Не нова, — Парфён вздыхает, —
В трёх местах опалена,
Ладно — крепкая, сухая...
И по мне как раз длина...
Дай тебя облобызаю!
Или к ручке припаду.
Вместе с дедушкой Мазаем
В райском вам гулять саду!..»
И пошёл Парфён с приплясом,
Прокричав: «Не будь угрюм!..»,
Чёрную напялив рясу
На английский свой костюм.
Но, сорвав аплодисменты
Собутыльников за роль,
Ощутил он в те моменты
Как бы скорбь и как бы боль.
«Я вернусь, сейчас, я — мигом!»
В сердце — будто бы ножи...
Подошёл к скамейке: книга
Одинокая лежит.
«Где ты? - крикнул. — Аль вознёсся?
Или кто тебя унёс?..»
И шепнул вдруг горько: «Пёс я...
Шелудивый, жирный пёс...»
Взял Евангелие: "Между
Дел поспешных посмотрю..."
И решил: верну одежду,
Денег дам монастырю.
Но как только он склонился
К намерениям благим,
То... ещё сильней напился
И в ту ночь чуть не погиб...
II
Подморозило под утро,
И, глаза открыв, Парфён,
Век себя считая мудрым,
Был немало удивлён:
На земле, в болотной ряске,
Спал, наполнен пьяных грёз.
Если б не был в плотной рясе —
Так, во сне бы, и замёрз.
Встал, попрыгал мокрым зайцем,
Брёл по следу на траве.
У развилки оказался
И направился правей,
Догадавшись, что от дома
Он всего-то в двух верстах.
Перешёл бы тракт знакомый,
Да запутался в кустах.
Зацепился рукавом он
И полою, как назло!..
Задержал зелёный омут.
Оказалось — повезло.
Не промешкай — быть бы жертве:
Разорвав тумана пыль,
Перед носом вихрем смерти
Пролетел автомобиль!
Отошёл Парфён от тряса,
Покрестился без числа,
Осознав, что снова ряса
От беды его спасла...
Осторожно выйдя к саду,
И, почти увидев дом,
Вдруг наткнулся на засаду,
Хоть и верилось с трудом:
Из обрывка разговора,
Он, закутанный до пят,
Понял, что жена с партнёром
"Порешить" его хотят.
Был Парфён не узнан шайкой,
Чёрный, грязный до ушей,
И обозван попрошайкой,
Бит и вытолкнут взашей...
Кто теперь ему приятель?
Как узнать? И на заре
Принял гостя настоятель
В небольшом монастыре.
Вот он слушает, дивится:
«То похоже на скандал...
Но никто уже седмицу
Монастырь не покидал.
Все послушники одеты,
Не выходят за межу.
Эту рясу с книгой где ты
Взял, ума не приложу...
Вещи — старые. Задача...
Пусть дороги не близки,
Чтоб узнать, что это значит,
Ты сходил бы в дальний скит:
Старец там живёт, Амвросий,
В чём душа, больной на вид,
Но, смиренно если просят,
Всех наставит, вдохновит.»
Решено. А пред дорогой
С нависающей грозой
Сел Парфён, отведал строгой,
Постной каши со слезой...
Ливень мыл в пути беднягу,
Солнце высушило вмиг,
Со святой водою флягу
Он достал и к ней приник...
...С языком, прилипшим к нёбу
И немеющим во рту,
Сердцем, больно бьющим в рёбра,
Помнит он себя в скиту:
Старец — вылитый послушник,
До того похож с лица,
Говорил ему: «Послушай,
Ряса моего отца
Неспроста тебе досталась.
Этой ризе сотня лет,
В ней, не зная про усталость,
Веру в степи нёс мой дед:
В кочевых крестил народах,
Прививал им Божий страх.
Ткань линяла и в походах
Опалялась на кострах.
Мой отец служил в ней тоже,
Благодати не тая,
Видно, промысел есть Божий,
Что теперь она твоя.
Я — бездетный, слабый, старый...
Дай, тебя благословлю.
Не бросайся высшим даром,
Мир люби, как я люблю...»
«Эй! - кричит паромщик. — Что вы
Там заслушались его?
Или вам чужое слово
Слаще дела своего?»
Все очнулись. Что так рано
Вод нарушился покой?..
