Я связан, скрывая туман взаперти,
величественной меднотелой арабкой.
Я скован, свивая огонь в голове,
могущественной крутобёдрой еврейкой.
Мне вдоволь найти ни инжира невмочь,
ни вин, ни нарциссов, чтоб тел их коснуться,
и мне это важное высказать вслух
нельзя никаким человечьим наречьем.
Еврейка подарит мне красную нить,
но в разум и в совесть загонит булавки.
Арабка подарит мне вздохи луны,
но вырвет из тела прозрачную душу.
Авремл [1] заносит над Айзиком [2] нож.
Он сына теряет – я больше теряю.
Но где же барашек? Ушли чудеса.
О, я задыхаюсь в овечьих кудряшках!
Фальшивый папирус висит на стене,
а рядом – изъеденная деревяшка,
а к ней приколочен испытанный труп
неверного сына горчичного цвета,
и каждый запуганный скомканный день,
рябящий, как траурный смог Галилеи,
вбивает в мой череп пронзительный гвоздь.
Я голем-андроид, я тварь Франкенштейна.
P.S.
Вино и нарциссы на шатком столе
влекут совершить злодеяние в храме.
Шагая вдоль мёртвой старинной стены,
я стану безмолвным, как горестный камень,
и будет душа одиноко брести
сквозь путаницу коридоров и комнат,
а весь углерод, что основывал плоть,
бездушные руки спрессуют в алмазы.
__________________________________________
[1] Авремл – один из идишских вариантов древнееврейского имени Абрам (Авраам)
[2] Айзик – один из идишских вариантов древнееврейского имени Ицхак (Исаак)