Ещё одна житейская история. Часть четвёртая

Гульчехра Шарипова Гулчин
         4.

 – На Вас поступило заявление от гражданина Набиева У., вот прочтите, – сухо
 сказал он, протянув лист бумаги.
От прочитанного у Комрона потемнело в глазах.
 – Что это значит? Меня из пострадавшего сделали обвиняемым?
 – Подозреваемым в обвинении – уточнил следователь, – и будет лучше, если Вы
 признаете свою вину.
 – Какую вину? Я не нападал на него, все мои объяснения в протоколе,
 более того я в тот вечер сам подал заявление на Набиева, он со своим другом
 был в наркотическом опьянении, мне дознаватель сказал.
 – И где оно?
 Вопрос следователя оглушил Комрона.
 – Как где? В милиции, у Вас в отделе! От волнения у него пересохло во рту,
 в голове застучали молоточки.
 – Хорошо, я уточню – холодно произнёс следователь, куда-то позвонив и сделав
 запрос. Через несколько минут раздался звонок, выслушав ответ, он, противно
 ухмыляясь сообщил – Вы что-то путаете, никакого заявления от Вас не поступало,
 также не существует и протокол допроса, упомянутый Вами. А вот акт экспертизы
 о нанесённых Вами побоях гражданину Набиеву имеется.

        Буравя Комрона глазами, следователь выдержал паузу и резко поменяв тон с
 холодно-вежливого на угрожающе-грубый продолжил – ты не можешь доказать
 ни одного своего довода. Так что не куда тебе деваться, признавай свою вину
 по-хорошему, пока не поздно.
        Некое подобие улыбки отразилось на его неприятном вытянутом лице. На
 ящерицу похож, отметил про себя Комрон, это последнее, что промелькнуло в его
 сознании.
 
         Ледяной тон и вопиющая несправедливость, исходящий от следователя
 потрясла, сковала Комрона, парализовав его волю, лишив возможности думать. Он
 долго молчал, тщетно пытаясь осмыслить случившееся, но мозг отказывался
 слушаться. Следователь угрожающе стучал кулаком по столу, продолжал задавать
 какие-то вопросы, но они не доходили до него, в ушах стоял сплошной гул,
 голова раскалывалась от дикой боли, в глазах стало черно и  Комрон впал в
 бессознательное состояние.
         Мать неоднократно звонила сыну, но телефон был отключён. Уже четвёртый
 час дня, его с утра не было дома, неужели он до сих пор в милиции, ведь ещё до
 конца не выздоровел, мысли лихорадочно наслаивались одна на другую.
 А может он пошёл на работу? Она набрала номер сотрудника Комрона, но тот
 сообщил, что сына на работе не было. Отчаявшись женщина поехала в милицию,
 спросив у дежурного о следователе Гадоеве, получила ответ, что он выехал на
 происшествие, когда вернётся неизвестно.
        Телефон сына по-прежнему был отключён. Не зная, что делать, она позвонила
 Тамаре и осталась её ждать. Порываясь несколько раз позвонить Сайёре,
 свекровь останавливала себя, вспоминая угрозы её отца.
 
        Увидев вошедшую в вестибюль соседку, она поразилась реакции дежурного,
 который до этой минуты равнодушно поглядывал на ожидающих посетителей, но при
 виде её вскочил с места и отдав ей честь встал, как вкопанный. Тамара узнала,
 что Комрона увезла Скорая помощь. Через пол часа они уже были около палаты,
 городской больницы, где находился Комрон. Лечащий врач сообщил, что у него
 произошёл микроинсульт, состояние среднетяжёлое, принимаются все необходимые
 меры интенсивной терапии. Сейчас он спит и тревожить его нельзя.
 – Тамара Исмаиловна, здравия желаю – раздался чей-то вкрадчивый голос.
 – А, это ты, Гадоев, опять у тебя проблемы? Снова ты и снова в больнице,
 это уже похоже на систему, тебе не кажется?
 – Товарищ полковник, работа такая, сами знаете всякое бывает – пролепетал
 следователь.
 – Кому не повезло на этот раз?
 – Ничего особенного, драка – начал было Гадоев.
 – Драка! Через час весь материал ко мне на стол, ясно? Свободен – жёстко
 прервала  Тамара, подавленный её суровым взглядом следователь, отдав честь ушёл,
 затем,обратилась к соседке – всё не волнуйтесь, садитесь в мою машину, Вас
 отвезут домой и постарайтесь отдохнуть пожалуйста, встретимся дома.