Берег, круча, главы храма —
Над великою Окой.
Через реку, как на крыльях,
Повесть нас перенесла.
Что мы в ней себе открыли
По дороге до села?
Что в сердцах всходило наших?..
Крут до Троицы подъём.
Всех перекрестил монашек
И сказал: «С Христом... Пойдём...»
Призывая: «Не теряйся!»
И с улыбкой на устах,
В гору двинулся он в рясе,
Опалённой в трёх местах...
III
Небо чисто, солнце ярко —
Как щедра природа-мать!
Мы идём с монахом. Жарко.
«Просто Божья благодать!» —
Восхищается мой спутник.
Хорошо ему идти,
Если в радость — каждый прутик
И травинка на пути.
Я любуюсь, как с пейзажем
Он почти что заодно —
В черной ризе, но мне даже
Светлым кажется пятно,
Встал сейчас он на колени
Головою на восток
И склонился... Для молений?
Нет: он нюхает цветок!
Одолели гору вместе —
Вдохновенье вознесло.
До чего ж в красивом месте
Над рекой стоит село!
Здесь, на круче, постояли...
Плыл в глазах его рассвет...
Я заметил: постоянно
Изменяется их цвет.
В них смешались: незабудка,
Малахит и бирюза...
Говорю: «Вас как зовут-то?»
«Авель», — тихо он сказал.
Познакомились. «Мне — вправо.»
«Ну а мне — топтать пустырь...
По шелковым, мягким травам,
В свой бескрайний монастырь.
Что ж, прости», — вздохнул паломник
И ушёл... Куда — Бог весть.
Только до сих пор тепло мне,
Что он в мире где-то есть...
А наутро у хозяйки
Дома, где я ночевал,
У сороки и всезнайки,
Шумной, как Девятый вал,
Я спросил: «Вот, думал — ехал:
Монастырь в округе есть?»
Тётка прыснула от смеха:
«Стать монахом — это честь!..»
Но, услышав имя Авель,
Глянув в сторону мою,
Отложила нож и щавель
И присела на скамью:
«Расскажу, пока нет деда,
Как услышит — перебьёт...»
И за время до обеда
Мне поведала своё.
Монастырь-то был здесь, женский,
Так — три кельи, огород...
Рядом — храм Преображенский.
Не толпился там народ.
Но пришёл монах зимой тут,
Скромный, тихий, как во сне,
И, с шишей каких-то, стройку
Он затеял по весне.
С нашим батюшкою местным
Стал крестить и отпевать,
Помогал всем безвозмездно,
Скарб имел — ручную кладь.
А народ смотрел, судачил,
Мол, святой, как ни крути,
И приметил, что — к удаче,
Повстречать его в пути.
Имя Авель стало звонко,
Набирало высоту,
А когда он взял ребёнка,
Бедолагу-сироту,
Безнадёжного, больного,
Сам лечил, над ним дрожа,
Стал народ простое слово
От монаха уважать...
Правда, были инциденты —
Ведь у всех беда своя —
Здесь жила на алименты
Очень бедная семья:
Мать и четверо мальчишек,
От пяти до десяти.
У кого бывал излишек —
Им старались отнести.
Удавалось как-то выжить,
То отдельные дела...
Только мать скоропостижно
Заболела, умерла.
А во время погребенья
Хлынул ливень, как потоп.
Постарался за мгновенья
Уложиться землекоп.
И народ как будто смыло.
Дождь осенний — лиходей.
И осталось у могилы
Только пятеро людей...
Четверых полураздетых
Малышей узрел монах:
Все в резиновых, недетских,
Неподъёмных сапогах.
А глаза... Лишь глянул Авель,
Полетело сердце вскачь...
Младший стёр с руки след капель:
«Что ты, родненький, не плачь.»
«Я не плачу... Это дождик...
Мамка ваша, там, в раю...
А пойдём ко мне, пирожных
Нет, но щами накормлю...»
Старший исподлобья, зорко
Посмотрел: «Да нам пора...
Там у нас ещё Трезорка,
На цепи не ел с утра.»
«Так заскочим за Трезоркой
И все вместе — на обед!»
Младший шепчет: «Съел я корку
Для Трезорки... Больше нет!..»
Старший буркнул: «Всё растратил!
Не ребёнок, а беда...»
