вячеслав пасенюк
Г Р А Ф О М А Г И Я
“А прошлое? В прошлом у каждого дата,
где точность дороги помята, стёрта,
где чувства без толку смешались когда-то,
где их разобрать невозможно без чёрта…”
Леонид Лавров
подожду - открою двери:
может кто-нибудь там ждёт?
жизнь прошла а я не верил
что когда-нибудь пройдёт
тем кто никогда не прочитает моих стихов
друзьям которые помнят но в большей мере тем которые позабыли
всем розовым мгновениям прожитой жизни
глине на которой возрос и глине в которую положат
девушкам мучительницам музам из жалких и великолепных
1965 ...66 ...67 ...68 ...69 годов
ученикам ничему не научившимся у меня
жене и дочерям - в достаточной мере терпеливым и снисходительным
тем книгам которых никогда не раскрою
всем пишущим всем кто ещё надеется извлечь из слова то
чего в нём может быть никогда и не было
“А ведь тут, братец ты мой, когда-нибудь, значит, расписано было. И теперь ещё местами обозначает”.
“Само собой , что расписано было. Теперь всё впусте оставлено, развалилось, заросло… А это что такое?”
“А это литовское разорение. Битва! Видишь? Как наши с Литвой бились”.
“Что ж это такое - Литва?”
“Так она Литва и есть”.
“А говорят, братец ты мой, она с неба на нас упала…”
А. Островский. Драма “Гроза”.
*
жизнь однажды застрявшая здесь
вмялась втиснулась вникла и влипла:
получилась едучая смесь
из отвала и чванного быдла
это слово прилично вполне:
было были а больше не будем
солнце сядет и в каждом окне
замелькают забытые люди
день рожденья и день шиша
день приезда и день отъезда
за один посчитаем дрожа
оставляя нагретое место
*
может дело в патефоне - в старой той пластинке?
так хотелось синей воли
золотой и синей
и зелёной изумлённой красной неминучей
только б не тоски палёной
в тишине паучьей
не понадобился посох: путь с версту - не дале
длится безнадёжный поиск
дивный как в начале
и никто вокруг не скажет как зачтётся слово
пусть оно и с кровью даже
с самой нежной кровью
*
со слезами в очах примечай:
день погрязший в туманце убогом
на столе остывающий чай -
испытание странной тревогой
но судьба снова милует нас:
мой стрелец где-то бродит по свету
я по небу иду в первый раз
да - впервые и прямо по небу
я доверил перо облакам
и в зрачках отразились смиренно
понимающе ластясь к рукам
осторожные грозди сирени
*(Генрикас Радаускас: “Юность Гомера”)
я пил молоко не сдувая
жемчужно-молочную пену
и хлеб неземной преломляя
ловил в небесах перемену
звучали подпасков свирели
дремал я платаном укрытый
и пчёлы нестрашно гудели
мне мёд принося духовитый
о как мне везло как безбожно
созреть виноград торопился:
тянулся ко мне всею дрожью
и каждой счастливою кистью
нас боги на свет породили
заботясь о этом едва ли
мы с лирой на пару бродили
и меч и любовь вовспевали
а звёзды чуть смолкнули звуки
чтоб волны меня не будили
свои золотистые руки
на море легко опустили
*
беспокойством неясным измотаны
попугайчики смотрят растерянно
вот и мы - точно пташки залётные
на уже доцветающей дереве
порасправив к вечеру крылышки
напеваем склевав до крошечки:
мы изящны и столько выдержки
и блестит оперенье - божечки!
но покуда тешимся песенкой
жизнь другими наспех листаемая
стороной пролетает и весело
машет нам загорать оставленным
*(Генрикас Радаускас)
афинские граждане в тусклом трактире
с поэзией этак и так разбирались
в конечном итоге они утвердили:
Гомеру гекзаметры явно давались!
трагическим морем слизнуло героев
а песни о Трое звучат как вначале -
под каждой горою над каждой дырою:
“Гомеру гекзаметры явно давались”
три тысячи лет как три тыщи походов:
не гаснут пожары и жертвы дымятся
и речью Гомера своих доброхотов
наяды баюкают и не стыдятся
*
мне сподручней носить в решете:
чем наполнили - тем наполнили
забывая названья вещей
обращаюсь к ним чтоб напомнили
вот бы флюгером вправду вертеться
со следа сбивая ночь
под луной хоть однажды согреться
в ступе речь истолочь
на холодное дуть не позволишь
против ветра плевать не станешь...
столько помнишь несносных пословиц! -
до Москвы их не переставишь
*
долины выскрёбывают мечами
леса насквозь протыкают копьями:
железные люди пришли за вами -
о пруссы! вы этого так и не поняли
над вами беззвучный сомкнётся ил
иссохнут кости в песке побережий
выбиты боги не стало мужчин
петь по-иному заставили женщин
только один остался в живых -
страх припавший ко дну залива
рыбы тыкались под самый дых
тыща чешуек по телу налипла
ни рощ священных ни прежних огнищ:
что срублено что заросло бурьяном -
взираем из облюбованных ниш
сказанья веков распихав по карманам
под пиджаками топырятся жабры
люминесцентные светят гнилушки
душ челноки шныряют и жарко
спорим где глубже а значит лучше
*
творил я тебя словно стихотворение
людей и вселенную вылепив заново
лишь горестный путь заслужил возвращение
тоску по стаканам разлей для незваного
люблю как живу: упрямое кредо
впечатал в кору обнажённого кедра -
теперь не возьмёт ни прохожий разгневанный
ни кислота самых жгучих мгновений
*
обо мне чужих не расспрашивай:
намутят наболтают рассеянно
сама же как хочешь раскрашивай -
хоть желтизной хоть зеленью
просто негде и некогда верить
ни вчера ни сейчас ни потом
топором остаётся херить
начертанное пером
*(Генрикас Радаускас)
во глубине пустой квартиры
душа к забавам не лежит:
стеклянным эхом давней лиры
она задета и дрожит -
я обречён в краю детей
петь песни умерших людей
вот ласточка - на день на счастье -
перекрестила небеса
часы на девичьем запястье
быстрей моих на полчаса
...я обречён в краю детей
петь песни умерших людей
*
микрорайон никак не вошедший в историю:
просто в ней не нашлось подходящего места
здесь не жил с такого-то по такой-то
никто хоть сколько-нибудь известный
разомкнутые дворами бетонные пазлы:
тот кто их выложил должно быть следы запутывал:
ни крупицы классического ни капельки классного
ну хотя бы приличного или путного
полстолетия отстоял можно сказать отмыкал
есть разваленная промзона без признаков романтизма
а что если нас заминировали и где-то сидит невидимка
осталось дождаться когда на кнопку возьмёт и натиснет
*(Йонас Стрелкунас)
ты - звезда какую не достанут телескопы
ты - вокзал к которому не ходят поезда
ты засыпана песками как тоскою
ты была когда-то и всегда
помню или снилось как повозки с сеном
плыли лугом к золотой реке
та любовь тот календарь настенный
медленно листаемый - но кем?