 Возвращаясь домой, мать Комрона не могла прийти в себя от увиденного,
 значит Тамара большой чиновник в органах, а я-то думала она простой юрист,
 такая скромная и отзывчивая, вот, как бывает оказывается, столько лет живём
 соседями, а ничего друг про друга не знаем, даже по отчеству к ней не
 обращались. Да воздастся ей за доброе сердце.

 Сайёра в обществе своей матери и её подруги Кимьё пили чай с пирожными и
 обсуждали последние новости городского бомонда.
 – Ну что, Сайёрочка, как твоя семейная жизнь? – спросила Кимьё, – как
 любопытная свекровь?
 Сайёра потупилась, не зная, что сказать, тему о своих семейных неприятностях с
 ней обсуждать не хотелось из боязни огласки.
 – Да, ничего, Кимьёджон, живут потихоньку – ответила за дочь мать Сайёры.
 – А между прочим Азим Нуруллаевич, очень хвалил твою свекровь, отмечал её
 грамотность и порядочность, я аж чуть не заревновала, ну, куда ей со мной
 тягаться, она просто рабочая лошадка, – самодовольно рассмеялась
 Кимьё – кому-то трудиться, а кому-то веселиться, мне приятней второе.
 И тебе, Сайёра советую брать от жизни всё лучшее.

 Беседа между женщинами ещё долго продолжалась в лёгкой и непринуждённой
 обстановке, пока не была прервана телефонным звонком. Ответила мать Сайёры,
 спрашивали из милиции о местонахождении главы семейства, побледнев
 она сообщила, что он в командировке и должен приехать на следующий день,
 отключив трубку она встревоженно посмотрела на дочь, но ничего перед гостьей
 не сказала. Наконец, проводив Кимьё, она сообщила дочери, что отца
 вызывают в милицию.
 – Из-за Комрона, наверное – предположила дочь, – помнишь папа рассказывал,
 что Умеда уже выпустили и теперь Комрону несдобровать. Мне сразу эта затея не
  понравилась – в сердцах сказала Сайёра.
 – Ну, ты же помнишь, как папа уговаривал его забрать это дурацкое заявление,
 но ведь наш зять такой принципиальный, сам полез на рожон. И против кого полез,
 против отца Умеда!
 
 Сайёре вся эта история была очень неприятна. Надо же, как всё   
 обернулось против неё. Мало того, что Комрон столько обидного высказал,
 так ещё и Умед объявил её виновной в конфликте. Лучше бы не звонил вообще,
 зло подумала она, вспоминая его слова.
 – Ты, что за спектакль устроила, – кричал ей Умед в трубку, две недели   
 морочила мне голову, а сама замужем, оказывается.
 Столько проблем создала, идиотка!
 – Но ведь и ты женат, оказывается – съязвила она. Зря съязвила. Умед облил её
 грязью по уши, пришлось бросить трубку.

          За прошедшее время она остро осознала свою ошибку, поняла насколько
 была неправа, несколько раз собиралась позвонить Комрону, но было стыдно,
 очень стыдно. И что я нашла в этом Умеде? Позарилась на его слащавые речи,
 действительно идиотка. Сегодня угрызения совести настолько её замучили,
 что она решилась позвонить свекрови. Трубку долго не поднимали, наконец,
 раздался её усталый голос.
 – Мамочка, здравствуйте, – срывающимся голосом произнесла Сайёра, – я очень,
 очень виновата перед Вами и перед Комроном, простите меня, если сможете.
 Свекровь тяжело вздохнула и отключила телефон.

          Тамара Исмаиловна быстро разоблачила преступные намерения следователя,
 т.к. ещё неделю назад взяла на контроль заявление Комрона и протокол
 допроса с места происшествия, пригодились и фото следов побоев Комрона,
 отснятых Тамарой. В отношении Гадоева открыто служебное расследование,
 однако опыт подсказывал, что следы ведут далеко вверх и проверка ограничится
 очередным увольнением «стрелочника».
          Но больше всего в этой истории тревожило состояние здоровья Комрона,
 уже пятый день, как он впал в кому, врачи делают всё возможное, но пока
 безрезультатно. Бедная мать его извелась, она целыми днями просиживала
 в палате с сыном и тихо разговаривала, разговаривала с ним о чём-то.
 Хорошо, что сегодня удалось её уговорить поспать в соседней палате.

