Знаешь, родный, вся гадость в том, что прощаться просто:
отпустить тебя до соседнего перекрёстка —
сначала руками, взглядом потом. И сердцем.
Сложно чувствовать, как от этого сердце сердится.
Сложно чувствовать возмущение и встревоженность,
что плохое перевесило всё хорошее.
Знаешь, словно рвут тебя медленно, как бумагу,
на две беззащитно-голые половины.
А ты р а з р е ш а е ш ь. И смотришь, часто помаргивая,
не на бумагу —
на собственную
сердцевину.
Прости, говоришь. С е б е говоришь, наверно.
Тебе говоришь «не прощай» — о прощании ли, прощении.
Но позволяешь
расстоянию
увеличиваться
равномерно.
А в сердцевину дует сквозняк, словно в стену с широкой щелью.
Сложно, когда плохое перевесило всё хорошее,
но хочешь себе внушить, что ошибся — есть шанс, воскреснет всё.
Разорванный этим надвое, попрощавшийся, растревоженный,
хочешь просто потери памяти,
обычных радостей,
р а в н о в е с и я.
За все мои долгие жизни,
к части которых и ты причастен,
я одинаково не умею всего две, равные в силе, вещи:
превращать прощание в чьё-то убийство
по мстительной прихоти человечьей
и
отказываться
от
счастья.
7.06.20