странным холодом бываю скован
мелочи считаю знаками судьбы
у друзей и даже незнакомых
сонники пытаюсь раздобыть
*
от самого белого облака от самого светлого облика
падают чёрные тени обычные чёрные тени
в том нету ни злого ни доброго ни праведного ни подлого
на этом поставим точку: сравнения осточертели
лето сверкающий памятник нет - раскалённый маятник
слышите скрип и скрежет?
это июль как проклятый это июль как нанятый
режет по неживому и по живому режет
*
как прорвой поглощённые асфальтом
шаги прохожих смолкнут за спиною:
вовеки я не познакомлюсь с вами
и потому знобит в калёном зное
колеблют кони уровень небес
в траву прилягу - погляжу сквозь травы:
под землю провалившиеся храмы
отбросят тень имеющую вес
прими её да руки не порань -
ты ничего на свете не утратил
пусть будут чистыми твои тетради
с которыми преодолеешь грань
*(Гинтарас Патацкас)
что ты лепишь неженка-надежда:
лампочка под сводом безмятежным?
твой хозяин сторож-полуношник
выключить забыл - опять оплошка
на корриде в пыльном коридоре
сходятся в разборках и раздоре
стёртые подмётки и подошвы
старые одежды и одёжки
ты зачем природа соблазнила
нас прозреть - на миг единый милый?
чтоб увидеть сквозь туман блаженный
в звонком небе журавля скольженье
мама! разве мы на этом свете
только отмельк брошенный кометой?
только мимолётные сцепленья
сна с дождём или горы с оленем
...из клепсидры соки вытекают -
я лежу под древним древом рода:
кровяных телец перекликанье
слышу в толще почвенного свода
*
с трясущейся головой
в домодельной нелепой маске
она поравнявшись со мной
обратилась с налётом опаски:
“вы прожили дольше меня -
когда это всё закончится?”
ответить - нескоро? на днях?
что ей услышать хочется?
брякну-ка напрямик
а там пусть хоть навернётся:
“как путлера хватит гаплык -
так молодость сразу вернётся”
“вы что? он такой молодец!”
тогда я вскричал чтоб запомнила:
“ступай же с ним под венец -
дурочка ты запойная!”
так вот она жизнь какая:
не в пламени и пирах -
от радости угорая
на ужас меняем страх
*
работёнка взыскует отваги
или сотни решительных грамм:
сокращать поголовье бумаги
расплодившейся по углам
неизменные неизмятые
некрещённые как ни крести
озаглавленные и безымянные
эти скорбные в общем листы
*
там за рекою галлы чужая земля
может быть вообще край и конец земли
здесь он стопой придавил дикий чеснок
как варвара что повержен но не добит пока
взором по небу шарит по облакам дождём
набитым как пчёлами улей - что предпринять?
словно гряда прореженная легион за его спиной
в голове облаками проносится накопленное умом
как наводить переправу огонь развести во рву
у покорённых женщин заполучить своё
как принесенной жертвой отвести божественный гнев
опыт - великое дело но здесь и сейчас не в счёт
скопом швырни в колодец с отравленною водой
пора обращаться с речью побольше острых приправ
ветеранов пробрать до печёнок добродушной ругнёй
небесное око наметило - кому погребальный костёр
под триумфальной аркой кому проходить дано
ещё далеко до марта - до трёх ударов ножом
а также ударов в спину добивающим с силой копьём
пора отдавать приказанье - у каждого свой Рубикон
*
псы разрывали печаль
и поймать невозможно было
лай уносящийся вдаль
как будто бы здесь не мило
“никогда не будет ничьей” -
провозглашал священник
мелькая среди свечей
подобно чёрной ищейке
“никогда не будет ничьей” -
поддакивал бравый могильщик
включаясь в порядок вещей
лопатой ровняя нищих
а женщины мощный лук
заплетали в тугие косы
кому возлежать в углу?
кому убираться с возу?
и дожевав потроха
старики чтоб не таять летом
убирались в свои погреба
чтоб не слишком разило тленом
*(Арвидас Амбрасас)
где-то там пирамиды
караулят накопленные пески
где-то там другие пески скитаются
таща на себе мумии цивилизаций
не вернутся назад караваны
и те что за ними проследуют
сны моего детства продолжают сниться другим
раздайте прохожим не законченные мною письма
кому достаются воспоминания
спиленной груши спиленной яблони?