          Тамара была расстроена
 Заварив себе любимый кофе, она вдохнула ароматный запах напитка,
 но к удивлению обычного удовольствия, не испытала, из головы не выходила
 эта история с Комроном.
         Она давно знала семью соседей, скромных интеллигентных, отзывчивых
 людей,  Комрон вырос на её глазах, такой славный, приветливый парень.
 Своих детей у них с мужем не было и соседские мальчик с сестрой всегда были
 желанными гостями в их доме. Супруг Тамары геолог, часто уезжал в длительные
 экспедиции в горы, однажды по дороге на работу она, неудачно оступившись,
 сломала правую руку. Муж был в отъезде, и семья соседки до его возвращения
 взяла полное шефство над ней. Комрон бегал в аптеку, в магазин, выносил мусор,
 безотказно помогал во всём.

        А, теперь он там, за дверью реанимационного отделения находится между
 жизнью и смертью. Тамара отодвинула чашку с остывшим кофе.
 Полученный стараниями следователя сильнейший стресс на фоне недавней травмы
 головы, губительно сказались на его здоровье. Конечно, Гадоев понесёт
 ответственность, но поможет ли это Комрону.
        Поднимись парень, поднимись мысленно обращалась к нему Тамара, не
 оставляй свою мать. Внезапный телефонный звонок прервал ход её мыслей.
 – Тамара Исмаиловна, – раздался голос доктора, – состояние парня резко
 ухудшилось, его мать…
 – Еду, – прервав врача на полуслове, выкрикнула она.

В коридоре больницы она увидела рыдающую Сайёру с родителями,
 безутешная мать была в палате, нет, она не кричала, не билась, вцепившись
 мёртвой хваткой в руку сына, женщина не мигая смотрела на его лицо и без конца
 повторяла одно и то же – не уходи, не уходи, не уходи. Врачи безуспешно
 пытались её увести, но она не двигалась с места, она ничего и никого
 не слышала, была похожа на безумную. До прихода Тамары ей сделали укол,
 который стал оказывать действие, обняв женщину, она всё-таки помогла расцепить
 её руки и увести из палаты. Сайёра кинулась помочь свекрови и, усадив её на
 кресло, уткнулась ей в колени, вымаливая прощение. Родители девушки растерянно
 стояли рядом, не зная, что делать.

         А врачи тем временем отчаянно боролись за жизнь Комрона, он уже восемь
 минут находился в состоянии клинической смерти, в которую впадал второй
 раз за вечер. Нервы у всех были напряжены. Вдруг из палаты вышла одна из
 медсестёр, и начала молиться, к ней присоединились родители невестки, все, кто
 находился рядом, и даже посторонние люди.
 Тамара заметила в конце коридора двоих парней, они молились стоя на коленях.
 Кто бы это мог быть удивлённо подумала она,но её отвлёк чей-то
 радостный возглас, заработало сердце! Все, не сговариваясь сгрудились возле
 дверей палаты, прошло ещё несколько минут и к ним вышел доктор.
 – Ну, вот вытащили парня, – устало проговорил он, – заходить к нему нельзя
 до завтра. Все идите по домам.
Мать Комрона не хотела оставлять сына, но Тамара сумела убедить её
 вернуться домой.
 
         Через неделю парня перевели в общую палату, он постепенно шёл на
 поправку. К тому времени прояснились обстоятельства дела. Отец Сайёры, выполняя
 поручение своего влиятельного друга - замять дело, договорился со следователем
 Гадоевым оказать воздействие на несговорчивого зятя.
        По сценарию, напуганный Комрон даёт признательные показания, но Умед
 прощает его и дело заканчивается прекращением на основании примирения сторон.
 Но всё пошло не так. Комрон едва не погиб. Незадачливый тесть оказался вместе
 с Умедом и его напарником под подпиской о невыезде, Гадоев от должности был
 отстранён.

         Сайёра неоднократно пыталась поговорить с мужем, но он категорически
 отказывался с ней встречаться. Отчаявшись она написала ему письмо, полное боли
 и просьбы о прощении, но Комрон был непоколебим. Его матери было жаль келин,
 несмотря на доставленные ею проблемы, но зная характер сына не вмешивалась,
 пусть сам решит, посчитала она.

