Менталитет

Чуча Суперстарчу
По интернету бродят слухи
Уже пятнадцать лет подряд,
Что Чуча пожилей  старухи,
А Сшонэ дед, им шестьдесят!

От этой превосходной пары,
Запрятался в кладовку фрик.
Под ритм стихов, звучат фанфары!
Фрик к этим звукам не привык.

Молчат и музы и фанаты,
Когда на облаках тандем.
Завидуют аристократы
Количеству его поэм,

Еще спокойствию и стилю,
Тому, что Чуча на фуршет,
Как  толстокожая Тартилла
Спешит уже пятнадцать лет.

Считая звезды, ради смеха
Идет по встречной полосе.
Сшонэ мимо нее проехал
И даже не притормозил.

Торопится дворец построить,
Чтоб поселились по весне
Лирических стихов герои
В счастливом и приятном сне.

…………
Так и живут пятнадцать лет,
Ломая свой менталитет.


Сшонэ

Образ

Его души букет унылый
Воды сегодня не просил,
По каплям истекали силы
На мрамор изначальных сил.
Он оставлял вселенский остров,
Так не успевший стать родным,
Мечту, что почерневший остов
Над серым маревом волны,
Любовь, что чертит временами
На поле судеб вензеля,
Средь них неровными полями
Остался образ: «Ты и Я».




Чуча Суперстарчу


Она белье в реке полощет,
А он букетики рисует
И думает, — так будет проще,
Не грех расстраиваться всуе.

Упали грабли, не наступишь.
Он на сарай рукой дрожащей,
Паршиво, на одном шурупе,
Прикручивал почтовый ящик.

Ракеты, поезда и рельсы
Свалили, засыпая тропы.
Огонь в камине разгорелся.
Но утром все упало в пропасть.



Сшонэ

Осталась пыль

Осталась пыль, там где стояла
Пустая ваза для цветов,
Пустой блокнот, судьба писала
О жизни без особых слов.

И только иногда, случайно
В себе художник замечал
Порыв души особотайный
И счастья тонкого причал.

И он бегом спешил к мольберту,
И воскресить порыв души,
И кто-то шепчет,- «не спеши!»,
И в мире новая оферта...




Чуча Суперстарчу


В вазе засохли цветы, в них была червоточина,
Он посмотрел на часы и свое отражение,
Выпали на посошок из стихов многоточия,
Их недостаточно будет в другом воплощении.

Белыми нитками сшито ее одиночество, 
Перелицовано счастье на лавочке скверика.
Ей бесконечно бежать на край света не хочется,
Надо разгадывать тайны и смысл эзотерики.

Он рисовал каждый день не ее на обочине.
И эксклюзив никогда, никому не показывал.
Но на картине все двери доской заколочены,
А небеса он раскрашивал голубоглазыми.



Сшонэ

Век ниспадал и таял силуэт

Оставил век печальный передел,
Пустой судьбы заклеенные стекла.
Любви святой Бог в таинстве радел,
Где не росло, а безнадежно мокло.

Пустой судьбы? Витиеватый смысл
Былых потуг, ненужных доказательств
И отношений, всяческих касательств,
Где правит пошлость и плохая мысль.

Возвышенно хрустальным поцелуем
Бог празднует на высоте времен.
Мир примитивный богом ли балуем
Веселым утром, первобытным днём?




Чуча Суперстарчу


Экстерном и судьбе наперекор,
Он покорил когда-то Эверест,
Не альпинист, а местный прокурор,
Он каждый вечер заходил в подъезд.

Ходил по краю, но нырнуть не мог
И море откровенно не любил.
Краснел манерно, глядя на восток,
Фанатам плов по вечерам варил.

Цистернами чаи с утра гонял,
Смотрел в окно, как ездят поезда
И как спешат к любимым на вокзал,
Но он боялся выпасть из гнезда.


Сшонэ


Кузнец, меч, ученик и мир

Всегда, везде да не почувствуй яд
Простой крестьянки от былых времен,
Беги, кузнец, куда глаза глядят
Туда, где горн и нынче раскален.

Тебе судьба раздуть мехами сталь,
Тебе судьба под небом не устать,
Тебе судьба найти Святой Грааль
И обрести волшебную печать.

Её поставь на самый лучший меч
И подари тот меч ученику,
Чтобы он смог как следует стеречь
Наш бренный мир, жизнь на своём веку.




Чуча Суперстарчу


Он рассыпал воз, а два нагрёб,
Уводя коней на водопой.
Взял огонь с собой на небоскрёб,
Олово, паяльник и припой.

Там на верхотуре ад и рай,
В окнах театральный атрибут
Мистики. А за окном Китай,
По дороге катится грейфрут.

Получил завещанный скрижаль
С надписью нечёткой, — «расшифруй».
Написал под вечер пастораль,
Разместив в гостиной по фен-шуй.

Утром передал ученику
Чемодан и перья под мостом.
И сказал, — «Я больше не могу
Быть твоим оторванным крылом». 



Сшонэ


Где все едино. Суздаль.

Стекает жизнь с усталого ручья,
На камень заключительного срока,
Узоры, шарм древнейшего литья
Скрывают смыслы древнего порока.

И кажется нас видит чей-то глаз,
Вот и сейчас слегка поводит бровью,
Вздымая руку, ниспослал указ
С высокой силой, верой и любовью.

И рядом просто белые цветы,
Из под росы с особым шармом листья
Нам дарят жизнь, для пущей простоты,
Желая, пусть за доброе взялись мы.

И где-то рядом проступает рай
Там, за мостом с перилами для чаек,
Так верится, что я здесь не случаен
И специален изумрудный край.

Где все едино, камни да вода,
Живая суть и смерть пересекаясь,
Межвременно со мной перекликаясь,
Навечно укрывают города.



Чуча Суперстарчу


Сегодня он не будет жечь мосты!


Он собирал рассыпанную осень,
Решил поджечь перила и мосты,
Крестьянка на коленях его просит
Рассыпанную осень унести.

Из под моста, за пеленой тумана
Подглядывал, то профиль, то анфас
Его хозяйка, —  плоть самообмана,
Из подземелья будто поднялась.

Свет факела...Фальшивая улыбка...
Она не видит изумрудный край,
Замысловатых берегов изгиба
И солнечный, за горизонтом рай.

В зеницах блик, блестит пикантно алчность,
Как реквием из склепа пустоты.
Туман упал и воздух стал прозрачней.
Сегодня он не будет жечь мосты!



Сшонэ

И эта ночь сакрально обозначена

Спустилась ночь на перегибы света,
Пусть он и мал, не более луча,
Что излучает сердце, дух поэта
И переходит в мягкий чистый чай.
Его ли пить, и жить ли однозначно,
Да праздновать божественный настрой,
И мерить грех чужой и непрозрачный
Тому, кто не был братом и сестрой?
Суть прячется за перегибы ночи,
Чай проникает в клетки бытия,
Неведомо, сакрально, между прочим,
Глубинно изменения таят
Земли родной, живи, Земля живая,
И будь до бесконечности живой,
Пусть не годится жизнь Земле святая,
Но кто-то будет на Земле святой!