в лужицах плещутся воробьи
как дети плещутся в смехе сквозь слёзы
ткёт паук паутину а солнце ему поставляет
лучи отслужившие миру
хочется пить хочется выпить за всех
или чашу за всех испить
хоть каплю из чаши бездонной
мама! жизнь оказалась короче той цепи
на которую нас посадили
посредине пустыни колодец
в нём вода почти ледяная
но пескам не нужна вода
а люди сюда не заходят
*
заткнитесь пожалуйста и не кричите
ни по-российски ни по-английски:
прабабки пируют в созревшей гречихе -
стучат деревянные ложки о миски
над ними как никогда коварно -
по чьей указке? для чьей острастки? -
кукушек несытое кукованье
разносится и повисает в пространстве
а чуть в сторонке бедный кузнечик
богом забытый мальчик-с-пальчик
скрипит и стрекочет про добрый вечер
ему не верят - он чуть не плачет
*
“...они расстреляли меня -
сказал Федерико Лорка -
в Каталонии или в Тавриде
они и тебя прихлопнут
пробуя спелую дыню
пожирая глазами округу
как пожрали беднягу Франциска
что кузнечикам поклонялся
как пожрали Пабло Неруду
как любовь и друзей пожрали
так они пожирают море
в италийском лазурном Гурзуфе
где растут кипарисы и лавры
бьют фонтаны и старый татарин
иногда постучится пальцем
но калитка небес на запоре”
*(Витаутас Бложе)
было темно в деревне: ни огня ни дыма
в кузнице было пусто: ни мехов ни горна
как-то вечером забрела старушка
такая себе побирушка: “мне бы переночевать”
запалила огонь в печи протопила баньку
горсть углей отнесла: горн раздула в кузне
лупит молот по наковальне:
о чём задумались кузнецы?
хорошая старушка добрая умная -
как бы не убрела
посадили её на цепь: за кольцо приковали к церкви
ветер стибрил огонь из костра пастушат:
лес сгорел и пеньков не оставил
пришли за советом к старушке
а у той в сморщенной пригоршне
чёрные зёрна -
вороны тучей летают поклёвывают
“сейте - сказала - в пепел”
летом склонился тяжёлый колос
срезали поле свезли урожай хлеб испекли
старуха в церковной ограде
по пояс засыпана литьями
учуяла хлебушек ей принесенный
отломила горбушку для пастушат
зимою вспомнили о побирушке
глядь - а вороны до печени добираются
постреляли ворон
а наутро пришли - нет ни старушки ни церкви:
только след через поле тянется
длинный как цепь
*
знаем точно когда и куда придём
космополиты ближайшей балки
день отражается в небе кривом
в ожидании инфляционной прибавки
больше нечего славить - здесь кровь и любовь
отчее с материнским разом
лыжи востри и телегу готовь
держи под рукою последнюю фразу
какую навряд ли успеешь сказать
потому запиши запечатай и выбрось
что остаётся ещё слизать?
капельку мёда
невинную хитрость
*(Ремигиюс Гражис)
и добавочные автобусы не вмещают людьё
солнце катится в сторону осени
точно сердце моё
ливень призрачные полотна ткёт уже наизусть
пусть неслыханный наоборотный
но к тебе возвращусь
“не исчезни - зову как ребёнок - в многоцветье октябрьских завес!”
я - земля: столько здесь погребённых
я - земля: столько любящих здесь
*
до меня перебрали руду
редкоземельное довыскребая чисто
перебираю крупу
отметая ворчизмы и старичизмы
время проходит быстрее
чем мы пролетаем -
если банальное проверяешь на собственном опыте
от него начинает веять то ли индией то ли китаем
а не попахивает любимым исподним потным
*(из 1968 года)
из какого века солому
с крыши ворует ветер?
след по следу иду - паломник:
милосердные боги светят
деревянные изваянья
привечают на перекрёстках -
золотые мои признанья
все в намётках штрихах набросках
не такие ль скворцы и вороны
были в пятом столетье в десятом?
рыжий пёс стерегущий ворота
провожает досадным лаем
через луг припущу проворней
там сорока трещит про дворик
где отец мой и дед и прадед
ладят обод и косу правят
*(Сигитас Гяда)
утро ищет птиц по лесам
а птиц полно над Литвою!
вырастает земля на глазах:
побегу за людьми - за собою
я не сбрендил не окосел:
не нужна неотложка
всем на свете стану и всем
буду нужен как ложка
что ж вы бьёте, кляня -
животные или хамы?
вы любите меня:
обопьёмся стихами!
*
на охапке подгнившей соломы
доиграем что прежде трагедией
называлось довольно условно:
сочинявшие искренне бредили
мировое дурное месиво:
всё что массово кассово бросово -
наши вымыслы наши версии
одноразовы стоеросовы
были душами - будем душами
а пока таскаем тела
за неимением лучшего
чёрт возьми да и чья б ни взяла
за скользящими в сбитом лайнере
проследим как тогда угрюмо
и последнее наше желание:
не рождаться по новому кругу
*(Марцелиюс Мартинайтис)
минута была тяжелее и глубже земли
из пяти должен был уцелеть один
расправщик поигрывал револьвером: “ну - пошли!”
но молчали они
утро пахло тмином и молоком - застыл
возле ямы ещё не могилы самый старый в шинели куцей
он был из крестьян и видел коней в клеверах густых
он знал - если умрёт кони уйдут и никогда не вернутся
второму привиделась мать: она переводит стрелки
на полу земляном не зябко её подошвам
ему бы хотелось вернуться в старое закопчённое зеркало
откуда несло мышами и прошлым
знал третий: когда умирает солдат умирает тень
деревьев и сами деревья и женщины и молочай
облака умирают и пальцы детей
ведь погибнуть значит медленно перелиться в траву и замолчать
четвёртый был трусом и ясно видел:
не будет ни памятника ни могилы под тощим кустом -
какой-нибудь пахарь сто лет спустя на пахоту выйдет
и плугом вывернет череп насквозь пустой
пятый поднялся - юноша: снял сапоги
табак разделил фотокарточку втиснул в чьи-то руки
на ней неуместно девочка в бусах недорогих
улыбалась идущему на смерть другу
так они ждали когда окунутся в полночь
где нет ни света ни тьмы лишь земля навсегда испятнана
кобуру не остывшим ещё револьвером расправщик заполнил
поля клеверов пропавшие кони молчащие пятеро
*(из 1979)
наш поезд с севера летит на юг -
лежу на километрах и метафорах
берёзы в оспинах мелькают как заборы
всегда тепло бывает от берёз
как тролли дети провожают поезд
чюрлёнис бродит меж землёй и небом
закрыла бабочка крылом и лес и лето
но выбивается закраек Меотиды
*
танцующая нога обнаружена в нашем лесу
дева мраморная должно быть пробегала прошедшей ночью
восход розоватил поблёскивающее бедро
какое приличествовало богине
преисполнясь решимостью всю её воссоздать
из пчелиного воска взялись лепить
недостающие члены
облепили находку как поросята матку
наконец желаемый облик предстал перед нами воочью:
длинные волосы цвета пшеницы
юное тело под лёгкою тканью
грудь вздымаемая дыханьем губ изгиб переменчивый -
как в экстаз мы впадали в античность
кто-то всплакнул кто-то “отче наш” бормотал
мы удерживали друг друга от взрыва от дикого танца
от неслыханного святотатства
глотки сами того не желая злобно пели любовные гимны
ногти впивались в ладони
тот кто первым приникнул к ней и память утратил и чувства
таял воск облекая его в золотистые ручейки
больше друга мы не видали а ногу зарыли в овраге
молча взоры потупив разбрелись чтобы не встречаться
*(Сигитас Гяда)
в Литве в каком угодно веке
лишь птицы женщины и ветер
...коровы шли восход колыша
метался жаворонок рыжий
на луговине у реки
платки совсем как мотыльки
ныряли тени длинных крыльев
и реки бились землю рыли
и звери красные как кровь
ворочались в траве сырой
а был ли я? а может всё -
из глины вылепленный сон?
