Владимир Попов
ПЧЁЛОЧКА ЗЛАТАЯ
(фольклорная тетрадь)
часть XXIX
130. Собаки лают за забором
Собаки лают за забором –
за красной каменной стеной.
А я иду последним вором
по нашей улице родной.
Собаки бегают и злятся –
я просто вышел погулять.
Чего они меня боятся? –
я не намерен воровать.
Охранник вышел за ворота
и показал мне строгий лик.
Но у него своя работа:
– Ты что здесь ползаешь, старик?
Я супротив его бессильный,
и у меня убогий вид…
На разворованной России
охрана крепкая стоит.
131. Ветерка весенний гуд
Ветерка весенний гуд…
Хорошо на воле.
Во-он, от всенощной идут
две старушки полем.
Как ребёнки малые
от свиданья с матерью:
Ефросинья Павловна,
Параске… Игнатьевна.
И просфорочки у них
во платочках вышитых…
В чистом поле не одни:
песня птичья слышится.
И на солнечном закате,
как цветочки алые:
Параскевия Игнатьевна,
Ефросинья Павловна.
132. Не видать зазнобушки
(песня)
Не видать зазнобушки
целых две недели…
Воробьи-воробушки
в поле улетели.
Светят звёзды кроткие,
как глаза невинные.
Ноченьки короткие, –
ночи воробьиные.
Только нынче к вечеру
маленькие птицы –
так тревожно мечутся
от огней зарницы.
133. Я ко многому готовый
Я ко многому готовый, –
ну, а тута нету слов…
Ай, Поповы! Ну, Поповы, –
натворили чудесов.
И живут не ради славы,
а в заботе и в труде
Михаилы, Владиславы,
и Артёмы, и т. д.
Вот фамилия какая –
даже грязь не липнется.
И собаки не кусают.
Гусаки не щиплются.
… И в Архангельское утро,
и в Мезени среди дня
я всё радуюсь, как будто
это всё моя родня.
134. Посередине бытия
«На полпути земного бытия»
Данте
Посередине бытия
иду по пройденной дороге,
как будто возвращаюсь я
под кров счастливый и убогий.
Туда, где нету тени той,
которая лицо покрыла.
Где детства образ золотой
является тепло и мило.
Сирень тяжёлая цвела.
И радость частая гостила.
Где мама «маменькой» была.
И на ночь бабушка крестила.
135. Зима в Мезени снится
Зима в Мезени снится
на белом берегу.
Под стенами больницы
собаки спят в снегу.
И птица не летает
у белых берегов.
И тишина такая,
что слышен хруст шагов.
Один ездок убогий
(мне снится в этих снах)
по узенькой дороге
проехал на санях.
Заснеженные площади
зимою мировой.
И пар стоит у лошади
над белой головой.
136. Скоморошина
Не просыпались горохи,
не с морошкой чаи пьют –
скоморохи, скоморохи
скоморошничают.
Тот поёт и в дудку дует –
чисто слово на губах.
Этот ходит на ходулях,
этот ходит на руках.
Насмехается-судачит,
изумляется народ:
там медведь ревёт и плачет,
цепь железную грызёт.
Поводырь платок уронит,
и медведь – лохматый ком –
низко голову наклонит,
кувырнётся кувырком.
А веселье разливанно –
в пляс пускается нога –
обовьёт народ дурманом,
как туманные стога.
А потом народ притихнет,
а потом народ замрёт:
на Ивана Змей-похитник
о восьми голов ползёт.
Он красавиц отбирает
для постыдного греха…
Пламя дышит и играет
у стального языка.
Змей ползёт к толпе и злится,
а народ лишь только: – Ах! –
он умрёт и превратится
в восемь вышитых рубах.
Восемь молодцев курносых
станут с пальца на каблук.
Расплетут у девок косы –
уведут в зелёный луг.
На земле веселье тает…
В голубые небеса,
как синицы, улетают
молодые голоса.
1979 год