И сказал на радость братьям,
Чуть вздохнув: «Пойдём тогда...»
Шли цепочкой, как гусята.
Грязь цепляла сапоги.
Крикнул вдруг в колонне пятый:
«Папа, папа, помоги!..»
Еле Авель удержался,
Не рванулся со всех ног.
Проглотив поглубже жалость,
Прохрипел: «Иду, сынок.»
Взял мальца: «Сапог дырявый.
Брось.» На шею посадил.
«Как зовут тебя, чернявый?»
Он ответил: «Автандил.»
Авель шёл. О чём он мыслил?
Обо всём и ни о чём,
О проблемах, что повисли
И уснули над плечом?..
В такт шагам шептал, что думал:
«Вы теперь — моя семья...»
В незапамятном году, мол,
Так же брёл за братом я...
IV
Зажил Авель многодетным.
Взял тройняшек — стало семь!
Дом большой сыскался где-то,
И отрадно было всем.
Помогала Божья милость,
Не касалась их нужда...
А потом уже случилось
То, чего никто не ждал:
Рано утром чёрный битый
Джип ворвался вдруг в село —
То из Грузии джигитов
К нам несчастье занесло.
Так, с повадкой крокодила,
Спутан цепью золотой,
Важный дядя Автандила
Прискакал за сиротой.
Подогретый кунаками:
«Кровь родная — не вода!..»,
С лестью, бранью, кулаками
Лез на Авеля: «Отдай!»
Тот сказал: «О том решать я
Не могу. Ты не греши...
Здесь — его земля и братья.
Подрастёт и сам решит...
Власти вызвать?...» Джип растаял.
Но в ночи без лишних слов
Умыкнула парня стая
Гордых, пафосных орлов.
Авель, только обнаружив,
Сразу бросился им вслед,
За рулём сосед был дюжий —
МАЗ водил пятнадцать лет.
Поднялось село. Машины
Шли колонной по пятам.
Не вмешайся в ход старшины,
Знает Бог, что было б там:
Торопясь, как при пожаре,
Всех, кто прав и виноват,
Под Рязанью задержали -
План сработал «Перехват».
Возвратили нам парнишку.
Дядя сдался до поры.
Написал в письме: сберкнижку
На племянника открыл...
Был горячим и сердитым,
Встретил Авеля — отмяк.
Даже ворам и бандитам
Вера светит, как маяк.
Испытание от Бога
Всем придёт, но помни сам:
Тем, кто кается, дорога
Не закрыта к небесам...
Авель выстроил общину —
Всех сирот собрать готов.
На седьмую годовщину
У него — под двести ртов!
Будто Ангел послан свыше
Для приюта малышам.
Глянь в окошко, видишь крыши?
Там живет его душа.
Там часовня и больница,
Школа, баня, огород...
Власть районная гордится.
Милосердный наш народ
Помогает тихой сапой.
Авель светел стал лицом:
Дети маленькие папой
Кличут, старшие — отцом...
За болящих на коленях
Авель молится в ночи —
Семь чудесных исцелений!
Подтверждают их врачи.
Многим детям при посредстве
В деревнях, в монастыре
Женском, том, что по соседству,
Отыскали матерей.
Все живут, как под защитой,
И считают — повезло.
Христианская община,
Почитай, что — всё село...
«Дед идёт!.. — вскочила Марья,
Так хозяюшку зовут.
С костылём, в карманах шаря,
Пётр к избе торил маршрут.
Входит: «Бабка! Щи готовы?
Гость не кормленный в дому!»
А она: «Так то ж не новый,
Подождёт, чего ему..
Ты опять ходил на стройку
И стаканами звенел?..
Выпил, что ли, пару-тройку,
Отрывая люд от дел?»
«Что ты, Маша... Я же — камень...
Класть народу помогал.
Я вот этими руками...
Эх, да кабы не нога!
Жаль, снаружи исковеркан
Я немного... Мне Егор
Говорил: не просто церковь
Это будет, а — Собор!..»
«Может, что и клал, для виду...
Ишь — строительная рать!..
Что там делать инвалиду,
Как не рюмки собирать?»
«Там не пьют!», — «Охотно верю
В эти сказки», — «Это — быль!..»
«Что в кармане? Дай, проверю!
Так и знала я — бутыль!..