*
земную жизнь пройдя до основанья
доев приставки суффиксы и корни
дожёвывая то чему названья
не подыскать ну разве в комбикорме
да в комбижире на комбинезоне:
какие-то следы намёки знаки
но разбирать не стану - не назойлив -
ни в обезьяний год ни в год собаки
неинтересны штуки экивоки -
чужих времён затейливые руны
к рукам не перья тянутся - отвёртки
а к ним ответно тяготеют руки:
винты довинчивать неспешно до отказа
глядеть задумчиво на плоскость без ответа
и без привета не бояться сглаза
в условиях сквозного паритета
*
тощий гвоздь вбитый в толщу доски -
наши солнечные часы
на вчерашней газете очки
отражают движенье осы
на стене - взятый в рамки вопрос
в глубине немигающих глаз
покраснеть заставляет до слёз
от стыда за стареющих нас
*
смотрит на мартовский снег и молчит
от меня ничего не требуя:
не дорос до жучар и ловчил
посторонними занятый бреднями
латы ржавеют в углу
что отрежешь мечом иззубренным?
упрекай упрекай - я пойму:
придержу остроты беззубые
сгорбясь в утренний сад выхожу
я охрип от походных песен
в этом невисокосном году
может вызреет персик?
незатейливый мой Эдем
как природный ресурс исчерпан
я держу продырявленный шлем
точно бедного Йорика череп
*
ох и жалко малое сердечко:
в полосатой жмётся одежонке -
к рёбрам принайтовано навечно
к человечьей родовой решётке
жаль сердечка: мечется тоскует
с первого - чудесного - мгновенья
и не ведает ни сном ни духом
что оно свободно от рожденья
*
покуда в кремле обитает кощей
мы прозябаем в бетонном срубе
жена завязочки перешей:
продолжим плесканье в фейсбучной группе
зашей крест-накрест беззубый рот:
я о своём так что бровью не дёргай
вконец истрепался мой нервный трёп:
ни жгучего хрена ни редьки горькой
но продолжаю считай задарма
точить и точить вдохновенные лясы
пока ещё граммы моего ума
сопротивляются килограммам мяса
*
ворох копий утята гадкие
не для вас лебединый крик
оседающий мутной капелькой
на заплаканный черновик
шар летит на предельной скорости
разрывается голова
эй вы детища незаконные -
я отказываюсь от вас!
можно долго казниться и корчиться
бить стаканы о лоб стены
но замаранному в стихотворчестве
не отмазаться от вины
*(из 1971)
гремит вокзал - к его глухой стене
прижата мысль не ставшая словами
ты мечешься но места нет тебе
в бездушном лазарете расставаний
пускай осудит трибунал созвездий
но даже в прорве моря и в аду
не унижайся ни мольбой ни лестью
пред идолом что с правдой не в ладу…
откуда эта страсть к чужим реченьям?
о дембельнувшийся! уймись уймись
дневной ушёл - уедешь на вечернем
любая даль предполагает близь
высокий стиль тебе не по зубам -
скажу на эмпээсовской скамейке:
не чёртом и не ангелом Адам -
будь человеком корчась в человеке
*
в мозгу у господа бога
однажды заело винтик
совершенно ничтожный винтик
на котором держалось время
нашего городка
и понятое не сразу
у нас поселилось несчастье
стали бессмертными черви
куры скотина люди
идеи и тараканы
и радовались бессмертью
и без конца пировали
пили бессмертное пиво
поедали бессмертных кур
и ничего не боялись
плакали и любились
любились и хохотали
так позабыли про всё
и городок оторвался
от привязи и улетел
больше о нём не слыхали
больше о нас не слыхали
о нашем весёлом бессмертье
о том как бессмертно бухали
и нам тараканы внимали
*
я заблудился в глубине мозгов:
там среди голых неживых стволов
бессонно бродят раненые звери -
достали их задумчивые стрелы
плоды тяжёлых выпуклых очей
свисают с шевелящихся ветвей
я заблудился и ломлюсь по дебрям
по чьим-то неосуществлённым бредням
спастись возможно обернувшись вепрем
или совой - сверкнув в последний раз
последней мыслью обоюдоострой
себя располовинить - это просто
а сверху надвигается апостроф -
всевидящий окаменевший глаз
*
поля упали на колени гаснут
ночной золою небо замело
трепещет клевер всей душой зелёной
что вырвалась из памяти коня
цветёт шиповник лунного луча
израненной рукою тихо гладит
берёзу обручённую навечно
с кровоточащей глиною Литвы
недолгая отчизна ностальгия:
и парашютик бедного осота
и жаворонок - бог земли и неба -
парящий в запрокинутой вселенной
*
уехать туда где не знает никто
где жизнь бесконечный мотает моток
где целыми днями стучит молоток
где бродят бессмертные люди
им чхать на февраль и на лютый
податься туда где лежат под кустом
мой лук и калёные стрелы
где запад был запад восток был восток
и знал я кем быть и что делать
и тратилась долго и тщательно столь
весомая медная мелочь
где кладбище стало пристанищем нам -
немецкие камни и травы
где радость щенячья взахлёб где и впрямь
хлебнули сладчайшей отравы
где в кирхе крутилось лихое кино
а мы и не знали что в кирхе
и все теоремы на слове “дано”
кончались а песни про вихри
кружили над нами ничуть не страша
а все роковые скрижали
на уровне сказки ползли не спеша
и вот доползли и - прижали
*
вольные и невольные
беглые переводы
как полушубки нагольные
скинутые на подводы
с богами переговорив
путь восвояси держу
подаренный мне мотив
чтоб не забыть твержу
планетам подай парад
мне лучше где испокон
липы у почты в ряд
и древний хрипит патефон
*
за селом стоят коровы:
облака рогами роют -
те проходят стороной над запёкшейся землёй
что им видно облакам?
