Мы с родителями переехали в новый дом, когда мне было 4 года. До этого момента мы жили в коммуналке с соседями, а теперь у нас на троих была своя однокомнатная квартира-хрущёвка с маленькой кухней и совмещённым санузлом, на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома.
Очень быстро я перезнакомилась с детворой нашего большого шестидесяти-квартирного дома, и мы с утра до позднего вечера пропадали в подвижных играх во дворе. Во что мы только не играли: в секрет, фантики, дочки-матери, доктора и пациентов, кукольный театр, скакалки, резинки, классики, веришь-не веришь, испорченный телефон, штандер-выбивалу, догонялки, прятки - всего не перечесть... Очень быстро дети выбрали себе друзей, с которыми проводили время чаще, потому что у друзей были общие интересы. Моей закадычной подругой стала Валя-Валентинка, жившая в двухкомнатной квартире на пятом этаже, в соседнем подъезде. Это была четырёхлетняя девочка, чуть повыше меня ростом, светловолосая с серо-синими глазами-блюдцами, очень подвижная и ужасно любознательная. Она была готова на любой сюрприз, шутку и от неё можно было ожидать любого подвоха. Я же росла очень доверчивым ребёнком, всегда готовым прийти на помощь, не способным преподносить неожиданные "сюрпризы" и делать разные пакости. В то же время, я всегда стремилась к справедливости, и, если нужно, готова была защитить эту самую справедливость не только на словах. Иногда дело доходило даже до драки, страх был мне неведом...
Как-то мы с Валей катались на качелях во дворе. Это были две лошадки на обшей длинной и широкой перекладине, которые то опускали нас на землю, то поднимали к верхушкам растущих рядом кустов. Мы весело катались, смеялись и отпускали поочерёдно разные необидные детские шуточки, пока Валя не придумала для меня очередной свой "сюрприз". Когда она опустилась на землю, то не стала отталкиваться, от неё, чтобы взлететь наверх, а начала надо мной потешаться, держа меня наверху. Сначала мне было тоже смешно, а потом надоело сидеть в одной позе, и я, болтая в воздухе ногами, начала просить подругу опустить меня на землю. Но та, не обращая внимания на мои просьбы, продолжала хохотать, держа меня почти на двухметровой высоте. Мне было страшновато прыгать вниз, я долго не решалась, но, наконец, набравшись смелости, спрыгнула с качели на землю. Выходка подружки так меня разозлила, что я подошла к смеявшейся Валентине и ударила её по щеке. Валя с криком и плачем убежала домой.
Я очень переживала по поводу своего поступка и через час переживаний пошла к Вале домой извиняться. Мне открыла дверь Валина мама. Увидев меня, она начала ругаться, кричать, сказала, что я - очень плохая девочка, и Валя больше не будет со мной дружить. Мне было очень стыдно и тяжело слышать о себе такие слова. Я пыталась извиняться и искренне просила прощения, чем, по-видимому, смягчила сердце тёти Веры, и она позвала Валентину к двери. Я попросила прощения у Вали, и мы снова побежали играть во двор.
В палисаднике возле дома цвели посаженные жильцами дома фиалки, космеи, ромашки, мальвы, васильки, настурции, ноготки... Над цветами летали бабочки и очень любимые нами мухи-жужжало, которых мы называли мухами "це-це". Поймаешь такую жужжало, посадишь её в пустой спичечный коробок, а потом поднесёшь к уху и слушаешь бесконечное пение насекомого. Если коробка не было, то просто держали муху в кулаке, не давя её. Нам было невдомёк, что издеваемся над бедными насекомыми, и мы любили охотиться на певучих жужжал. Мы с Валентиной приблизились вплотную к палисаднику, и Валя радостно закричала мне: "Смотри, смотри, на ромашке муха "це-це"!" Обычно Валя сама старалась поймать муху, а тут предоставила мне возможность поохотиться за добычей, и я отважно накрыла рукой указанную подругой цель, сомкнув пальцы в осторожный круглый кулачок. И тут же взвыла от дикой жгучей боли. Не раскрывая кулак, я с огромной скоростью помчалась домой. Благо - квартира находилась на первом этаже. Прибежав домой с криками и плачем, я открыла кулак, и мама увидела впившуюся в руку осу. Она осторожно взяла осу пинцетом и положила её на подоконник. Потом обработала мне руку, а после подвела меня к подоконнику, на котором неподвижно лежала мёртвая оса и рассказала о том, что же отличает ос от безобидных жужжалок. Я поняла, что самое страшное в осе - это жало и, разделив пинцетом туловище мёртвой осы, оставила на подоконнике только заднюю её часть. Успокоившись, побежала снова играть во двор. Вечером на улице остались гулять только взрослые. Женщины сидели на лавочках возле подъездов, а мужчины играли в домино и карты, сидя за дворовыми столиками. Мы же - детвора - отправились по домам ужинать и ложиться спать.
Прибежав домой, я сразу же направилась к подоконнику, на котором лежала задняя часть моей обидчицы - осы. Мама открыла окно и оставила его вечером для проветривания. Я с удовольствием хлопнула осу ладошкой, и тут же взвыла от жгучей боли, удивлённо и с досадой закричав во весь голос : "А-ааа, ж-жопа, жопа укусила! Ж-жопа кусачая, аааа!" Мама тут же прибежала с улицы спасать свою дочку. Она сразу поняла, в чём дело, а взрослые во дворе просто покатывались от смеха, каждый по-своему представлял картину, как меня - самую мелкую девочку нашего двора, кусает чья-то неведомая жопа... Как оказалось, жало осы выдвигается из её брюшка рефлекторно -при нажатии на брюшко. Оса не расстаётся со своим защитным оружием даже после своей смерти. А вот пчела, жаля кого-либо, оставляет своё жало в теле обидчика, а сама при этом погибает. Вот такая забавная история произошла со мной в глубоком, и очень далёком теперь, детстве.