Заработал, окаянный?!.»
«Маша, Маша, за труды...»
«А чего же ты не пьяный?..»
«...Авель дал святой воды.»
Охнула Мария... Рада...
Пётр стоял, глазами строг.
И смотрел поверх лампады
Из угла с любовью Бог.
V
Пётр ведёт меня на место,
Где возводится собор.
На площадках здесь не тесно —
Все укрылись за забор,
В тень. Обед. С народом Авель.
Заварив нам в чай жасмин,
Отложил учётный табель
Бригадир Матвей Фомин,
Из рабочих — самый лучший;
Ближе к центру пересел:
Говорить любил и слушать,
Заводила всех бесед.
Протянул Матвей: «Ну, что же...
Отче Авель, дай ответ:
Говорят, что Бог всё может,
Правда это или нет?»
«Правда. Лишь откроешь двери
Для щедрот Его, любя —
Обретёшь желанный берег,
Всё Он сможет для тебя...»
«Ну, мы тут такие звери —
Далеко до райских кущ...
Объясни, чтоб я поверил,
Всемогущ-не-всемогущ:
Может ли создать Он камень,
Чтобы Сам поднять не смог?
Да иль нет?.. И не лукавить,
Так ведь заповедал Бог...»
Авель взгляд отвёл от кручи
И спокойно дал ответ:
«Да. Вопрос-ловушка мучит
Маловерных много лет.
Кто-то их решил умело
Повернуть на ложный путь...
Ты теорию пределов
Изучал когда-нибудь?..
Ну, остынь... Не надо воздух
Понапрасну сотрясать...
Камень тот давно уж создан,
Тут же поднят и опять —
Создан — поднят... Миг, секунда:
Вот он есть, и сразу — взлёт.
В толк возьми, когда не трудно —
Бог вне времени живёт:
В прошлом и грядущем веке
Он сейчас — в единый миг.
А роман о человеке -
Лишь Его одна из книг...»
«Как же так?.. Одновременно?...
Создан — поднят... Мудрено.»
«Нам, в своей природе бренной,
Не всегда понять дано:
Божий миг нам — бесконечность.
Одарил Всевышний нас
Лишь секундой. Словом «Вечность»
От отчаяния спас...
Мы отпущенным не можем
Насладиться. Как грачи,
Только создан камень Божий —
«Не поднять его!» — кричим.
Тут же — в новое мгновенье,
Пусть оно для нас — века,
Вздымет Бог своё творенье,
Неподъёмное пока,
Потому что сила Божья
Чуть потрачена сейчас —
Расплескал неосторожно
Он любовь свою на нас:
Мы же силу днём теряем —
Утром, обретая вновь,
Говорим себе: «Не зря ем!..»
Этот хлеб — Его любовь!
Человек — вот Божья слабость!
Сир и наг, убог и тощ,
Но — любим. Безмерна сладость
Той любви, безмерна мощь!
Соберись же с чувством Божьим,
Возврати хотя бы горсть,
Тем — себе, Ему поможешь,
И в Дому не будешь гость,
Но — наследник. Так Отцу мы
На Земле устроим сбор,
Воздадим стократной суммой
Силы, средств, любви — Собор!..
Почитают предков дети.
Наш родитель общий — Бог.
Мы — Его опора в свете,
Чтоб Он чудо сделать смог.
Так, набравшись для подъёма
«Камня» сил, в который раз,
С нами Бог, Бог с нами — дома,
Во сто крат усилит нас.
Цепь событий «Создан — поднят»,
С нарастанием, сверх мер —
Непрерывный Божий подвиг,
Всем могущества пример...
Кто не верит — тот и ропщет,
Тело слабо — дух силён...
Но, Матфей, я вижу, мощью
Божьей ты не обделён.
И к сынам Его причислен,
Потому, что потрясён...
Он тебя направил к мысли:
«В каждый миг Бог может всё!»
...Что, ребята, отдышались?
Ну, и с Господом — вперёд...
Где лопата, та, большая?
Ей работать — мой черёд.»
Встал Матвей: «Есть пониманье —
Бог-то труженик, как мы:
Создаёт и поднимает
Неподъёмное... Умы
От лопат, совков и грабель
Поскорей бы поднял нам...»
И сказал с улыбкой Авель:
«Для того и строим храм!»