как мы ходим по рукам
лишь засаленные карты обращая к небесам
острый тонкий корень зла
из прадедовского сна
дотянулся напирая: что ж признай - его взяла
мы забросили тома -
эти пастбища ума
нас проигрывает в кости придорожная корчма
все четыре мужика
спят и видят облака
на которых в рай въезжают пропотевшие века
*
мотоцикл старается стрекочет
он за временем угнаться хочет
с люлькою-коляскою “Урал” -
я в ней сна минуток сто урвал
а когда очнулся надо мной
чуть не у лица гудели ровно
словно свившись в разъярённый рой
придорожные густые кроны
вот такой оптический обман -
всей душой в железную коробку
вцепишься чтоб не уйти в воронку
поглотившую немало стран
“просим в избу” - где она изба?
стены - лес а кровля - небеса
суд да дело: господи - избавь
кару на потом перенеся
слёзно просит придорожный крест -
может кто помилует...
я из этих ярмарочных мест
ставших замогильными
*
возьму лягушонку в жёны
заживу на старом болоте
где стелется дым над землёю
подстать домотканым полотнам
разлетелись денёчки по чаще -
до вечера не собрать
на самой серёдке сказки -
льда белоглазая гать
навяжу из оставшихся жил
большущую правду о хлебе
который для птиц раскрошил
заселяя тёмные клети
а те кому не хватило земли
чьи обрублены корни и ветви
умирают в такой дали
где не бродят ни звёзды ни ветры
*(Корнелиюс Платялис)
дням сестра наступает конец - лишь воздух с землёй остаются
жизнь в семена возвращается время стремится к началу
путь завершается наш - над полями где властвует ветер
выпустит в небо стрелец стрелу уходящего года
пал я семенем льна в разгар весны всемогущей
милую отчую горсть белошерстным ягнёнком покинул
синее небо пригрело меня а солнце и месяц
словно бы ключ повернув наглухо почву замкнули
вырос из малых истлевших одежд легко соблазнённый
влажным и тёплым телом почвы владычицы нашей
панцирь уютный прорвав поднялся к суровому небу
бури мой стебель гнули росы лицо омывали
срок подоспел и я полным цветом раскрылся
яростно-синим: кто видел - не мог не запомнить
чаша весов поднималась вырвав меня из круга
муки моей - из плена где корни судьбу обнимали
тут спеленав поставили стопами к стылому своду
чтоб успокоилось сердце чтобы отмучились думы
в лунном пруду терпеливо я вымокал покамест
к птицам душа не примкнула отделена от членов
лёжа лежмя на ветру испившем последние соки
ждал окончания мук - сестра приступай разминая
лёгкую скорлупу - в ней нежная сущность таилась
вычеши не торопясь на размокшее лоно кострику
труд продолжая великий под знаками вечных созвездий
выбери самые чистые нежнейшие в мире волокна
в нить обрати бесконечную сотки льняные полотна
чтобы укрыть живое от сумрачных наваждений
*(из 1941 года)
как ты прекрасна: тень ресниц бездонна
как ворона крыло - волос поток
благословенны нежные ладони -
в них дышит слабый луговой цветок
прохладным утром над сырой травою
косули в невесомости парят
мир голубиный нежен за рекою
и рядом с нами голуби царят
послушай же: когда как не сегодня
нам заглянуть и сняться в ателье
свободен я - ты как никто свободна
прекрасны отражения в стекле
о милая! ещё побудь беспечной:
зеркальные витрины и проспект
и мы с тобой - как в пузырьке аптечном:
нас в грозном мире не было и нет
*(Балис Сруога)
будь же счастливой - снова и снова
тихо прошу я - будь же счастливой
где лица в рамах где дышат спесью
тебе нет равных и только в песне
старинной смутной есть некий образ
как ранним утром любовный возглас
из пут из простынь - но расстаёмся
и я целую холодный воздух
напропалую стучит повозка
а конь копытом росой омытым
о стёртый камень стучит несносно
лишь будь счастливой - снова и снова
тихо прошу я - лишь будь счастливой
*(из 1944 года)
город как город Неман как Неман
выстрелы коротко чуть не мгновенно
жизни безликие смерти бескрикие
глухо и немо глухо и немо
ходит как барыня или гусыня:
“только б не сына!” - мама просила
чтоб не прознали чтоб не призвали
длинною пулею не пронизали
крепостью Ковно и кротостью Каунаса
обережённые древности давности:
не перебьёт бедоносная каверза
стрёкот машинки сшивающей данности
путь от зачатья до гневного возгласа
дивен да слишком уж близко придвинулось
строгое кладбище бывшего воинства -
разноплеменного кровно единого
*
подруга мечтает о Марсе:
ей кто-то пообещал
а я пребываю в трансе
хотя и не отощал
ещё и тоннель не прорыли
а пялимся - где же свет?