         Комрона выписали из больницы через месяц, но с условием строгого
 постельного режима, о работе не может быть и речи до полного восстановления
 здоровья, с этими словами проводил его доктор.
 Мать вместе с Тамарой и её мужем забрали парня и привезли домой, где ждал
 празднично накрытый стол. Впервые за много дней женщина была по-настоящему
 счастлива, она выразила искреннюю благодарность супружеской чете.
  – Вы для нас не просто соседи, вы для нас родные и дорогие сердцу люди, – со
 слезами на глазах сказала она.
Раздавшийся звонок входной двери прервал её. На пороге квартиры оказался
 отец Сайёры вместе с незнакомым солидным мужчиной, слегка растерявшись мать
 Комрона пригласила их пройти в гостиную. Тесть представил спутника отцом Умеда,
 того самого влиятельного и известного друга, о котором так много говорил.
 Но на Комрона этот факт не возымел действия, лицо его оставалось
 непроницаемым и холодным.
 – Прошу меня простить за моего непутёвого сына – произнёс неожиданный гость, –
 он совершил много ошибок и искренне раскаивается в содеянном, я готов полностью
 возместить все расходы за лечение.
 – Комрон, сынок, можно Умед зайдёт, ты не будешь возражать? – произнёс тесть,
 вид его был жалким и виноватым. Он бы хотел перед тобой извиниться сам.

       Возникла неловкая пауза.
 – Вы здесь для того чтобы я забрал своё заявление? – резко спросил Комрон.
 – Не скрою, это одна из целей нашего визита, надеюсь, что ты окажешься
 великодушным человеком и дашь шанс моему сыну, а заодно и тестю избежать тюрьмы.
 – И следователь Гадоев будет продолжать совершать недозволенные методы, чтобы
 калечить подозреваемых?
 – Он уволен из органов, – поторопился сообщить новость тесть.
 – Благодаря Вам?! – Голос Комрона гневно зазвенел.
 – Мой сын Умед будет отправлен в армию, – слово за тобой Комрон,– продолжил
 гость. Да, понимаю через что тебе пришлось пройти и очень сожалею об этом,
 поверь. И Умед сильно изменился за прошедшее время. Он каждый день приезжал к
 тебе в больницу и справлялся о твоём здоровье, не замечал раньше за ним такого.
 Если не простишь, пойму. Я всё равно решу вопрос, вытащу и сына с другом, и
 твоего тестя. Возможности позволяют. Но мне важно твоё прошение, не хочу,
 чтобы этот грех повис на нашей семье. Умед уже поплатился, его маленький сын
 родился мёртвым, жена в тяжёлом состоянии.

 При этих словах хмурое лицо Комрона дрогнуло.
 – Пусть зайдёт – глухо промолвил он. Вид Умеда поразил его, от наглого
 самодовольного типа с лощёной физиономией ничего не осталось.
 Перед ним стоял измученный худой человек с потухшим взглядом.
 – Я не прошу тебя забрать заявление, Комрон, пусть будет тюрьма, заслужил, – с
 горечью произнёс он, – только прости меня за всё, если сможешь.
 Тамара узнала его, одного из двух парней, на коленях, молившихся в
 коридоре больницы в ту страшную ночь, когда Комрон находился в критическом
 состоянии.
 Мать же, обеспокоенно взглянув на побледневшего сына, предложила всем присесть,
 потому, как весь разговор вёлся стоя.
 – Извините, но Комрону нельзя нервничать, не могли бы вы отложить этот разговор
 на более поздний срок…
 – Ничего, мама, я в порядке, – произнёс Комрон и вышел в другую комнату.
 Вскоре вернулся, протянул отцу Умеда заявление об отзыве своего обращения о
 возбуждении уголовного дела и сказал: – я давно простил Вашего сына. За время,
 проведённое в больнице, о многом думал и многое понял, наверное, повзрослел.
 В полной тишине был слышен звук, мерно работающих часов.
 – Теперь вынужден вас оставить – и с этими словами Комрон вышел из комнаты.
 Нежданные гости ушли. Тамара, помогая убирать посуду со стола спросила о
 Сайёре.
 – Ох, не знаю, Тамарочка, по мне, так лучше бы помирились, жаль её вон,
 как убивается, но Комрона не уговорить, слишком она его обидела.

 Наступил сентябрь, а с ним долгожданное разрешение доктора о выходе на
 работу. Коллеги радостно приветствовали его, и он с пущим интересом погрузился
 в работу, стараясь наверстать упущенное трёхмесячное отсутствие.
 Умед в осенний призыв действительно ушёл в армию, оказавшись в самой
 отдалённой воинской части республики, в Мургабе.
 Сайёра так и не смогла добиться прощения мужа, их брачные отношения были
 расторгнуты Загсом, по грустному стечению обстоятельств совпавшим с днём
 регистрации их, оказавшегося таким неудачным брака.

  Так грустно завершилась очередная житейская история.

 июнь 2020г.