VI
Взялись мы за дело дружно:
Камни, доски и раствор
Подносили — кто натужно,
Кто — продолжив разговор...
Через час расположились
На короткий перерыв.
Авель сел, расслабив жилы,
И глаза чуть-чуть прикрыв,
Будто воин на привале,
Словно бы вполглаза спит...
Только вдруг его позвали,
Глядь — Матвей пред ним стоит,
Говорит: «Послушай, отче,
Не даёт покоя нам —
И кивает на рабочих —
Суть вопроса, глубина:
Бог всё создал?» — «Да, от века.»
«Ну, тогда ответа ждём:
Значит и «враг человека»
Тоже Им был порождён?»
«Порождён был сильный Ангел,
«Свет несущий» — Люцифер,
Захотел сравнится в ранге
С Богом, Бог его отверг...
Здесь вопрос острейшей боли,
Верх доверия всем нам:
Бог в любви свободу воли
Подарил своим сынам.
Вот, один из них, в гордыне,
Ложь вобрал в себя и тьму.
Предал Бога, и поныне
Не покоится ему:
Сброшен вниз, ревнует, хочет
Он людей зажать в горсти
И, упрятав в сумрак ночи,
Не позволить их спасти.
Но бегут грехи от света,
Бог всеведущ, знает Он,
Чем закончится весь этот
Наш земной короткий сон:
Мы же дети — Божий образ,
Лишь науки нашей для
Бог планету эту создал.
Мог бы жёстко управлять,
Но живёт всё время рядом,
Растворился в нас, проник...
Повзрослеть под отчим взглядом
Учит, продлевает миг.
Мы, играя в жизни роли
И с игрушками шаля,
Пребываем с нашей волей —
В Божьей, как и вся Земля.
Терпит и зовёт родитель:
«Собирайтесь вновь домой.
Жду, пока не создадите
Неподъёмный камень мой.»
Только вера сдвинет гору
И раскаяния слеза...»
В завершение разговора
Авель вдруг открыл глаза —
Догадался: задремал он!
Вздрогнул желваками скул.
Говорят ему: «Да мало
Ты чего-то отдохнул...
Для людей и днём и ночью
Ты в любые двери вхож,
Тут захочешь-не-захочешь,
А повалишься — уснёшь.
Мы и кашлянуть боялись,
И работали в тиши.
Рот раскроет кто-то — палец
Вмиг к губам и — не дыши!..»
«Спаси Бог вас... Телу — дело
Помощь лучше, чем врачи...
Солнышко пока не село...
Тише... Это кто кричит?»
Со стены чумазый плотник,
Страшен, бледен и небрит,
Гаркнул, не жалея глотки:
«Батюшки!.. Ваш дом горит!..»
И, услышав о пожаре,
Кто с лопатой, кто с кайлом,
Все, сорвавшись, побежали
Задыхаясь, напролом...
Скоро Авель был у цели,
Чёрно-серый, весь в пыли,
Он спросил: «Как дети?» — «Целы...
Автандила не нашли..»
Бочки, вёдра... Бабы выли...
Авель через миг-другой,
На одежду воду вылил
И, молясь, шагнул в огонь...
...Мальчик прятался в кладовой,
Погибал в дыму, в бреду...
А нашли его за домом,
Невредимого, в саду.
Авка маленький не плакал,
Но смотрел нехорошо.
На вопрос: «А где же папа?»
Отвечал: «Он в лес ушёл...»
Мы пошли по огородам,
Прочесали ближний лес
Всем собравшимся народом —
Нету Авеля. Исчез...
«Если думаешь плохое... —
Мне лесник сказал, — то сплюнь.»
Он был тоже с бородою,
Мудрый и седой как лунь:
«...Помни: вера и надежда,
Да любовь — нам свет большой.
Знай: на нём была одежда,
Вся пропитана душой...»
Люди свыкнутся с потерей,
Сядут пить, топить камин,
Только слухам не поверит
Бригадир Матвей Фомин.
И Собор Любви пребудет
В Духе или кирпиче,
В колокольном звонком чуде
В тихом таинстве свечей...
Золотится купол света
В драгоценный добрый час,
Чтоб цвело Господне Лето
В сердце каждого из нас.
Рязань, лета 2016.
©Иллюстрация автора.