и богу вконец обрыдли
и чёрту покоя нет
давайте закроем тему:
достаточно просмердела
давайте зароем тело
в котором ни грамма тела
подруга верит в уродца
который утробно вещает
ей-богу с такими бороться
как в отрочестве с прыщами
*(из 1969 года)
день спотыкаясь на корнях уходит
за ним ползут привязчивые корни:
им страшно под землёй и на земле -
они хотят продолжиться во мне
а вечер поливает муравейник
голубоватым снятым молоком
вон потащил мураш своё мгновенье
наверное к любимой прямиком
из музыки из ровного дыханья
из горести возникнет знак простой:
жест росчерк некий символ пребыванья -
на твёрдый берег мы сошли с тобой
за мраморным столом воспоминаний
два оборванца ждут - два сентября:
скупой как некролог наш ужин званый -
вино в пределах рваного рубля
из сумерек твоих своей рукою
свет сотворю открытый в вышину...
не всё не всё открылось мне с тобою
зато и жизнь я прожил не одну
*(это уже начало века?)
не у мэра спросить - у гомера:
всё в порядке ли по утрам?
поливали цветы бодлера -
только зла не хватило цветам
выбив стёкла как в бочке дно
с верным риском свернуть себе шею
я гляжу через евроокно
на европу всё веселее
что я предал безбожник бесстыжий?
как исус на бессчётных крестах
не доехаший до парижа
на культурных валяюсь пластах
эта мысль не сводит с ума
от кошмаров душа не стынет:
есть камю - и коньяк и чума
солнце ходит как нож в гильотине
заражённый евробациллами
от тоскливых подзолов бегу
к разрушаемой новой бастилии -
к ней навек благодарной быку:
пощади моё бренное тело -
на огонь на святую свечу
побеждённый земным тяготеньем
мотыльком галилеем лечу
пощади защити от погони:
сонм безглазых моне и мане
стаи чёрных как ворон ван гогов
доконают в том евроокне
ветер воющий просьбы отверг
прочь одежды в потёмках адских
хлещет хилый тулуз-лотрек
как вино гениальные краски
серным чадом качнуло дома
в клубах дыма сера возник
сквозь туман и гюго и дюма
проступает скелет на миг
громыхая крупповской сталью
из болотищ берлинов и вен
всею вагнерианской статью
прёт безликий сверхчеловек
нанесите на карты подробные
вид на воды где портят вид
мертвецы метерлинка бескровные
с затонувших вчера атлантид
*
в ледовом апогее глухоты
очнувшись в полночь под промёрзлой крышей
я улыбнулся комнатам пустым
и в белый карантин бесстрашно вышел
антарктика полярная зима
гоняла ртуть то под гору то в гору
горящий зрак трёхглазая сова
внушающий почтенье ретрогород
сочатся души из торчащих труб
я оттолкнувшись от дверей бесхозных
поверженной земле ступил на грудь -
мой первый шаг заставил вскрикнуть воздух
качнулся в небе искривлённый нимб
над безработным ангелом висевший
мы с ним одни мы многое могли б
но я не пивши а чудак не евши
гуляют боги в тяжкие пустясь
быть гениальными им стало скучно
к чертям собачьим вашу ипостась -
пора срывать резьбу слетать с катушек
*(в 1959 год)
поговорить бы с самим собою
которому десять лет:
он вертит глобус встаёт с трубою
верит в грядущий свет
он самый маленький в пятом классе
начитан не по годам
обидчив влюбчив уткнулся в кляссер
уплыть бы ему к островам
с соседкой ссорится из-за бога
какого естественно нет
зато есть космос зато есть Гоголь
и алый советский цвет
ни Чёрного моря ему ни метро
ни с Мавзолеем Москвы
зато домашнее молоко
и сливочные бруски
из авиации лишь кукурузник
опыляющий чем-то поля
на чердаке - слой опилок прусских
готические вензеля
ещё есть тайна деторожденья:
он спорит до жгучих слёз
по поводу пола по поводу тела
с пацанвой изучившей вопрос...
поговорить бы с самим собою
которому десять лет:
башкою лысой душой седою
кивать и кивать в ответ
*
он сидел возле самой прорвы
снег свисал над его башкою
привалившись к скале спиною
он читал бесконечную книгу
что записано в пухлом томе
знали только архары и ветры
только ели и рыхлые глыбы
и ледник наползающий сверху
птицы ели из брошенной шляпы
а лавины сходили мимо
и ни разу его не задели
узловатые руки молний
чёрный каменный лист раскололся
посредине и каждая ямка
каждый выступ читались на ощупь
буквой альфа аз алеф - не больше
*
зима прибила птицу к небесам
и птица частью неба пала наземь
меня поймёт кто от зимы спасал
себя укрыв в тяжёлой книжной массе
судьба и страсти - трагедийный жом
столетнее вино в козлиной шкуре
о чём бормочут реки подо льдом?
о чём сама с собою кровь толкует?
классическая расстановка сил
пейзаж почище пышных декораций
кто здесь герой? каков его посыл?
кому до посиненья доверяться?
мы руки греем в ледяных кусках
и руки тают - лёд никак не тает
повисло облако на вздёрнутых кустах:
в него вползаем и в него врастаем
*(Томас А. Рудокас)
всё начинается с точки в пространстве:
красная точка набухшая почка -
капля тяжёлого красного сока
вязко зависшая в штиле высоком
выше признанья и выше призванья -
сердце слеза кровеносный источник:
малым ли кругом кругом побольше
лишь бы подальше лишь бы подольше
утро кровящее яростным светом
серым дождём накрывают газеты
как напряжённо вздыхает рептилия:
надобна е до зарезу религия
вытащил ключ заводной человечек:
тикает мозг обречённый на вечность
выпали гвозди и крест накренился:
рухнул костяк как чудак ни крепился
*(Томас А. Рудокас)
памятник в душной копилке -
парусник в пошлой бутылке:
в море гнилья и отбросов -
ни якорей ни матросов
видно из тесной бойницы
стоки тюремной больницы:
парусник отплывает -
памятник отбывает
в толстой зелёной стекляшке
ни капитанов ни лоций:
тяжко придётся бедняжке
если на камень наткнётся
*(Марцелиюс Мартинайтис)
где колун огня прикупишь?
что силач зимою смелешь?
