ГЛАВА 77 (1942 г)
1 Любовные послания Петрарки
Воспламеняют души и сердца,
Им сотни лет, но щедрости подарков
От верности не видно и конца.
А вот другой водоворот событий,
Где схожим чувствам можно лишь мерцать.
…Хабаровск. Сборы. Начисто побритый,
Не верящий ни в пекло, ни в Эдем,
Политотделец, на ветру сердитом
Напутствовал, готовую к борьбе,
Сибирскую дивизию резерва –
Дивизию бойцов НКВД.
13 Он призывал не за царя и веру,
Хотя по сути это всё – одно,
Но ставил битву за Москву примером,
Что побеждать России суждено,
Что делом правым мы должны гордиться,
И даже вспоминал Бородино…
«Четвёрка шпал» в малиновых петлицах
Лишь добавляла горечи словам
И направляла, словно колесница,
Дивизию к заснеженным полям.
Сибирякам решать судьбу России
Доверили в решающих боях!
25 Они и шли, исполненные силы,
Дарованной просторами тайги.
Их воды величавые крестили –
Не оттого ли крепки те шаги,
Что вынесут страну к добру и свету,
И будут наземь брошены враги!
Они не шельмы с миссией секретной –
Защитники Отечества они!
Но тяжелей, когда за всё в ответе
Тебя молва людская обвинит.
И от неё уж не найти спасенья,
Пусть ты оделся в траурный гранит…
37 Но это - после. Нынче ждать сраженья
И, как гласит святая ипостась,
Ты новое надень без сожаленья:
Земля солдату – воля, а не грязь.
Мы шли в атаку в полушубках новых,
И погибали в новом, не скупясь.
А наши письма в край лесов кедровых
Военная цензура не прочтёт –
Они полны таинственной основы,
Как похоронка…за прошедший год.
Хотя у нас на третий день хоронят,
Но не в боях - у тех другой черёд!...
49 Так вот о письмах: взглядом посторонним
Ну, хоть ты как - а шифра не признать,
Когда же я читаю их сегодня
От автора, то мне дано понять
Всё главное, чем был язык Эзопов,
Что прятался в тени у складок дня.
И правда выступала из окопов –
Какая есть, как соль самой земли,
И никакие в штабе «полиглоты»
Её достать цензурой не могли,
И дома знали всё не понаслышке,
И чувство веры в душах берегли.
61 Все понимали, что фашистам «крышка»,
Вопрос лишь был в количестве потерь.
И в каждом доме даже шалунишки
Притихли в ожидании теперь,
С тревогой ожидая почтальона
И замирая с каждым стуком в дверь.
Очаг хранили матери и жёны
Во все века, и в каждую из войн
Писали письма, словом напряжённым
Не выдавая всех сомнений боль:
«Солдат воюет – дома всё в порядке,
А это значит – жертвовать собой!
73 Кому-кому, а нам жилось несладко:
Работа, дети, старый керогаз,
И времени обычная нехватка –
Всё, как у всех, не опуская глаз.
А чтобы кто в моих словах копался,
Так для него скупых достанет фраз».
Как путник дней, я по волне катался,
По неизбывной памяти волне.
Гостил в окопе, а под звуки вальса
Грустил в таёжной дальней стороне.
Сергеевых одних за сорок с лишним
Я повстречал на проклятой войне,
85 Ершовых – семь (один совсем мальчишка),
Романовы, Васильевы, Буряк,
Метелины, Смирновы, Небылишин,
Семёновых – десятка полтора…
Лишь двести человек в живых осталось –
Дивизия метелью полегла…
И месяцы спустя в домах усталых
То здесь, то там вступала тишина,
Под простынь – зеркала, детишек малых
На руки брали, стоя у окна.
А похоронки по России плыли,
И в каждый дом входила та война!
97 А нам твердят, чтоб мы про всё забыли?..