Он проснулся, как всегда, от мерного стука капель в дно каменной ложи. Узкая полоска света высоко над головой, под самым потолком, показывала, что там уже занялся рассвет. Остатки сна уходили вместе со мглой, нехотя отступавшей в углы камеры. Во сне падающие с потолка капли превратились в апрельскую капель, полоска света развернулась в яркий, звонкий весенний день. И воздух цвета горного хрусталя и запах снега, млеющего под ласковыми ладонями солнца, и танцующие в лучах света, отражённых от первых луж, миллионы микробов беспричинного счастья…весна…а потом сразу, без переходов, месяц Травы, Праздник Первого Колоса, родной Вилль в нарядном убранстве…
Переход от сна к яви, от пёстрого разноцветья к сумраку темницы всегда заставлял сжаться в пружину, судорожно всматриваться в окружающую темноту расширенными зрачками…
Самое томительное в его положении было полное неведение относительно срока заточения. Да и причина тоже оставалась для него не вполне ясной. Он был с миссией в северной провинции и только что закончил проповедь в одном из дальних сёл. Осеняя паству знаками Меча и Щита, он двинулся к выходу из соборного дома, и уже у самых дверей шагнули к нему из толпы двое. Один - по виду мелкий торговец, второй был похож на отставного солдата.
- Святой брат, снизойди до просьбы нашей, да будут Меч и Щит вечно с тобой… племянник моего друга, - тут солдат кивнул на торговца, - третий день ничего не ест и не может заснуть. Отведи порчу, буде это в ней дело, сними сглаз, успокой мальчонку…Живём мы в двух милях езды, а экипаж готов…
Закон не позволяет членам Святого братства отказывать просящему, поэтому Удильщик, несмотря на усталость и поздний час безропотно последовал за солдатом и сел в экипаж, запряжённый четвёркой породистых лошадей…Это было последнее, что он запомнил - открывшаяся дверь экипажа, темнота в проёме…и после, без переходов, - темнота камеры, ставшей его жилищем на долгое время. Кто были его таинственные обманщики? Что им было нужно от Удильщика? Эти вопросы оставались без ответа. Задавать их было некому. Единственным живым существом, которого видел Удильщик на протяжении всего этого длительного времени заточения - месяца три по его подсчётам - был тюремщик Уго. Странным было то, что он работал без напарников, и утром, и днём, и вечером приносил Удильщику еду - кашу или баланду. С некоторых пор повелось у них разбавлять рутинный ритуал короткими беседами, которые постепенно увлекали обоих и становились более длительными и содержательными. Уго при этом усиленно делал вид, что тема его интересует постольку, поскольку нужно чем-то заполнить время, в течение которого он убирал чашку и ложку, складывал их в сумку на ремне и
- Скажи мне, Рыбак, - говорил Уго, - почему Самый Старший Брат не всегда использует свой Меч и свой Щит? Разве мало на земле каратаунской бед и несчастий, лихих людей и злобства чёрного, против которых Меч и Щит самое верное оружие? Ты ответь мне, продолжал он с кривой ухмылкой, - но помни - "…ничто меня не остановит в пути стремительном моём, ни горный пик, ни водоём, ни тот Рыбак, что души ловит…" …