вот бы цепь добыть такую
чтобы опоясать землю
в год войны пушинку с ивы
во дворе сдувала дурочка
небеса повисли криво
словно кто их в трубку скручивал
для особенной острастки
за столом уселся голод
города пожар раскрасил:
точно рвут петушье горло
страх овечий в нас колотится -
без него мы одичаем
заглянули в сруб колодезный:
там смола в чугунном чане
...бывшие дворцы горели
гнили золотые рыбки
за беду войну за время
били мёртвого на рынке
*
остались от пышного лета
ворота высокой судьбы:
пустая забава для ветра -
шатать и шатать столбы
но кто-то должен степенно
по склону как по ступеням
сходить невзирая на дождь
округу засеявший сплошь
по дивному мрамору лестниц
нисходит вернувшийся вестник
богов не заставший в раю -
он версию выдаст свою
*(Генрикас Радаускас)
лакеи метят в нас ухмылкой
портные нам одежд не шьют
луна повёрнута затылком
и ангелы не подают
одни полуночные девы
помашут в свете фонарей
и как исчерпанные темы
сольются с ночью поскорей
мы день-деньской считаем звёзды
а в полночь пить зовём чертей
и на замызганной извёстке
выводим строки - нет святей
здесь ценят пошлую остроту
ножей столовых остроту -
никто не видит катастрофу
зияющую сквозь строфу:
из пустоты родился ветер
из ничего огонь возник
и бросившись навстречу смерти
страну из пламени воздвиг
и люди и дома исчезли
уйдя в расплавленный песок
а на краю огня воскресли
возможно лучшие из строк
*
языки потрескались - выпали вон из речи
камни пошли войною на такие же в общем камни
все кто сумел обернулись перемещёнными птицами
остальные покрылись чешуёй неизвестности
изо дня в день прибавляются надгробья кресты обелиски -
для чего земле деревянные и каменные протезы?
как ей передвигаться в тесных солдатских берцах
сдёрнутых с неостывшего чтобы остыл скорее
две тысячи с лишком реальностей сменивших одна другую
и на всех уцелевших одно уже нереальное солнце
космогоническим светом пронизана толща
в которую погрузился лишённый памяти город
рыбы глядят в зеркала наполненные водою
или особым составом внешне на воду похожим
башенный кран нахохлился над брошенною высоткой:
в ней никогда не будут ни провожать ни встречать
*(Генрикас Радаускас)
роза - чёрная словно уголь -
зацветает живым огнём
сердце бьётся хоть загнано в угол:
жизнь и смерть - против сердца - вдвоём
звёздам - вечность а нам - разлука
розам меньше чем людям дано:
умирают они без звука
в допотопном немом кино
*
липовой веткой напишут меня на песке
на ложке ножом нацарапают имя
выжгут калёным железом на сундуке
на посохе вырежут словно душу отнимут
как мне теперь умирать -
нацарапанному на ложке?
как среди вас проживать отныне?
разве что понарошке да по оплошке
когда к рукам приберут или в угол задвинут
*
бог забыл нас с тобою в трамвае
в прошлом веке застряла кабина
на холме на скале на синае -
перед зыбким зрачком карабина
из погибшего дома выселясь
человеки живут по привычке
арматура торчит вроде виселиц
вьются кабели имени Линча
трубы местных теплоцентралей
отличить ли от крематориев?
как же мы неохотно сгораем
вместе с нашей дурацкой историей
истуканам молясь и уставам
привидение с автоматом
год за годом кишки мотает
словно чёрный чулок разматывает
от припадочных танцев отчаянья
от пиров с безудержной икотой
мы в челнах наших предков отчаливаем:
на кентавров открыта охота
как в кино: реки вин кровь ручьями
всюду пряди волос материнских
слышно единорога мычанье -
залпы градов далёких и близких
*(Томас А.Рудокас)
створки распахнулись словно так и нужно
словно там за ними стало слишком тесно
из небесной раковины выпала жемчужина
человек летающий закружил над бездной
содрогнулось лоно извергая чудо
ползающий воющий человек страданья
поднял к небу голову - кто зовёт оттуда?
заплескалось знамя дикого сознанья
дальше было дальше дальше было больше
набежали толпы бросивши вязание
вдруг один в экстазе не сдержавшись дольше
запустил бутылкой в светлое сказание
створки затворились небо затвердело
хода нет безлюбым нет погрязшим в гуще
крутится радара вздёрнутое тело -
ищет жизнь иную в тишине грызущей
космос замерзающий жмётся к человеку -
он как перст единственный в звании поэта
утверждает скинувши с плеч библиотеку
что цветок красивее даже пистолета
*
смерть увенчала собачью усталую мудрую голову
древо небытия отразилось в собачьих глазах:
больше не станут бить своё избывая бешенство
сами пусть воют на свой круглый бесстыжий месяц
люди шкафов и шкафчиков костями скрипя и пружинами
на пол законной жилплощади опускают тысячи ног
нащупывают ботинки не сразу находят и матерно
поминают итоги недели и отдельно всеобщий итог
*(Марцелиюс Мартинайтис)
маманя маманя ты чистое пламя
в холодном окне отраженье зарницы
маманя маманя - трава прорастает сквозь камень
и вдоль-поперёк по усталой могиле ложится
кто в доме огонь разведёт - огонь не возьмётся:
погаснет и в окнах не станет вечерних зарниц
где вороны как сыновья где раскрыты воротца
домой мне вернуться - что облаку с дальних границ
веками молчать на пригорке и мне было б легче
и долгими не были б ночи под тёплой травой
как знать что случится - быть может на тряской телеге
сюда привезут под попоной вперёд головой
мириться со всеми меня привезут утром рано
для вечной беседы с понятливой смирной землёй
маманя маманя под снегом зелёная травка
ты чистое пламя а дома - огонь неживой
*
не за тем я сюда приходил
чтобы с вами остаться
а зачем - и себе самому не признаюсь
остаётся берёза - она никого не обидит
поле с камнем таким одиноким -
нет на нём ни единого знака
остаётся господь для одних
для других - отрицание господа
остаётся божья коровка
проползающая по библии
*
ни прадедовской хаты ни отчего дома:
родового гнезда не слепить из бетона
мечет щука икру в камышовом приюте
не робеют утята в материнской запруде
сливы зреют себе занесённые в чащу:
будут с косточкой падать на голову нашу
пауки не стесняясь вяжут прочные сети
доедаю своё допиваю на свете
что хотел бы добавить по теме по сути?
пламя спички могу удержать меж ладоней
жаль что с местными снюхались пришлые суки
и по-русски а как не по-русски долдонят
*
одомашненное зверьё
а ей-богу хозяев добрее
человеческое сырьё
от столетья к столетью дурнее
жизнь становится серой и сирой
точно мышь навсегда полевая
нас собрали по нитке с миру
перед тем как сшивать поплевали
странно думать что пёс и овца
добрались с самого Арарата:
это кровного выше родства -
поднимается брат на брата
из земли нас с тобой извлекли
чтобы землю пахали как проклятые
и добром поминали рубли
за овечье и пёсье пропитые
*(Томас А. Рудокас)
отрубили правую руку - приловчился хвататься левой
потом отхватили левую - тогда он заговорил
вырезали язык вышибли зуб за зубом
но молодые ноги шли в ритме крестовых походов
ему отъяли ступни и тысячи ног отстали
но горловое пение как свежая кровь пузырилось
пепельница переполнена - подставляй ротовую полость:
летят обгорелые спички раздавливаются окурки
глаза изнутри сверлили пока не прорвались наружу:
их выкололи аккуратно глазницы песком присыпав
но - слух! он дышал и слышал и всё что он слышал билось
в тёмные стены сознанья приговоривших его:
один скривясь зачирикал другой засвистал
а третий закукарекал - так ожил щебечущий прах
*
истина торчит посередине -
мы с тобой застыли на краю
жить бы нам как в золотой картине
а живём молясь календарю
ты опять качаешь головою
будто не за всех отгоревал
глиняное всё же не гнилое -
я бы глине больше доверял
мёртвые и дальше умирают
выжившие не живут уже:
набежавших слёз не вытирают
не найдя пылинки на ноже
высохли моря и океаны
пожелтели снимки кораблей
и не содвигаются стаканы
чтобы сердцу стало веселей
тёмный лес былых ассоциаций -
в нём не страшно хоть и не светло
устаёшь на эхо отзываться
даже если губы не свело
пусть цветы не видят и не слышат
с ними веселей исход летальный
лёгкие под небом не летают
но одним составом с небом дышат
*
здесь начало тоскливой дороги Орфея:
тропа змеиными кольцами в земную глушь уползает -
ещё успеваю взвесить сопоставить и сделать вывод
эти слова не мои - губы предков их шлифовали:
чтобы справиться с косноязычьем
рот набиваю ракушками принятыми за камни
не мои эти мысли - их приносит с морским приливом
отмечая на берегу обломками и плавниками
границы познания в соответствии с нынешним курсом
не мои эти ритмы и рифмы - ими полон струящийся воздух
на котором держатся птицы и летательные аппараты
откликается пульс заставляя раскачивать тело
эти образы не мои и ей-богу не понимаю
как возникают они как проникают в жилище
по-хозяйски садятся к столу требуя угощенья
да и жизнь не моя: я пытался её присвоить
примеряя чужие одежды исполняя чужие каноны
так она и сложилась: ни нашим ни вашим
*(Имант Зиедонис)
свеча горит - кто ставил? кто возжёг?
и пламя белое качается колдует -
то горячо то зябко словно бог
и чёрт на душу - подменяясь - дуют
свеча горит… прекрасная свеча
и ветер налетая пламя сводит
и тает плоть по стеблю волочась
и тают очертания свободы
хоть и мала нетронутая пядь
тьма в удивленье в ужасе в кручине:
свеча жива - тьме доведётся ждать
пока фитиль иссякнет в парафине
погасла но и это не итог:
она ещё в глазах моих ликует!..
вокруг шумит-гудит небесный торг:
чёрт и господь душой свечи торгуют
*
что день разламывал на части
то свяжет ночь и оживит
един ты в ужасе и в счастье
един и в смерти и в любви
под солнцем во вселенной стынущей
среди обуглившихся звёзд
в строфе последней больно выгнешься
как будто выпрямишься в рост
*(Марцелиюс Мартинайтис)
ах ровно-ровно и тихо-тихо
кукушка плачет и камень слышит
ах я увижу во сне Жемайтию -
зелёную на глинозёме рыжем
накуковала кукушка утром
скирду клеверов мёды обильные
накуковала беду кому-то:
на крестовину липу срубили
имя отца по древу начертано
ах ровно-ровно серебряной краской
нынче кукушка вилась зачем-то
вокруг меня на рассвете ясном
ах гладко-гладко косит по ряду
коса острием стальным незрячим
укрыли плотно сестру и брата
гроздья рябины - кукушечьи плачи
*
горсть песка бархан и дюна
части речи части света
где-нибудь в глуши июня в голубой пустыне лета
не считай дружок - собьёшься
сыпь сюда потом обратно
если с духом соберёшься повторишь неоднократно
нет различий стёрлись грани -
всё ушло в пересыпанье:
завораживает крайне золотое прозябанье
искренне твоё старанье
разобраться постатейно -
разместить своё собранье: ночь отдельно речь отдельно
не устал ещё приятель?
не получится короче
до чего песок опрятен: ровен сух и непорочен
*
письмо переходит в чтение
чтение переходит в письмо:
это такое течение - многих уже унесло
реставрация детства
не возвращает домой:
не даёт ощущение места где время на ты с тобой
восстановление юности
по нескольким адресам
не избавит тебя от сутулости и кормления по часам
что там осталось? молодость -
младость в охапке дров
было не очень холодно да захотелось костров
и загорелись милые
и весело так сожгли -
не оставляя имени знамени и любви
_ _ _ _ _
Вильнюс - Кёнигсберг - Тильзит - Паплака - Херденау - Нью-Йорк на Кривом Торце: 1966 - 1996
Макеевка: май - июль 2020